Немецкий романтизм

Германия в конце XVIII - начале XIX века. В конце XVIII века, т. е. в период французской буржуазной революции, Германия продолжала оставаться одной из самых отсталых стран Европы как в экономическом, так и в политическом отношении.

В раздробленной по-средневековому на 296 самостоятельных государств «Священной Римской империи германской нации» процесс капиталистического развития происходил крайне медленно и принимал болезненные формы.

Вспыхнувшие под влиянием французской революции крестьянские восстания в некоторых частях Германии не приняли сколько-нибудь широкого размаха и не смогли поколебать феодально-абсолютистского строя. Немецкая буржуазия была слишком слаба, чтобы возглавить движение всего третьего сословия против феодально-абсолютистских порядков.

В период французской революции феодальная реакция в Германии усилилась в связи с борьбой против революционной Франции, борьбой, в которой приняли участие немецкие короли и князья.

Немецкий народ встречал приход французских революционных армий в некоторые пограничные с Францией области как избавление от феодально-абсолютистского гнета. Но затем, когда в эпоху Наполеона войны, которые вела Франция, из освободительных превратились в завоевательные, с каждым годом все более резко проявлялись отрицательные стороны французского господства в Германии - ущемление национального чувства, растущие налоги, рекрутские наборы, система континентальной блокады, тяжело отразившаяся на немецкой экономике.

В 1806 году борьба против наполеоновской Франции закончилась поражением Австрии и Пруссии - Священная Римская империя перестала существовать. Условия Тильзитского мира (1807), заключенного Францией с Пруссией, были очень тяжелыми для последней. Этот мир означал настоящую национальную катастрофу для всей Германии. Однако он явился поворотным пунктом - началом национального подъема Германии; пробуждение национального самосознания давало себя знать в восстаниях против французов, которые вспыхнули в 1809 году, в создании патриотических обществ, в которые входили студенты, чиновники, офицеры в отставке. Одним из таких обществ был созданный в 1808 году «Тугендбуид».

С патриотическими «Речами к немецкому народу» обратился философ Фихте.

В Пруссии под влиянием поражения, обнаружившего всю гнилость феодально-абсолютистского режима, был проведен ряд либеральных реформ - реформы Штейна и Гарденберга, носившие, однако, половинчатый характер.

Все это подготовило национальный подъем Германии и изгнание французов с немецкой земли.

После поражения в России наполеоновской армии создались благоприятные условия для борьбы с французами в Германии. Немецкий народ поднялся на борьбу за национальное освобождение, надеясь на возрождение и политическое обновление Германии.

Поражение Франции, однако, привело к господству реакции во всей Европе, в том числе и в Германии. Хотя реакция не смогла полностью уничтожить тех буржуазных преобразований, которые были проведены за период господства французов, и остановить дальнейший ход буржуазного развития, все же она жестоко душила проявления каких бы то ни было оппозиционных настроений, всякое проявление свободной мысли. Либеральные обещания, данные правителями своим подданным в период национально-освободительных войн, были преданы забвению - правители делали все, чтобы предотвратить политическое возрождение немецкого народа. Все проявления оппозиционного движения влекли за собой лишь новую волну репрессий.

Действия оппозиции были достаточно робки: в 1817 году по инициативе иенских студентов в Вартбургском замке было организовано празднество в ознаменование 300-летия Реформации и четвертой годовщины Лейпцигской битвы. Празднество это превратилось в антиправительственную демонстрацию - выступавшие призывали к борьбе за единую Германию; в заключение были сожжены реакционные книги, косички и парики, австрийская капральская шапка и палка как символы немецкого «старого порядка» - немецкой реакции.

В 1819 году студент Занд убил реакционного писателя - русского шпиона Коцебу.

В ответ на это Священный союз принял так называемые «Карлсбадские постановления», которые привели к еще большему усилению репрессий против оппозиционного движения и свободной мысли.

В этот период Германия продолжала оставаться политически раздробленной (правда, в результате наполеоновских реформ теперь вместо 296 государств стало 38), отсталой страной, в которой процесс буржуазного развития совершался при сохранении многих феодальных пережитков и при господстве реакционных абсолютистских политических порядков. Поэтому этот процесс протекал замедленно, а подчас особенно болезненно.

Особенности литературного развития. Национально-исторические особенности развития Германии на рубеже XVIII - XIX веков определяли своеобразие немецкой культуры в этот период, и в первую очередь своеобразие немецкого романтизма. Прогрессивная революционная тенденция в немецком романтизме, не имея реальной опоры в социально-политической жизни, проявилась слабо и непоследовательно. Напротив, консервативные и реакционные тенденции сказались в творчестве многих художников.

