Трагедия русских писателей. Репрессированные писатели и поэты

Преследование творческой интеллигенции достигло огромных масштабов при Сталине – но с его смертью оно не закончилось

В 1966 году 10 февраля начался суд над писателями Андреем Синявским и Юлием Даниэлем . Их обвиняли по 70-й статье УК РСФСР «антисоветская агитация и пропаганда». Тем самым пришедший к власти Леонид Брежнев дал всем понять, что больше с нелояльной интеллигенцией нянчиться не будут. Но впервые люди набрались смелости и заявили о своем протесте, более того, они вышли на митинг. Этот процесс можно назвать отправной точкой советского диссидентства. сайт вспомнил самые громкие суды над писателями и поэтами и преследования, которым они подвергались в СССР.

До «оттепели»

Гонения на поэтов и писателей начались еще при Сталине. Среди тех, кто подвергался им, – классики отечественной литературы, каковыми они считаются сегодня. Поэт и переводчик Николай Заболоцкий в 1938 году был осужден на пять лет. Однако после лагерей был еще отправлен в ссылку на дальневосточные стройки. В Москву Николай Алексеевич смог вернутся только в 1946 году, тогда же и восстановился в Союзе писателей. Заболоцкого реабилитировали через пять лет после его смерти в 1963 году.

Первый раз Осипа Мандельштама арестовали в 1934-м и вместе с женой отправили в ссылку под Пермь. По тем временам это было довольно мягкое наказания за сочинение и чтение антисталинской эпиграммы «Мы живём, под собою не чуя страны». Благодаря заступничеству людей, облеченных властью, супругам смягчили наказание и разрешили переехать в Воронеж.

В мае 37-го Осип и Надежда Мандельштам уже были в столице. Но свободой поэт наслаждался недолго. В 1938-м его арестовали во второй раз и отправили по этапу на Дальний Восток. 27 декабря 1938 года один из величайших поэтов XX века умер от тифа в пересыльной тюрьме. Могилу Осипа Эмильевича до сих пор не нашли.

Даниил Хармс умер во время блокады Ленинграда в психбольнице при «Крестах» 2 февраля 1942 года. Впервые в тюрьму поэт попал в 31-м, когда арестовали сразу троих – Хармса, Игоря Бахтерева и Александра Введенского . Им предъявили, что они состояли в «антисоветской группе писателей» и отправили на три года в лагеря.

В 1941 году Хармса арестовали за «клеветнические и пораженческие настроения». Чтобы избежать расстрела, поэт пытался изобразить из себя сумасшедшего, в результате чего был приговорен к содержанию в психиатрической больнице. Там он прожил меньше года.

Варлама Шаламова как «социально вредного элемента» приговорили к 3 годам лагерей в 1929 году. В 37-м вновь был осужден, только теперь за «контрреволюционную троцкистскую деятельность» он получил пять лет. В 1943-м, за то, что Шаламов назвал Бунина русским классиком, писатель был отправлен в лагеря на десять лет. Официально за «антисоветскую деятельность». Через три года после смерти Сталина был реабилитирован и вернулся в Москву. Его главным трудом стали «Колымские рассказы», повествующие о всех ужасах сталинских лагерей.

Еще один нобелевский лауреат по литературе Александр Солженицын закончил войну 2 февраля 1945 года в звании капитана. Победу фронтовик встречал в Лубянской тюрьме. Он был лишен воинского звания и приговорен к 8 годам лагерей, в Новом Иерусалиме под Москвой. А в феврале 53-го писатель оказался на «вечном ссыльнопоселении» в Казахстане, в небольшом селе, где работал учителем математики и физики.

Через три года Солженицына освободили, в 57-м – реабилитировали. С этого момента он поселился в Рязани, где также преподавал. Однако Александр Исаевич умудрился не угодить и новой власти. В 1974 году за «Архипелаг Гулаг» писатель был лишен советского гражданства, обвинен в измене Родине и выслан из страны.

Это далеко не полный список писателей и поэтов, ставших жертвами сталинских репрессий. Литература тогда навсегда лишилась Бориса Пильняка , Бориса Корнилова , Исаака Бабеля и других талантливых авторов.

Процесс Синявского и Даниэля

Андрея Синявского и Юлия Даниэля КГБ арестовал еще в начале сентября 1965 года. Синявский считался одним из ведущих критиков журнала «Новый мир», преподавал в Школе-студии МХАТ и работал в Институте мировой литературы имени Горького . Даниэль переводил произведения писателей из республик СССР и писал сам.

Они познакомились в 53-м. Часто встречались, читали друг другу свои повести и рассказы, конечно же, обсуждали сталинские репрессии. После ареста их обвинили в антисоветчине. Почти год длилось следствие. В это время было написано знаменитое «письмо 63-х», в котором в защиту друзей свои подписи поставили такие известные люди, как Ахмадулина, Тарковский, Окуджава, Нагибин и многие другие – всего 63 человека. В «Таймс» опубликовали обращение к советскому правительству, в котором писатели Франции, США, Германии, Италии и Англии просили освободить Даниэля и Синявского. Более того, в Москве был организован «митинг гласности».

В начале декабря 1965 года на Пушкинской площади собрались около 200 человек. И хотя их разогнали через несколько минут, а организаторов арестовали, это было громкое заявление о несогласии с властью. Митинг стал первой чисто политической демонстрацией в Советском Союзе.

Долгое время КГБ не мог установить, кто именно скрывался за псевдонимами Абрам Терц и Николай Аржак , чьи же книги издавались на Западе и обличали сталинский режим. Говорят, что писателей выдал друг и одноклассник Синявского. Этот агент как-то в милой беседе подал Даниэлю идею, которую он воплотил в повести «Говорит Москва». И когда по радио «Свобода» читали произведение таинственного Николая Аржака, доносчик сразу же узнал сюжет и вычислил автора.

После этого Синявского и Даниэля арестовали. Несмотря на возмущение общественности, как советской, так и зарубежной, писателям дали жесткое наказание: Синявского приговорили к 7 годам строго режима, Даниэля к 5 годам лагерей. Синявский вышел на свободу досрочно в июне 1971-го. А через два года уехал преподавать в Сорбонну. Андрей Донатович умер в 71 год в Париже.

Даниэль освободился в 70-м году и долгое время жил в ссылке, в Калуге, после возращения в Москву начал публиковаться под псевдонимом Юрий Петров . Юлий Маркович Даниэль умер в возрасте 63 лет в Москве.

Борис Пастернак

В 1957 году в Италии, Голландии и Великобритании был опубликован роман «Доктор Живаго » Бориса Пастернака . В СССР это произведение было воспринято негативно, подверглось жесткой критике и запрету. В этом же году писателя в третий раз выдвинули на Нобелевскую премию, а осенью 58-го Пастернак стал вторым после Ивана Бунина русским автором, получившим высокую награду. С этого момента в СССР началась травля Бориса Леонидовича. Роман на Президиуме ЦК КПСС признали клеветническим, а решение Нобелевского комитета - попыткой втянуть страну в очередную холодную войну.

В газетах посыпались как горох изобличающие статьи. По всей стране прокатились собрания трудящихся, осуждающие автора. На писательских заседаниях всех уровней требовали выслать Бориса Леонидовича из страны. На предприятиях, заводах, госучреждениях прошли митинги возмущенных граждан, которые обвиняли автора в предательстве и «моральном падении».

На четвертый день после вручения премии Пастернака исключили из Союза писателей СССР. В результате такого давления Борис Леонидович отправил в Швецию телеграмму, в которой отказывался от премии. И тогда КГБ предложил автору сделку: он публично через «Правду» пишет покаянное обращение, и тогда его оставляют в стране и разрешают работать переводчиком. Писатель согласился. Эта травля серьезно сказалась на здоровье Бориса Леонидовича. И 30 мая 1960 года он умер.

Иосиф Бродский

Когда я с честью пронесу
Несчастий бремя,
Означится, как свет в лесу,
Иное время.
Борис Пастернак

23 ноября 1957 г. в Милане в издательстве Дж. Фельтринелли был опубликован роман Бориса Леонидовича Пастернака «Доктор Живаго». Спустя год после публикации романа, 23 октября 1958 г., Пастернаку была присуждена Нобелевская премия по литературе «за значительные достижения в современной лирической поэзии, а также за продолжение традиций великого русского эпического романа». Однако прошло много лет, прежде чем русский читатель познакомился с этой запрещенной в СССР книгой.

Перипетии истории издания романа и кампания травли его автора, развернувшейся после решения членов Шведской академии, сами достойны пера романиста. Эти события освещалась в воспоминаниях, литературоведческих трудах, в публикациях документов из личных архивов. Многие годы под спудом лежали официальные документы «крестового похода» против поэта. Не зная содержания этих документов, о многом, что происходило за кулисами власти, можно было только догадываться. Решения о судьбе Пастернака принимались в ЦК КПСС, здесь против него разрабатывались политические и идеологические акции. Хрущев, Брежнев, Суслов, Фурцева и другие властители лично знакомились с прошлым поэта, его отношениями с людьми, по перехваченным обрывкам высказываний, выдержкам из писем и произведений принимали решения, выносили не подлежащие обжалованию приговоры. Активнейшую, а в определенном смысле и решающую роль во всей этой истории играли советские спецслужбы.

Эпоха, с легкой руки Ильи Эренбурга получившая название «оттепели», обернулась «заморозками». Оказалось, что нужно не так много, чтобы в ее разгар на человека, опубликовавшего художественное произведение за границей и тем нарушившего неписаное «идеологическое табу», обрушилась вся мощь государства. Об этом свидетельствуют документы Президиума (Политбюро) и Секретариата ЦК КПСС, аппарата ЦК КПСС и документы, присланные на Старую площадь из КГБ, Генеральной прокуратуры, МИД, Главлита, из Союза писателей СССР. Эти документы читали, на них оставили свои резолюции и пометы высшие руководители страны.

В июне 1945 г. Пастернак писал: «Я почувствовал, что только мириться с административной росписью осужденного я больше не в состоянии и что сверх покорности (пусть и в смехотворно малых размерах) надо делать что-то дорогое и свое, и в более рискованной, чем бывало, степени попробовать выйти к публике». Позднее, 1 июля 1956 г., оглядываясь назад, он писал Вяч. Вс. Иванову, что еще во время войны почувствовал необходимость решиться на что-то, что «круто и крупно отменяло все нажитые навыки и начинало собою новое, леденяще и бесповоротно, чтобы это было вторжение воли в судьбу… это было желание начать договаривать все до конца и оценивать жизнь в духе былой безусловности, на ее широких основаниях».

Писатель убеждал себя и близких в том, что «нельзя до бесконечности откладывать свободного выражения настоящих своих мыслей». В романе он хотел дать «исторический образ России за последнее сорокапятилетие», выразить свой взгляд на искусство, «на Евангелие, на жизнь человека в истории и на многое другое». Первый замысел произведения «о всей нашей жизни от Блока до нынешней войны» писатель хотел воплотить за короткий срок, в течение нескольких месяцев. Задача тем более грандиозная, что до сих пор у писателя был небольшой прозаический опыт – написанные им до войны автобиографическая «Охранная грамота» и повесть «Детство Люверс».

Однако внешние события не позволили реализовать этот план. В послевоенных идеологических кампаниях нашлось место и Пастернаку. Об «отрыве от народа», «безыдейности и аполитичности» его поэзии заговорили сразу после постановления ЦК ВКП(б) о журналах «Звезда» и «Ленинград». Пример подал в своих выступлениях первый секретарь Союза писателей Александр Фадеев. В резолюции президиума Союза писателей Пастернак объявлялся «далеким от советской действительности автором», не признающим «нашей идеологии». В газетах появились разгромные статьи. Весной 1947 г. Алексей Сурков в официозе «Культура и жизнь» «припечатал» поэта словами о «скудности духовных ресурсов», «реакционности отсталого мировоззрения» и выводом о том, что «советская литература не может мириться с его поэзией».