Романтики не были в период с 90-х годов XVIII века до 30-х годов XIX века единственными представителями немецкой литературы. К этому времени относится значительная часть творческого пути Гете (умер в 1832 году), последние годы жизни и творчества Шиллера (умер в 1805 году) и деятельность ряда менее значительных писателей-просветителей, вступивших впервые в литературу в 50-80-е годы XVIII века.

Особенность немецкого Просвещения заключается в том, что оно в отсталой стране развивается позднее, чем в Англии или во Франции, и все сколько-нибудь значительные немецкие просветители, за исключением Лессинга и Винкельмана, дожили до французской революции и до первых выступлений романтиков.

Позиции Гете и Шиллера в период романтизма. Гете и Шиллер были последними великими представителями европейского Просвещения, защищавшими прогрессивные тенденции буржуазной культуры, в то время как в Германии и других странах все больше давала себя знать «реакция на французскую революцию и связанное с ней просветительство» (Маркс).

Вера в то, что интересы отдельной личности могут гармонически сочетаться с интересами разумно организованного общества, вера в прогресс, в разум, гуманистический идеал всесторонне развитого человека, защита реалистических принципов в искусстве сближали Гете и Шиллера как просветителей, несмотря на различия, имевшиеся в их взглядах и творческих методах.

Шиллеру с его страстной защитой свободы, риторическим, политическим и философским пафосом его драм и лирики, с его морализмом и известным рационализмом принципы и идеалы искусства XVIII века были в известном смысле ближе, чем Гете. Все это вместе с тем отталкивало Шиллера и романтиков друг от друга и обусловливало их взаимную враждебность и борьбу. Некоторые общие черты, казалось бы, могли их сблизить. В творчестве Шиллера после «Дон Карлоса» (1787) и особенно в период после французской революции все больше давало себя чувствовать противопоставление идеала действительности.

Обусловлено это было в конечном счете разочарованием во французской революции и теми формами, которые принимало реальное капиталистическое развитие в Германии, Франции и других странах, т. е. тем, что порождало романтическое разочарование. С этим была связана и чрезмерно высокая оценка роли искусства в творчестве Шиллера и романтиков.

Но то, что разделяло Шиллера и романтиков, было существеннее того, что их сближало. «Идеал» Шиллера при всей его абстрактности носил с точки зрения романтиков слишком гражданский характер; они не могли принять и шиллеровское понимание искусства как средства воспитания идеального человека и гражданина.

Более сложными были отношения Гете к романтизму и романтиков к нему.

Просветительство Гете после французской революции и в особенности в период наполеоновских войн и Реставрации приняло иные формы, чем те, в которые оно выливалось в 70-80-х годах XVIII века.

Хотя гражданские гуманистические идеалы Просвещения Гете пронес до конца своей жизни, до последних строк «Фауста», написанных им за несколько месяцев до смерти, в новых исторических условиях изменились конкретное содержание этих идеалов и особенности художественной манеры Гете.

Гете с самого начала были чужды рационализм и дидактизм Просвещения. Пантеизм Гете, его близость к народной поэзии обусловливали большую жизненную полноту и поэтическую конкретность художественного воспроизведения действительности, чем у Шиллера. Еще в период «Бури и натиска» Гете впервые коснулся ряда проблем, которые в начале XIX века волновали все европейское общество. Так, в романе «Страдания молодого Вертера» с огромной лирической силой выражена скорбь о неосуществимости гуманистических идеалов в современном ему обществе - феодально-абсолютистском обществе предреволюционной Германии. Условиям всеобщего разочарования, охватившего европейское общество в период реакции, последовавшей за французской революцией, эти «вертеровские» настроения оказались созвучны, и образ Вертера слился в представлении молодых людей в 10-х и 20-х годах XIX века с образами героев Байрона, Шатобриана и других романтических «скорбников».

Проблема формирования человека, обращение к национальной истории и к народной поэзии, сила и полнота лиризма Гете - все это привлекало романтиков, и прежде всего немецких.

В 90-х годах XVIII века первые немецкие романтики братья Август Вильгельм и Фридрих Шлегель необычайно высоко ставили Гете, обращая внимание прежде всего на то, что отличало его творчество от других представителей Просвещения. В то время как прежние соратники Гете - Гердер и другие-крайне сдержанно и даже отрицательно встречали новые его произведения, братья Шлегель, с одной стороны, и Шиллер и круг близких к нему людей (X. Г. Кернер, В. Гумбольдт) - с другой, были единственными, кто с глубоким сочувствием встречал такие произведения Гете, как «Ученические годы Вильгельма Мейстера» или «Герман и Доротея».