Выдвижение кандидатуры Пастернака на соискание Нобелевской премии только подлило масла в огонь. Кампания борьбы с «космополитизмом» 1948 г. затронула и Пастернака. В результате была остановлена публикация его сочинений. Тираж «Избранного», подготовленного в издательстве «Советский писатель» в 1948 г., пустили под нож, была прекращена редакционная подготовка «Избранных переводов». Одной из подспудных причин послевоенных гонений, возможно, были и сведения о новом романе. Первые четыре главы давались для прочтения знакомым и друзьям. Один экземпляр был с оказией переправлен сестрам в Англию.

После смерти Сталина журнал «Знамя» напечатал подборку стихотворений Пастернака из романа, Союз писателей устроил обсуждение перевода «Фауста» Гете, Николай Охлопков и Григорий Козинцев предлагали подготовить редакцию перевода для постановки. Публикация стихотворений в журнале предварялась авторским анонсом о романе, который «предположительно будет дописан летом», обозначены и его хронологические рамки – «от 1903 до 1929 года, с эпилогом, относящимся к Великой Отечественной войне», назван герой – мыслящий врач Юрий Андреевич Живаго.

Новый, 1956 г. сулил много перемен. Доклад Хрущева на XX съезде КПСС с осуждением «культа личности» Сталина, казалось, перевернул страницу истории. С либерализацией общественной и культурной жизни появились предложения напечатать роман в журналах, отдельным изданием в Госиздате, куда были переданы рукописи. Сведения о романе стали просачиваться и за границу. Автор отдал рукопись романа для публикации в Варшаве и автору передачи на радио, члену итальянской компартии Серджио д"Анджело для миланского издателя-коммуниста Дж. Фельтринелли. В ответ на письмо издателя о желании перевести и опубликовать роман Пастернак дал согласие на публикацию, предупреждая, что «если обещанная многими журналами публикация романа здесь задержится и вы ее опередите, положение мое будет трагически трудным. Но мысли рождаются не для того, чтобы их таили или заглушали в себе, но чтобы быть сказанными».

Пока шли разговоры об издании, вновь началось «похолодание». Первыми его признаками стали «разъяснение» в печати, как следует правильно понимать решения XX съезда, и выведение на чистую воду «отдельных гнилых элементов», которые «под видом осуждения культа личности пытаются поставить под сомнение правильную политику партии». Вскоре появилось постановление Секретариата ЦК КПСС о журнале «Новый мир», осудившее поэму Твардовского «Теркин на том свете» и «неправильную линию журнала в вопросах литературы».

В сентябре журнал «Новый мир» отказался от публикации романа. В письме-рецензии, подписанном Лавреневым, Симоновым, Фединым и другими членами редколлегии, говорилось, что о публикации произведения «не может быть и речи». Главным препятствием были не эстетические расхождения с автором, а «дух неприятия социалистической революции», его убеждение, что «Октябрьская революция, Гражданская война и связанные с ними последующие социальные перемены не принесли народу ничего, кроме страданий, а русскую интеллигенцию уничтожили или физически, или морально».

1 декабря имя Пастернака уже фигурирует в записке Отдела культуры ЦК КПСС «О некоторых вопросах современной литературы и о фактах неправильных настроений среди части писателей». В записке сообщалось, что это произведение, отданное в журнал «Новый мир» и в Госиздат, «проникнуто ненавистью к советскому строю». В той же записке в числе «безыдейных, идеологически вредных произведений» упоминался роман В. Дудинцева «Не хлебом единым», стихотворения Р. Гамзатова, Е. Евтушенко и др.

В ЦК КПСС еще питали надежду, что Пастернак после проведенных с ним «бесед» серьезно переработает роман и остановит его публикацию в Италии, поэтому Гослитиздат 7 января 1957 г. заключил с автором договор об издании «Доктора Живаго». О подоплеке подписания договора вспоминал главный редактор Гослитиздата Пузиков. В Гослитиздате началась работа редакторов по «излечению» «Доктора Живаго», хотя Пастернак откровенно написал главному редактору: «Я не только не жажду появления „Живаго“ в том измененном виде, который исказит или скроет главное существо моих мыслей, но не верю в осуществление этого издания и радуюсь всякому препятствию». Под давлением властей Пастернак согласился послать телеграмму Фельтринелли с просьбой не издавать роман до 1 сентября – даты выхода в свет романа в Москве.

Француженка Жаклин де Пруайяр, приезжавшая на стажировку в Московский университет, добилась у Пастернака разрешения ознакомиться с рукописью романа и предложила свою помощь в переводе его на французский язык для опубликования в издательстве «Галлимар». Пастернак написал Жаклин де Пруайяр доверенность для ведения дел по изданию своего романа за границей.

В июле появилась первая публикация двух глав и стихотворений в польском журнале «Opinii», переведенных редактором журнала поэтом Северином Полляком. Как только в конце августа информация об этом дошла до ЦК КПСС, по указанию секретаря ЦК Суслова Отдел культуры ЦК КПСС подготовил телеграмму советскому послу, в которой «польским товарищам» предлагалось прекратить публикацию и подготовить критические выступления в партийной печати. Еще раньше Секретариату Союза писателей были даны указания «принять меры».

Пастернак описал эту историю в письме от 21 августа к Нине Табидзе, вдове расстрелянного грузинского поэта Тициана Табидзе: «Здесь было несколько страшных дней. Что-то случилось касательно меня в сферах, мне недоступных. Видимо, Хрущеву показали выборку всего самого неприемлемого в романе. Кроме того (помимо того, что я отдал рукопись за границу), случилось несколько обстоятельств, воспринятых тут с большим раздражением. Тольятти предложил Фельтринелли вернуть рукопись и отказаться от издания романа. Тот ответил, что скорее выйдет из партии, чем порвет со мной, и действительно так и поступил. Было еще несколько мне не известных осложнений, увеличивших шум.