Однако вскоре Новалис с предельной ясностью сформулировал отрицательное отношение к Гете - именно с позиций реакционного романтизма. Для романтиков (и это ясно понял Новалис) Гете был слишком материалистом, а его искусство слишком реалистично.

Гете сам, хотя и более терпимо относился к романтикам, чем Шиллер, выступал против неприемлемых для него принципов романтизма. Религиозный мистицизм романтиков и их национализм заслужили резко отрицательную оценку Гете. Его роман «Сродство душ» (1809) содержит прямую полемику с романтизмом. Субъективизму и стихийному началу, которое прославляли романтики, он противопоставляет веру в социальные, этические нормы.

Однако Гете, внимательно следя за развитием романтического движения и в Германии, и за ее пределами (в Англии - за творчеством Байрона, в Италии - за Мандзони и борьбой «классиков» и «романтиков»), понимал, что романтизм отражает существенные стороны самой действительности начала века и что приверженность в эту эпоху к просветительско-классицистической культуре, опирающейся на античные образцы, «приводит в конце концов к известного рода застойности и педантизму» (статья Гете «Классики и романтики в Италии»).

Идея основных произведений Гете этих лет («Ученические годы Вильгельма Мейстера», «Страннические годы Вильгельма Мейстера», «Фауст»), заключающаяся в том, что человек только в практической деятельности на благо обществу обретает истинный смысл своего существования, является просветительской по своей сущности.

Но Гете гораздо более сложно, чем просветители, понимает общественную природу человека, и его вера в гармонию между личностью и обществом менее наивна, чем просветительская. В образах Миньоны и арфиста («Ученические годы Вильгельма Мейстера») Гете сумел изобразить такую степень отчужденности человека от окружающего мира, которая была в этот период понята прежде всего романтиками.

В «Фаусте» Гете понимает прогрессивное развитие общества сложнее, диалектичнее, чем просветители, и более драматично изображает после общественных катаклизмов французской революции и наполеоновских войн борьбу между разрушительными, антигуманистическими и гуманистическими, жизнеутверждающими силами общества.

Естественно, что эта новая проблематика облеклась в формы, отличные от просветительских и в некоторых отношениях более близкие к романтическим. Гете в начале века отходит от ориентации на античность, пластически-замкнутые формы, и, подобно романтикам, ищет более «живописные», более субъективно окрашенные, а подчас и аллегорически-символические литературные формы.

Гете и Шиллер в этот период отходят от бунтарских настроений, свойственных их юношеским произведениям - «Прометею» и «Вертеру», «Разбойникам» и «Коварству и любви». Разочарование во французской революции, увиденной сквозь призму отсталых немецких отношений, было причиной их отхода от бунтарства и попыток найти иные пути осуществления гуманистических идеалов.

Другие писатели, не примыкавшие к романтической школе. На последовательно революционных буржуазно-демократических позициях в этот период оставались в Германии очень немногие, среди них - яркий публицист и общественный деятель Георг Форстер (1754-1794).

Он был сторонником французской революции и ее идей. В Майнце, занятом французскими революционными войсками, Форстер стал организатором якобинского клуба и главой революционного правительства.

Вне «романтической школы» стояли еще два значительных писателя, творивших на рубеже XVIII и XIX веков,- Жан Поль Рихтер и Ф. Гельдерлин, хотя в их творчестве по-разному и в разной степени давали себя знать романтические тенденции.

Жан Поль Рихтер (1763-1825) продолжал в своем творчестве (он писал главным образом романы) некоторые тенденции движения «Бури и натиска» - демократизм, реалистичность, сентиментальный интерес к маленькому человеку, к его внутреннему миру. Не примыкая к романтическому направлению, Жан Поль отрицательно относился и к «веймарским классикам» - Гете и Шиллеру.

Гельдерлин (1770-1843). Фридрих Гельдерлин был ровесником старшего поколения романтиков - братьев Шлегель, Тика, Вакенродера и других.

Творчество Гельдерлина как бы замыкает просветительский этап немецкой литературы и начинает романтический. Однако своеобразный романтизм Гельдерлина глубоко отличается от романтизма братьев Шлегель, Тика и других: он носит прогрессивный, революционный характер и ближе всего к романтизму Байрона, Шелли и Китса.

Неизлечимая душевная болезнь прервала творчество Гельдерлина в самом начале. Он успел написать очень немного: роман «Гиперион», драму «Смерть Эмпедокла» и ряд лирических стихотворений.

В романе «Гиперион» (1797-1799) действие происходит в современной поэту Греции, порабощенной турками. Вся жизнь юноши-грека Гипериона наполнена тоской о порабощенном отечестве, страстным порывом к великим идеалам прошлого - к античной Греции. Герой Гельдерлина бездеятелен, ибо он считает, что для него не может быть достойного дела в обществе, где люди либо рабы, либо поработители. Бездеятельность влечет за собой одиночество, мечтательность и тоску. Гиперион принимает участие в восстании против турок, но его соратники оказываются «бандой разбойников», с их помощью невозможно осуществить те высокие идеалы свободы, о которых мечтает герой. Личное счастье в мире рабства также невозможно для Гипериона: гибнет его друг Алабанда, умирает возлюбленная Диотима. Одинокому, бесприютному скитальцу Гипериону только мысль о всеблагой, прекрасной природе служит некоторым утешением.

В своем романе Гельдерлин, таким образом, показывает общественные причины романтической бесприютности и одиночества героя, его трагического мироощущения. Эти причины - отсутствие свободы. Гражданский свободолюбивый пафос романа сближает его с произведениями просветителей, трагизм мировосприятия, фатальная обреченность идеальных устремлений - с произведениями романтиков.

Гельдерлин по-романтически абсолютизирует крах идеалов французской революции, определившийся после термидорианского переворота.

Героем своей драмы «Смерть Эмпедокла» (Гельдерлин работал над ней в период между 1798 и 1800 годами и создал три незаконченных варианта) поэт избрал греческого философа Эмпедокла, жившего в V веке до н. э. в Агригенте (Сицилия).

Драма раскрывает трагедию просветителя народа. Эмпедокл учит народ жить в «соответствии с природой», он открывает народу истину, отвергая традиционные предания. Все это приводит Эмпедокла к конфликту с жрецами, предпочитающими держать народ в темноте.

Но герой в то же время переживает мучительный душевный конфликт, который и лежит, по существу, в основе драмы. Эмпедокл сам внутренне отошел от природы, возомнив себя выше нее. Воспользовавшись тем, что Эмпедокл находится в состоянии внутреннего разлада, жрец натравливает на него народ. Эмпедокл изгнан из Агригента. Осознав свою ошибку, народ просит Эмпедокла вернуться и предлагает ему корону. Но философ отказывается. Время королей миновало, говорит он, призывая народ смело отвергнуть старых богов и жить в согласии с «божественной природой».

Свободный народ, следующий природе, - таков общественный идеал Эмпедокла.

Философ готовится к смерти - он выполнил свою миссию, принеся народу истину, а вина его, заключающаяся в том, что он не сумел сохранить эту истину в идеальной чистоте, может быть искуплена только добровольной смертью. Тема фатальной обреченности носителей высоких идеалов выступает в последней редакции драмы («Эмпедокл на Этне») как тема неизбежной искупительной жертвы.

Итак, гражданские идеалы Просвещения и французской революции, идеалы свободы, равенства и братства, культ природы, идеал гармонически развитой личности в полной мере сохраняют для Гельдерлина свое значение. Подобно просветителям и деятелям французской революции, прообразом идеального общества для Гельдерлина является греческая античность. Но в эпоху реакции Гельдерлин теряет веру в то, что высокие идеалы могут быть осуществлены в реальной действительности, поэтому так трагично складывается судьба его героев: уделом человека оказываются стремления, но не достижения. Страдания человека Гельдерлин принимает как неизбежность. В произведении господствует элегический тон - выражение утраты идеалов и безнадежного стремления к ним.

Культ античной Греции объясняет не только широкое использование Гельдерлином античных тем и образов, но и форму, в которую он облекал свои лирические произведения. Ни один немецкий писатель не владел так мастерски античными размерами, как Гельдерлин.

Этапы развития немецкого романтизма . Романтизм, явившийся основным литературным направлением в Германии на протяжении всей первой трети XIX века, зародился в середине 90-х годов XVIII века.

Порожденный в конечном счете великими изменениями в экономической и политической структуре общества, немецкий романтизм, как всякое значительное литературное явление, был идеологически и художественно подготовлен предшествующим литературным движением - так называемой литературой «Бури и натиска» (молодые Гете и Шиллер, Гердер, Бюргер, Клингер и другие). Это, разумеется, не исключает принципиально нового в идеологии и художественном методе романтизма и тем самым борьбы романтиков с сентиментализмом и с идеологией и эстетикой немецкого Просвещения в целом.