Как всегда, первые удары приняла на себя О.В. [Ивинская]. Ее вызвали в ЦК и потом к Суркову. Затем устроили секретное расширенное заседание Секретариата Президиума ССП по моему поводу, на котором я должен был присутствовать и не поехал, заседание характера 37-го года, с разъяренными воплями о том, что это явление беспримерное, и требованиями расправы […]. На другой день О.В. устроила мне разговор с Поликарповым в ЦК. Вот какое письмо я отправил ему через нее еще раньше, с утра:

[…] Единственный повод, по которому мне не в чем раскаиваться в жизни, это роман. Я написал то, что думаю, и по сей день остаюсь при этих мыслях. Может быть, ошибка, что я не утаил его от других. Уверяю Вас, я бы его скрыл, если бы он был написан слабее. Но он оказался сильнее моих мечтаний, сила же дается свыше, и, таким образом, дальнейшая судьба его не в моей воле. Вмешиваться в нее я не буду. Если правду, которую я знаю, надо искупить страданием, это не ново, и я готов принять любое“.

П[оликарпов] сказал, что сожалеет, что прочел такое письмо, и просил О.В. разорвать его на его глазах. Потом с П. говорил я, на другой день после этого разговора разговаривал с Сурковым. Говорить было очень легко. Со мной говорили очень серьезно и сурово, но вежливо и с большим уважением, совершенно не касаясь существа, то есть моего права видеть и думать так, как мне представляется, и ничего не оспаривая, а только просили, чтобы я помог предотвратить появление книги, то есть передоверить переговоры с Фельтринелли Гослитиздату, и отправил просьбу о возвращении рукописи для переработки».

Нажим на писателя усилился с разных сторон. Ольга Ивинская упросила Серджио д"Анджело воздействовать на Пастернака, чтобы тот подписал требуемую телеграмму Фельтринелли. Их усилия в конце концов увенчались успехом. Текст телеграммы, составленной в ЦК, он подписал. Одновременно через молодого итальянского слависта Витторио Страда, приехавшего на Московский фестиваль молодежи и студентов, он передал Фельтринелли, чтобы тот не обращал внимания на телеграмму и готовил издание романа.

В Москву приехал итальянский переводчик романа Пьетро Цветеремич, во внутренней рецензии для Фельтринелли оценивший роман как «явление той русской литературы, которая живет вне государства, вне организованных сил, вне официальных идей. Голос Пастернака звучит так же, как звучали в свое время голоса Пушкина, Гоголя, Блока. Не опубликовать такую книгу – значит совершить преступление против культуры».

ЦК не оставлял попыток остановить издание. К этому было подключено Всесоюзное объединение «Международная книга», торговые представители СССР во Франции и Англии. Алексей Сурков в октябре 1957 г. был послан в Милан для переговоров с Фельтринеллли и с очередным «письмом» Пастернака. Федор Панферов, проходивший курс лечения в Оксфорде, завязал знакомство с сестрами Пастернака и запугивал их тяжелыми последствиями, которые может вызвать публикация романа в издательстве «Коллинз».

Пастернак писал 3 ноября Жаклин де Пруайяр: «Как я счастлив, что ни Г[аллимар], ни К[оллинз] не дали себя одурачить фальшивыми телеграммами, которые меня заставляли подписывать, угрожая арестом, поставить вне закона и лишить средств к существованию, и которые я подписывал только потому, что был уверен (и уверенность меня не обманула), что ни одна душа в мире не поверит этим фальшивым текстам, составленным не мною, а государственными чиновниками, и мне навязанными. […] Видели ли Вы когда-нибудь столь трогательную заботу о совершенстве произведения и авторских правах? И с какою идиотскою подлостью все это делалось? Под гнусным нажимом меня вынуждали протестовать против насилия и незаконности того, что меня ценят, признают, переводят и печатают на Западе. С каким нетерпением я жду появления книги!»

В ноябре 1957 г. роман увидел свет. Выход романа поднял бурю зарубежных публикаций. В западной прессе стала обсуждаться возможность выдвижения Пастернака на Нобелевскую премию. Альбер Камю 9 июня 1958 г. писал Пастернаку, что в его лице он нашел ту Россию, которая его питает и дает ему силы. Писатель прислал издание своих «Шведских речей», в одной из которых он упоминал «великого Пастернака», а позднее как нобелевский лауреат поддержал выдвижение Пастернака на Нобелевскую премию 1958 г.

Но пока непреодолимым препятствием для такого выдвижения казалось отсутствие издания романа на языке оригинала. Здесь неожиданная помощь пришла со стороны голландского издательства «Мутон», начавшего в августе 1958 г. печатать роман на русском языке. Считая издание незаконным, Фельтринелли потребовал, чтобы на титульном листе проставили гриф его издательства. Было напечатано только 50 экземпляров (Фельтринелли, разослав их по издательствам, обеспечил себе всемирные авторские права). Так были устранены юридические препятствия для выдвижения кандидатуры Пастернака.

Пастернак предчувствовал, чем может для него закончиться история с изданием романа. 6 сентября 1958 г. он писал Жаклин де Пруайяр: «Вы должны выработать свое отношение к тем неподвластным нам изменениям, которым подвергаются иногда наши планы, самые, казалось бы, точные и неизменные. При каждой такой перемене возобновляются крики о моем страшном преступлении, низком предательстве, о том, что меня нужно исключить из Союза писателей, объявить вне закона… Я боюсь только, что рано или поздно меня втянут в то, что я мог бы, пожалуй, вынести, если бы мне было отпущено еще пять-шесть лет здоровой жизни».