За длительный период своего существования (некоторые писатели-романтики продолжали жить и творить не только после Июльской революции 1830 года, но и вплоть до революции 1848 года и даже после нее) немецкий романтизм пережил значительную эволюцию, отражавшую те социально-политические процессы, которые происходили на протяжении этого периода в Германии.

Первый этап развития немецкого романтизма - этап зарождения и оформления целостной романтической доктрины - продолжается с 1795 по 1806 год, совпадая с периодом Директории и Консульства во Франции и началом наполеоновских войн, закончившихся разгромом Пруссии и Австрии. Этот этап связан с именами братьев Шлегель, Тика, Вакенродера, Новалиса.

Второй этап начинается с 1806 года и продолжается до Июльской революции 1830 года во Франции, охватывая, таким образом, второй этап наполеоновских войн и Реставрацию. В это время заметно эволюционирует творчество романтиков, выступивших на первом этапе (например, Фридриха Шлегеля), и выдвигаются новые писатели-романтики: Арним, Брентано, братья Гримм, Клейст, Эйхендорф, Гофман, Шамиссо.

Третий этап, начинающийся после французской революции 1830 года, является периодом изживания и преодоления романтических тенденций в немецкой литературе и оформления новых литературных направлений.

Первый этап в развитии немецкого романтизма (1795-1806). Первые немецкие романтики - братья Август Вильгельм и Фридрих Шлегель, Тик и Вакенродер - выступили в середине 90-х годов, когда господствующее место в литературе занимали писатели-просветители, определявшие вкус и интересы читающей публики.

К концу 90-х годов молодые критики и писатели-романтики, выступившие независимо друг от друга, создали свой печатный орган (журнал «Атенеум») и кружок, объединивший немногих единомышленников и обращавшийся к узкому кругу сочувствующих.

Молодые романтики выступили как новаторы, искавшие новых эстетических принципов и художественных форм для воплощения нового содержания - проблем современности.

В начале развития немецкого романтизма в центре внимания молодых писателей прежде всего стояли проблемы эстетические и этические и романтическое движение было тесно связано с немецкой идеалистической философией Фихте и Шеллинга. Ведущими писателями-романтиками были на этом этапе наиболее философски мыслящие Фридрих Шлегель и Новалис.

Братья Август Вильгельм и Фридрих Шлегель были первыми теоретиками немецкого романтизма. В то время как Фридрих Шлегель был оригинальным мыслителем, старший брат Вильгельм лишь применил новые идеи брата к критике и истории литературы, популяризируя их среди более широкой публики.

Братья Шлегель - теоретики романтизма. Август Вильгельм Шлегель (1767-1845) и Фридрих Шлегель (1772-1829) вышли из семьи, которой были близки литературные интересы: их отец, пастор, был поэтом, а дядя - довольно известным в XVIII веке драматургом.

Фридриха Шлегеля предназначали к карьере купца; в Геттин-генском и Лейпцигском университетах он изучал юриспруденцию, а затем увлекся классической филологией, престиж которой был в это время необычайно высок. Фридрих Шлегель становится после окончания университета (1794) профессиональным литератором, пишет критические статьи, читает лекции в Иене, Париже, Кельне.

Свои первые значительные произведения Фридрих Шлегель посвящает античной литературе, интерес к которой не угасал в Германии после появления работ Винкельмана и Лессинга, а в 90-х годах вспыхнул с новой силой в произведениях Гете и Шиллера. Взгляды Фридриха Шлегеля на античную культуру начали складываться под влиянием этих писателей.

В статье «О ценности изучения греков и римлян» (1795- 1796) Фридрих Шлегель утверждает, что «изучение греков и римлян является школой величия, благородства, добра и красоты». Но Фридрих Шлегель, а за ним и Вильгельм Шлегель вскоре отказываются от взгляда на античность, близкого к Гете и Шиллеру. Античность перестает выступать у них как идеальная норма: противопоставляя античному «современное», как это делал и Шиллер, они не ищут, подобно ему, некоего синтеза и не мерят современное степенью близости к античному, а наоборот, стараются понять и определить современное искусство в его противоположности античному.

Братья Шлегель решительно порывают с буржуазно-демократическим просветительским пониманием античности как гармонии человека и общества, с идеалом гармонического человека-гражданина, который для просветителей воплощался в человеке античного общества.

Романтики исходят в своих построениях из реального буржуазного общества, которого еще не знали просветители. Порожденный определенными социально-историческими условиями буржуазный человек принимается романтиками за норму - за «человека вообще», и вся их эстетическая теория и художественная практика опирается на это понимание человека.