На Старой площади загодя готовились к этому событию. 23 октября Пастернак получил телеграмму от секретаря Нобелевского фонда А. Эстерлинга о присуждении ему премии и отправил телеграмму, в которой благодарил Шведскую академию и Нобелевский фонд: «Бесконечно признателен, тронут, горд, удивлен, смущен». В тот же день Президиум ЦК КПСС по записке Суслова принял постановление «О клеветническом романе Б. Пастернака», в котором присуждение премии признавалось «враждебным по отношению к нашей стране актом и орудием международной реакции, направленным на разжигание холодной войны». В «Правде» был опубликован фельетон Заславского «Шумиха реакционной пропаганды вокруг литературного сорняка» и редакционная статья «Провокационная вылазка международной реакции».

Одним из пунктов кампании было предложение Суслова: «…через писателя К. Федина объяснить Пастернаку обстановку, сложившуюся в результате присуждения ему Нобелевской премии, и посоветовать Пастернаку отклонить премию и выступить в печати с соответствующим заявлением». Переговоры с Пастернаком не принесли результатов, и было назначено заседание правления Союза писателей с повесткой «О действиях члена СП СССР Б. Пастернака, несовместимых со званием советского писателя».

25 октября состоялось заседание партийной группы президиума СП, 27-го – совместное заседание президиума правления Союза писателей СССР, бюро Оргкомитета Союза писателей РСФСР и президиума правления Московского отделения Союза писателей РСФСР.

В отчете ЦК о заседании скрупулезно сообщалось, кто из писателей и по какой причине отсутствовал. Сообщалось, что по болезни отсутствовали Корнейчук, Твардовский, Шолохов, Лавренев, Гладков, Маршак, Тычина. По неизвестной причине уклонились от участия в этом «мероприятии» писатель Леонид Леонов и драматург Николай Погодин. Подчеркивалось, что на заседание не пришел сказавшийся больным Всеволод Иванов.

Николай Грибачев и Сергей Михалков, по своей ли инициативе или по подсказке свыше, заявили о необходимости выслать Пастернака из страны. Решение товарищей по литературному цеху было предрешено. Давление властей и предательство друзей вызвали у писателя нервный срыв. В этом состоянии Пастернак отправил две телеграммы. Одну в Нобелевский комитет: «В силу того значения, которое получила присужденная мне награда в обществе, к которому я принадлежу, я должен от нее отказаться, не примите за оскорбление мой добровольный отказ». Другую – в ЦК: «Благодарю за двукратную присылку врача. Отказался от премии. Прошу восстановить Ивинской источники заработка в Гослитиздате. Пастернак».

История о том, как и кем были написаны письма Пастернака к Хрущеву и в газету «Правда», демонстрирующие унижение писателя и торжество власти, освещена достаточно подробно.

Но пропагандистская кампания проклятий по адресу «литературного власовца» уже набрала обороты. Собратья-писатели, ученые и домохозяйки, рабочие и студенты дружно осуждали Пастернака и предлагали судить его как изменника родины. Но самый сюрреалистический образ родила фантазия секретаря ЦК ВЛКСМ Семичастного, будущего председателя КГБ. По подсказке Хрущева он, заявив о том, что Пастернак может оправляться за границу, сравнил поэта со свиньей, которая гадит там, где ест.

Толки о предстоящей высылке доходили до Пастернака. Он обсуждал такую возможность с близкими ему людьми – с женой З.Н. Пастернак и Ольгой Ивинской. Сохранились черновые наброски письма Пастернака с благодарностью властям за разрешение выехать с семьей и с просьбой выпустить вместе с ним О.В. Ивинскую с детьми. Сын писателя пишет, что З.Н. Пастернак отказалась уезжать. КГБ позднее информировал ЦК о том, что Ивинская «несколько раз высказывала желание выехать с Пастернаком за границу».

11 января 1959 г. Пастернак послал письмо во Всесоюзное управление по охране авторских прав. В нем он просил разъяснить, будут ли ему давать работу, как об этом говорилось в официальных заявлениях, «потому что в противном случае [...] придется искать иного способа поддерживать существование» (речь шла о возможности получения части зарубежных гонораров).

В это время написано знаменитое стихотворение «Нобелевская премия»:

Это стихотворение стало поводом для нового обострения отношений с властью. Автограф стихотворения был предназначен Жаклин де Пруайяр и передан английскому корреспонденту Энтони Брауну, который опубликовал его в газете «Daily Mail».

Как вспоминает сын писателя, 14 марта, прямо с прогулки, Пастернака забрала казенная машина и отвезла в Генеральную прокуратуру. Генеральный прокурор Руденко, посылая протокол допроса в Президиум ЦК, специально подчеркнул: «На допросе Пастернак вел себя трусливо. Мне кажется, что он сделает необходимые выводы из предупреждения об уголовной ответственности». Прокуратура потребовала от писателя письменного обязательства прекратить всякие встречи с иностранцами и передачу за границу своих произведений, а, возможно, и вообще прекратить свою зарубежную переписку. По воспоминаниям сына, Пастернак рассказал о допросе своим близким: «Я сказал, что могу подписать только то, что я читал их требование, но никаких обязательств взять на себя не могу. Почему я должен вести себя по-хамски с людьми, которые меня любят, и расшаркиваться перед теми, которые мне хамят».

30 марта 1959 г. Пастернак писал Жаклин де Пруайяр: «Мой бедный дорогой друг, мне надо сказать Вам две вещи, которые решительным образом изменили мое теперешнее положение, еще более стеснив его и отягчив. Меня предупредили о тяжелых последствиях, которые меня ждут, если повторится что-нибудь подобное истории с Энт. Брауном. Друзья советуют мне полностью отказаться от радости переписки, которую я веду, и никого не принимать.

Две недели я пробовал это соблюдать. Но это лишение уничтожает все, ничего не оставляя. Подобное воздержание искажает все составные элементы существования, воздух, землю, солнце, человеческие отношения. Мне сознательно стало ненавистно все, что бессознательно и по привычке я до сих пор любил».

В следующем письме (19 апреля 1959 г.) он писал: «Вы недостаточно знаете, до каких пределов за эту зиму дошла враждебность по отношению ко мне. Вам придется поверить мне на слово, я не имею права и это ниже моего достоинства описывать Вам, какими способами и в какой мере мое призвание, заработок и даже жизнь были и остаются под угрозой».

В одном из писем Жаклин де Пруайяр он поделился своим предчувствием: «…мне так мало осталось жить!» Сердце поэта остановилось 30 мая 1960 г.

О смерти Пастернака оповестило крохотное объявление на последней странице «Литературной газеты»: «Правление Литературного фонда СССР извещает о смерти писателя, члена Литфонда, Пастернака Бориса Леонидовича, последовавшей 30 мая с.г. на 71-м году жизни после тяжелой, продолжительной болезни, и выражает соболезнование семье покойного». И здесь власть осталась верна себе. Но скрыть время и место похорон не удалось. Зарисовку похорон дает записка Отдела культуры ЦК КПСС от 4 мая, но она во многом, прежде всего в оценке числа провожавших, расходится с собранными воспоминаниями. Хотя на похоронах и не произносилось громких речей, они вошли в историю как свидетельство гражданского мужества тех, кто пришел на кладбище в Переделкине.

Публикуемые документы выявлены в Российском государственном архиве новейшей истории (РГАНИ). Часть документов предоставлена Архивом Президента РФ.

Впервые документы из фондов ЦК КПСС увидели свет в отдельном издании, выпущенном в Париже издательством «Галлимар» в начале 1990-х гг. Тогда же планировалась до сих пор не осуществленная публикация сборника издательством Фельтринелли в Италии. Некоторые из документов опубликованы на русском языке в периодической печати.

Все документы впервые собраны воедино и изданы на русском языке издательством «РОССПЭН» в 2001 г. Настоящая публикация основана на этом издании. Для публикации текст документов был выверен заново, подготовлен дополнительный комментарий, написана вступительная статья. Текст документов в публикации передается, как правило, полностью. Если документ в основном посвящен другой теме, то часть текста документа при публикации опускается и обозначается отточиями в квадратных скобках. Резолюции, пометы, справки располагаются после текста документа, перед легендой. Несколько резолюций выявлено не на самих документах, а по делопроизводственным карточкам, которые заводились в Общем отделе ЦК на каждый документ, поступавший на Старую площадь. Заголовки к документам даны составителями, если использовался текст документа, то он помещен в кавычках. В легенде указываются архивный шифр, подлинность или копийность. Отмечаются также предшествующие публикации, за исключением публикаций в газетах и в сборнике «А за мною шум погони…», на основе которого подготовлена данная публикация.

Вступительная статья В.Ю. Афиани. Подготовка публикации В.Ю. Афиани, Т.В. Дормачевой, И.Н. Шевчука.

LiveJournal Media продолжает переводить интересные и познавательные заметки из американских газет прошлого и позапрошлого веков, которые посвящены событиям в России и жизни русских. Сегодня редакция изучает публикации от 5 сентября 1902 года.

The Hawaiian star и The Jennings daily record: о гонениях на писателей Толстого и Горького

Из Лондона: некоторые венгерские издания, как сообщает корреспондент Лондонского Таймс, утверждают, что граф Толстой намеревается переехать в Бухарест, поскольку после отлучения от церкви Священным Синодом, он более не может рассчитывать на христианское погребение на территории России.

С сегодняшнего дня российским изданиям запретили публиковать интервью с графом Львом Толстым и Максимом Горьким.

Историческая справка:

Одним из самых сложных, противоречивых и обсуждаемых моментов в биографии великого русского писателя Льва Николаевича Толстого является его отлучение от Русской Православной Церкви. Многие полагают, что Церковь предала анафеме писателя, однако на самом деле никакой анафемы не было. Наиболее распространённой в нынешние дни является точка зрения, согласно которой Толстой сам отсоединился от РПЦ, а Церкви оставалось лишь констатировать этот факт.

В. И. Ленин писал: «Святейший синод отлучил Толстого от церкви. Тем лучше. Этот подвиг зачтется ему в час народной расправы с чиновниками в рясах, жандармами во Христе, с темными инквизиторами, которые поддерживали еврейские погромы и прочие подвиги черносотенной царской шайки ».

Сомнительно выглядит утверждение британского журналиста о намерении Толстого быть похоронным по христианским обрядам, ведь сам граф в своем завещании указывал:

Среди различных форм репрессий, которые применялись к М. Горькому царским правительством, большое место занимают гонения на его произведения, организованные цензурой, зорко охранявшей все устои самодержавия. Цензурные преследования, в виде запрещения и изъятия отдельных произведений, а также привлечения к ответственности лиц, «виновных» в их напечатании, сопровождались обычно высказываниями и характеристиками, которые должны были оправдать и узаконить проводимые цензурой мероприятия. Эти высказывания ярко отражают отношение к М. Горькому агентов царского правительства и являются убедительной иллюстрацией того значения, которое имел М. Горький как борец за освобождение трудящихся.

Кроме произведений самого М. Горького, такому же запрету подлежали все заграничные издания, содержавшие отзывы о нем, как о крупнейшем русском писателе, пользующемся огромной популярностью и авторитетом, а также известия о нем, распространение которых было невыгодным или неудобным для русского правительства. Вторая часть публикуемых нами документов и относится к этой группе иностранных сочинений.

The Florida star: Новый археологический музей

Правительством России было принято решение открыть археологический музей в городе Севастополе. Здание будет возведено в в стиле христианской базилики, в нем будет располагаться три помещения: одно посвященное Греции, одно - Риму и третье - Византийскому периоду истории. Реализацией проекта и поручили заниматься Великому Князю Александру Михайловичу.