Когда братья Шлегель употребляют слово «современное», то оно для них равнозначно «романтическому»; «современное» и «романтическое» - синонимы. В чем же они видят сущность этого «современного», т. е. романтического искусства?

В известном своем фрагменте, опубликованном вместе с другими в журнале «Атенеум», Фридрих Шлегель говорит о «трех величайших тенденциях нашего времени»: это французская революция, философия Фихте и «Ученические годы Вильгельма Мейстера» Гете. Для Фридриха Шлегеля все эти три явления говорят по-разному об одном и том же. Французскую революцию он понимает как рождение нового «автономного» человека; субъективный идеализм Фихте, рассматривающий мир как порождение «я», является для него философским обоснованием «автономного сознания», а роман Гете ставит проблему формирования личности.

Таким образом, в современной жизни и идеологии Фридрих Шлегель видит прежде всего «автономную личность», безудержный субъективизм буржуазного человека, - это и есть для него «современное», т. е. «романтическое». Этот исходный пункт - внутренний мир отдельного «я» - дает себя знать во всех основных понятиях романтической эстетики, как она была разработана братьями Шлегель.

В другом фрагменте, говоря о том, какая философская система «более всего соответствует потребности поэта», Фридрих Шлегель пишет: «Это - творческая философия, исходящая из идеи свободы и веры в нее, показывающая, что человеческий дух диктует свои законы всему сущему и что мир есть произведение искусства». Субъективный произвол поэта Фридрих Шлегель считает важнейшим моментом романтизма: «Единственно она (романтическая поэма. - С. Г.) бесконечна и свободна и основным своим законом признает произвол поэта, который не должен подчиняться никакому закону».

Романтическое смешение поэтических видов и жанров, проповедуемое Фридрихом Шлегелем и в той или иной мере осуществлявшееся писателями-романтиками, имеет своим основанием этот произвол поэта, т. е. нежелание признавать объективные законы искусства, отражающие в конечном счете закономерности действительности.

Август Вильгельм Шлегель впервые выступил с изложением новых романтических теорий перед широкой публикой в лекциях, которые он читал в Берлине зимой 1801-1802 года. В этих лекциях он также противопоставляет «античное» «современному», или, что для него равнозначно, классическое романтическому и требует признания романтического. Для Вильгельма Шлегеля искусство, и прежде всего романтическое искусство, - это символическое изображение бесконечного: «Мы или ищем для чего-то духовного оболочку, или соотносим внешнее с невидимым внутренним».

Решительно отвергая идущую еще от Аристотеля теорию искусства как «подражания природе», которую принимала классическая и просветительская эстетика, Вильгельм Шлегель в своих лекциях провозглашает полную свободу искусства следовать своим имманентным законам, полную автономию «мира искусств».

В лекциях «О драматическом искусстве и литературе», читанных в Вене зимой 1807-1808 года, Вильгельм Шлегель подробно характеризует «романтическое» в противоположность «классическому»: классическое искусство - пластическое, современное - «живописное»; античная поэзия - «поэзия обладания», романтическая поэзия - «поэзия стремления»; античная твердо стоит на почве действительности, романтическая «парит между воспоминанием и предчувствием»; античный идеал человека - внутренняя гармония, романтики говорят о его внутренней разорванности; у древних было единство формы и содержания, романтики ищут внутреннего сочетания этих двух противоположных начал.

Для романтического понимания истории литературы характерно произведение Фридриха Шлегеля «Разговор о поэзии» (1800), состоящее из четырех самостоятельных частей. Первая из них, озаглавленная «Эпохи мировой поэзии»,- попытка дать краткий обзор мировой литературы от античности до XVIII века. Фридрих Шлегель подходит к произведениям мировой литературы исторически. Этот историзм - отказ от нормативной эстетики - явился завоеванием Лессинга, Гердера и Гете и был продолжен романтиками. Фридрих Шлегель требует, чтобы каждое произведение искусства изучалось с точки зрения его собственных идеалов. Он высоко оценивает искусство Данте, Петрарки, Боккаччо, Сервантеса и Шекспира и резко отрицательно - французский классицизм, связывая новое возрождение в литературе с именами Винкельмана и Гете. Продолжая дело, начатое Гердером, Фридрих Шлегель указывает немцам на традиции немецкой национальной литературы, от «Песни о Нибелунгах» до произведений немецких писателей XVII века, как на источник дальнейшего расцвета немецкой литературы.

Историзм в подходе к мировой литературе, оцениваемой, правда, с романтических позиций, дает себя знать как в берлинских, так и в венских лекциях Вильгельма Шлегеля.