Историческая справка:

Речь идет о строительстве новых зданий для историко-археологического музея-заповедника «Херсонес Таврический». До этого, на территории располагался построенный в 1892 г. К.К. Косцюшко-Валюжиничем на территории Херсонеса музея под названием «Склад местных древностей Императорской Археологической Комиссии». Он представлял собой небольшое здание на берегу Карантинной бухты.

Из истории Херсонесского музея:

Возникновение «Склада местных древностей» относится к 1892 году, когда при перепланировке монастырской территории был снесен небольшой сарай близ Владимирского собора, где Косцюшко хранил находки. Наскоро возведя несколько простых строений на берегу Карантинной бухты, он устроил в них экспозицию, которая делилась на античную (классическую) и средневековую (византийскую). Строения «Склада» образовали просторный дворик, где экспонировались крупные находки, причем из различных архитектурных деталей заведующий раскопками Косцюшко составил во дворике христианскую базилику, в том виде, в каком они экспонируются в наши дни, будучи найденными in situ. Рядом были устроены навесы, под которыми разместились огромные глиняные бочки, жернова, керамические водопроводные трубы и пр.

В ходе решения судьбы херсонесских раскопок, в Археологической комиссии обсуждалась возможность устройства музея, но она была отвергнута. И.И. Толстой заметил, что нельзя скрывать находки от глаз образованной публики в «захолустном хранилище». Видимо, посчитав таковым детище Косцюшко, барон В.Г. Тизенгаузен в 1895 г. писал ему: «Имейте постоянно в виду, что нынешняя коллекция в Вашем складе имеет значение временное ». Барону представлялось, что музей посещают лишь богомольцы, ничего не смыслящие в археологии. Интересно примечание Косцюшко на полях: «Взгляд кабинетного ученого, ни разу не побывавшего в Херсонесе... Я уверен, что вопрос о местном музее есть только вопрос времени ».

Большинство членов Комиссии, включая ее председателя, графа А.А. Бобринского, относились к Карлу Казимировичу с большим уважением и теплотой, а потому - не мешали ему обустраивать «Склад» по собственному усмотрению. Очень скоро музею стало тесно в неказистых строениях. Косцюшко мечтал о строительстве нового здания. Он хотел построить музей в виде древней базилики и даже заказал местному архитектору его проект.

Мечты его вовсе не были безосновательными. Совсем недалеко от Севастополя, на Южном берегу Крыма, проживали в своих летних дворцах русские цари и их свита. Иногда они совершали длинные экскурсии в Херсонес, где посещали Свято-Владимирский монастырь, осматривали раскопки и музей. В 1902 году, в одно из посещений Херсонеса, Николай II обещал Косцюшко подумать о новом здании, сказав, что «ценным находкам не место в таком сарае, как нынешний ». Он тут же приказал передать проект музея Министру Двора. Проект застрял в министерстве, а начавшаяся вскоре русско-японская война не позволила осуществить эту идею.

Благодаря интересу к делу со стороны царской семьи, Археологическая Комиссия обратила пристальное внимание на состояние древностей в «Складе». Результаты обследования были неутешительными - система хранения находок почти полностью лишала их научной ценности. Косцюшко не связывал найденные предметы с местом находки!

Археология занимала важное место в жизни князя Александра Михайловича, особенно увлекся он ею в Крыму. Он проводил раскопки на месте древнеримской крепости Харакс на мысе Ай-Тодор. Находил интересные вещи, значительную часть ценностей передал в Херсонесский музей древностей. Регулярные полевые работы на Ай-Тодоре начались только в 1896 году при участии и руководстве Александра Михайловича. Археологическая коллекция древностей, принадлежавшая князю, составила 500 единиц.

«Память – это как клятва, навечно,

Желтым пламенем жалит и жжет

Потому и живет бесконечность,

Что в ней долгая память живет!»

Анатолий Сафронов

30 октября – День памяти жертв политических репрессий. В СССР под сталинские репрессии попадали как рядовые граждане, так и видные деятели науки и искусства. Очень часто дела были сфабрикованы и строились на доносах, не имея под собой никаких других доказательств. Тему репрессий описали в своих произведениях А.Рыбаков («Дети Арбата»), А.Солженицын («Архипелаг ГУЛАГ»), В.Шаламов («Колымские рассказы»), А.Ахматова (поэма «Реквием»)… Вспомним наших писателей, поэтов, которые на себе ощутили весь ужас репрессий. О них нам расскажет заведующая библиотекой №17 Любовь Приходько.

1 Александр Солженицын (1918-2008) –русский писатель, драматург, публицист , поэт, общественный и политический деятель, живший и работавший в СССР, Швейцарии, США и России. Лауреат Нобелевской премии по литературе (1970 ). Диссидент , в течение нескольких десятилетий (1960-80-е годы).

В октябре 1941 года Солженицын был мобилизован; по окончании офицерской школы (конец 1942 года) — на фронте.

9 февраля 1945 года Солженицын арестован за резкие антисталинские высказывания в письмах к другу детства Н. Виткевичу. Был лишен воинского звания. Содержался в Лубянской и Бутырской тюрьмах. 27 июля осужден на 8 лет исправительно-трудовых лагерей (по статье 58, п. 10 и 11).

Впечатления от лагеря в Новом Иерусалиме, затем от работы заключенных в Москве (строительство дома у Калужской заставы) легли в основу пьесы «Республика труда» (первоначальное название «Олень и шалашовка», 1954). В июне 1947 года переведен в Марфинскую «шарашку», позднее описанную в романе «В круге первом». С 1950 году в экибастузском лагере (опыт «общих работ» воссоздан в рассказе «Один день Ивана Денисовича»). С февраля 1953 года Солженицын на «вечном ссыльнопоселении» в ауле Кок-Терек (Джамбульская область, Казахстан).