Одним из центральных понятий эстетики немецкого романтизма является понятие «романтической иронии». Его впервые сформулировал и осуществил на практике (в своем романе «Люцинда») Фридрих Шлегель.

«Романтическая ирония» является проявлением того же романтического субъективизма - его крайним выражением. Поскольку, как утверждали романтики вслед за Фихте, объективной реальности нет, есть только «я» - человеческий дух, а окружающий мир является лишь его представлением, то, следовательно, за произведением искусства нет никакой объективной реальности, оно только плод поэтического воображения художника, который не может выразить безграничности своего духовного «я» в конкретном, частном и который поэтому относится иронически к художественному творчеству, как к некоей игре.

Романтический субъективизм, доведенный до предела в «романтической иронии», делал произведения романтиков понятными и интересными лишь для узкого круга, лишая их тем самым общезначимости. Это случилось и с романом самого Фридриха Шлегеля «Люцинда».

«Люцинда». «Люцинда» (1799) представляет интерес почти только как иллюстрация того, как понимал Фридрих Шлегель «романтическую иронию».

Роман и по форме, и по содержанию был дерзким вызовом тогдашней публике. В «Люцинде» Фридрих Шлегель, по существу, разрушает форму романа, произвольно и хаотично перемешав различные повествовательные формы (письмо, диалог, лирические отступления и т. д.). Ни о каком последовательном развитии сюжета говорить не приходится; все подчинено лишь авторскому произволу, «иронически» уничтожающему «условность» литературной формы.

Разрушение эпических форм Фридрих Шлегель оправдывает теоретически в своем «Письме о романе» (которое является одной из частей «Разговора о поэзии»), утверждая: «Самое лучшее в лучших романах - это более или менее прямое самопризнание автора, итог его опыта, квинтэссенция его своеобразия».

В персонажах «Люцинды» - в художнике Юлии и его возлюбленной Люцинде - современники узнавали самого автора и бежавшую с ним от первого мужа Доротею Фейт, что еще более усиливало дерзость и пикантность чересчур откровенных сцен их любви в романе. Любовь Юлия и Люцинды - чувственная любовь, но она, по мысли автора, имеет и некий метафизический смысл, и в наслаждении этой любовью герой находит разгадку смысла своего бытия.

Эпикурейская, с налетом мистицизма философия любви в романе находит свое дополнение и продолжение в той философии жизни, которую проповедует автор: выше всего стоит праздность - «богоподобное искусство ничегонеделания». Идеальной формой жизни объявляется «чистое произрастание».

«Иенский кружок» романтиков. В конце 90-х годов возникает романтический кружок - «иенский», названный так потому, что в Иене жило в это время большинство его членов. Помимо братьев Шлегель, в этот кружок входили Людвиг Тик, Новалис, философы Шлейермахер и Шеллинг. Боевым органом этой группы был журнал «Атенеум» (1798-1800) - первый романтический журнал в Германии. В нем печатались статьи и фрагменты братьев Шлегель, «Гимны к ночи», цикл фрагментов Новалиса и т. д.

Людвиг Тик (1773-1853). Меньше всего философом и критиком и больше всего поэтом был в этой группе Людвиг Тик. Он родился в Берлине в семье ремесленника. Отец его был представителем той мещанской берлинской среды, до которой великие идеи немецкого Просвещения дошли в наиболее ограниченном виде - как сухой рационализм, мелочная рассудительность, как отрицание всего того, что не укладывается в узкие рамки формальной логики, как бескрылый практицизм.

Эту трезвую мещанскую рассудительность, унаследованную от окружающей среды и усиленную литературными и личными связями с мещанско-ограниченными представителями берлинского Просвещения, подобными Николаи, Тик сохранял на протяжении всей жизни, и она вполне уживалась в нем с романтическими крайностями.

Тик начал рано увлекаться театром и литературой - произведениями Гете и Шиллера, Шекспира, Сервантеса. Одно время он собирался сделаться актером, но отец пригрозил ему проклятием. Тик учился в университете, сначала на теологическом факультете в Галле, затем в Геттингене. Он начал рано писать. Писал быстро и много, и его литературное наследие весьма обширно и разнообразно.

Первое более или менее значительное произведение Тика - эпистолярный роман «Вильям Ловелль» (1793-1796), написанный под влиянием популярных романов XVIII века.