В 1974 году – арест (за роман «Архипелаг ГУЛАГ»), обвинен в измене Родине, лишен гражданства, выслан из страны.

«Архипела́г ГУЛА́Г» – художественно-историческое произведение Александра Солженицына о репрессиях в СССР в период с 1918 по 1956 годы. Основано на рассказах очевидцев со всего СССР, документах и личном опыте автора. ГУЛАГ – аббревиатура от Главное Управление ЛАГерей. «Архипелаг ГУЛАГ» был написан Солженицыным в СССР тайно в период с 1958 до 1968 года, первый том опубликован в Париже в 1973 года. Гонорары от продажи романа переводились в Русский общественный фонд Александра Солженицына, откуда впоследствии передавались тайно в СССР для оказания помощи бывшим политическим заключённым.

А.И.Солженицын реабилитирован в 1957 году.

2 Варлам Шаламов (1907-1982) - русский советский прозаик и поэт . Создатель одного из литературных циклов о жизни заключённых советских исправительно-трудовых лагерей в 1930-1956 годах.

19 февраля 1929 г. Шаламов был арестован за участие в подпольной троцкистской группе и за распространение дополнения к «Завещанию Ленина ». Как «социально вредный элемент » был приговорен к трем годам исправительно-трудовых лагерей .

Срок отбывал в Вишерском лагере (Вишлаге) в Соликамске. В 1932 году Шаламов возвратился в Москву, работал в ведомственных журналах, печатал статьи, очерки, фельетоны.

В январе 1937 года Шаламова вновь арестовали за «контрреволюционную троцкистскую деятельность ». Он был осуждён на пять лет лагерей.

22 июня 1943 года его опять осудили на десять лет за антисоветскую агитацию, с последующим поражением в правах на 5 лет, состоявшую, по словам самого Шаламова, в том, что он назвал И. А. Бунина русским классиком: «…я был осуждён в войну за заявление, что Бунин – русский классик ».После освобождения из лагеря жил в Калининской области , работал в Решетникове . Результатами репрессий стали распад семьи и подорванное здоровье. В 1956 году после реабилитации вернулся в Москву.

Одним из главных трудов В.Шаламова были «Колымские рассказы» – это подробности лагерного ада глазами того, кто ТАМ был. Это неопровержимая правда настоящего таланта. Правда ошеломляющая и обжигающая. Правда, которая будит нашу совесть, заставляет переосмыслить наше прошлое и задуматься о настоящем.

В 1938 был незаконно репрессирован и приговорен к 5 годам лагерного заключения, затем с 1944 по 1946 отбывал ссылку, работая строителем на Дальнем Востоке, в Алтайском крае и Караганде. В 1946 вернулся в Москву. В 1930 — 40-е написаны: "Метаморфозы", "Лесное озеро", "Утро", "Я не ищу гармонии в природе" и др.

В 1946 году Н. А. Заболоцкий был восстановлен в Союзе писателей и получил разрешение жить в столице. Начался новый, московский период его творчества. Несмотря на все удары судьбы, он сумел сохранить внутреннюю целостность и остался верным делу своей жизни – как только появилась возможность, он вернулся к неосуществленным литературным замыслам. Еще в 1945 году в Караганде, работая чертежником в строительном управлении, в нерабочее время Николай Алексеевич в основном завершил переложение "Слова о полку Игореве", а в Москве возобновил работу над переводом грузинской поэзии. Работал он и над поэзией других советских и зарубежных народов.

4 Николай Гумилев (1886 – 1921) - русский поэт Серебряного века, создатель школы акмеизма, переводчик, литературный критик, путешественник, офицер.

3 августа 1921 года Гумилёв был арестован по подозрению в участии в заговоре «Петроградской боевой организации В. Н. Таганцева». Несколько дней Михаил Лозинский и Николай Оцуп пытались выручить друга, но, несмотря на это, вскоре поэт был расстрелян.

24 августа вышло постановление Петроградской ГубЧК о расстреле участников «Таганцевского заговора» (всего 61 человек), опубликованное 1 сентября с указанием на то, что приговор уже приведён в исполнение. Дата, место расстрела и захоронения неизвестны.

Показать бы тебе, насмешнице,

И любимице всех друзей,

Царскосельской веселой грешнице,

Что случится с жизнью твоей –

Как трехсотая, с передачею,

Под Крестами будешь стоять

И своею слезой горячею

Новогодний лед прожигать.

Там тюремный тополь качается,

И ни звука - а сколько там

Неповинных жизней кончается...

(из поэмы А.Ахматовой «Реквием»)

Лишь в 1992 году Гумилёв был реабилитирован.

Николай Гумилев – экзотичный акмеист

5 Осип Мандельштам (1891-1938) – ру сский поэт , прозаик и переводчик , эссеист, критик, литературовед. Один из крупнейших русских поэтов XX века .

Первый раз Осипа Мандельштама арестовали в мае 1934 года. Но времена были еще довольно «вегетарианские». Поэта с женой отправили в ссылку в Пермскую область. Благодаря заступничеству тогда еще всесильного Николая Бухарина, семье Мандельштамов разрешили переехать в Воронеж.

В мае 1937 год года заканчивается срок ссылки, и поэт неожиданно получает разрешение выехать из Воронежа. Они с женой возвращаются ненадолго в Москву. В 1938 года Осип Эмильевич был арестован вторично. После чего был по этапу отправлен в лагерь на Дальний Восток. Осип Мандельштам скончался 27 декабря 1938 года от тифа в пересыльном лагере Владперпункт (Владивосток).

Реабилитирован посмертно: по делу 1938 года в 1956, по делу 1934 года в 1987 г. Местонахождение могилы поэта до сих пор неизвестно.

«Человек… странный… трудный… трогательный… и гениальный!» В. Шкловский о Мандельштаме

6 Ярослав Смеляков - русский советский поэт, переводчик. Лауреат Государственной премии СССР (1967 ).