Действие романа происходит в Англии; герой его, юный «энтузиаст» Ловелль,- мечтатель, богато одаренный фантазией, восприимчивый и неустойчивый, с преувеличенным представлением о своей значимости. Внутренний крах и гибель Ловелля составляет тему романа - крах «энтузиазма», приводящий героя в бездну животного эгоизма, грубой чувственности, опустошенности и мизантропии. Слишком преувеличенное представление о своих духовных силах, полное незнание реальности и прежде всего собственной эгоистической и чувственной природы - вот причина гибели героя.

Тик в своем романе рисует буржуазную личность, эгоистическая природа которой побеждает идеальные порывы и стремления.

В романе Тик основное внимание уделяет душевным переживаниям героя, его мучительным представлениям о своем полном одиночестве, затерянности в хаосе окружающего мира. Образ соблазнителя и развратника, каким становится Ловелль, трактуется не в плане социально-нравоописательном, как в просветительных романах, подобных, например, «Клариссе Гарлоу» Ричардсона, а в философско-психологическом плане.

Заканчивая этот роман, в котором так четко выступает романтическая проблематика, Тик одновременно по заказу главы берлинских просветителей Николаи пишет рассказы, близкие по своему духу к опошленному и ограниченному просветительству Николаи и его соратников. В этих рассказах («Фермер гениальный», 1796; «Ульрих чувствительный», 1796, и других) высмеиваются преувеличенная чувствительность, модное одиночество, рыцарские романы, увлечение театром, т. е. как раз то в современном быте и литературе, что было свойственно сентиментализму и романтизму и чему сполна отдал дань в этот период сам Тик.

Проблема искусства в произведениях Тика и Вакенродера . Для романтических представлений об искусстве и художнике, сложившихся у Тика в этот период, характерна книга «Сердечные излияния монаха, любителя изящного» (1797) и «Фантазии об искусстве» (1799). Обе книги написаны совместно Тиком и его рано умершим другом В. -Г. Вакенродером (1773-1798); большая часть глав первой книги принадлежит Вакенродеру, большая часть второй книги - Тику. Главы, из которых состоят обе книги, представляют собой или жизнеописания художников эпохи Возрождения, или рассуждения об искусстве, или небольшие новеллы. В книгах Тика и Вакенродера все вопросы искусства ограничиваются сферой чувств, которая объявляется по преимуществу сферой искусства. Поэтому обе книги выдержаны в тоне «сердечных излияний»: описываются чувства, которые вызывает созерцание памятников искусства, говорится о чувствах, движущих художником; рассуждения авторов об искусстве превращаются часто в поток эмоциональных восклицаний.

Романтики раз и навсегда пытались отбросить тот тон логических рассуждений и педантических определений, который господствовал в рационалистической эстетике классицизма и Просвещения.

Крайним выражением этой новой манеры говорить об искусстве и были обе книги Тика и Вакенродера.

Жизнь художника, как ее себе представляли Тик и Вакенро-дер, - это «жизнь в искусстве» и только в искусстве. Искусство последовательно противопоставляется реальной, «будничной» жизни и оказывается тем миром, куда спасается человек от окружающей действительности.

Искусство непосредственно соотносится с «незримым» духовным, идеальным миром. Образно это выражено в рассказе из жизни Рафаэля, придуманном самим Вакенродером. Рафаэль искал, как изобразить мадонну, и никак не мог запечатлеть на полотне смутно мерещившийся ему образ идеальной красоты. И вот однажды ночью он проснулся и увидел на холсте прекрасный образ мадонны, который он так тщетно искал. Это «небесное», идеальное видение запечатлелось в его душе, и его отражением стали все созданные им картины («Видение Рафаэля»).

Искусство (как об этом говорил в своих лекциях и Вильгельм Шлегель) является символическим выражением чувств и познается сердцем.

Жизнеописания художников эпохи Возрождения, которым уделено так много места в книгах Тика и Вакенродера, романтически переосмыслены: религиозное служение искусству объявляется главным содержанием жизни этих художников, в то время как страстно жизнеутверждающий материализм их мироощущения и их искусства остается вне поля зрения романтиков. Сфера религиозного - как духовного и идеального - оказывается нерасторжимо связанной для них с искусством.

В «Сердечных излияниях» преимущественное внимание уделялось изобразительным искусствам, в «Фантазиях об искусстве» - музыке. Музыка ставится авторами выше других искусств как наиболее духовное, «идеальное», наименее рациональное - следовательно, и наиболее романтическое искусство.

Образ композитора Иосифа Берглингера, созданный Вакенродером, является первым образом романтического художника в немецкой литературе. В новелле «Достопримечательная музыкальная жизнь композитора Иосифа Берглингера», написанной Вакенродером, который сам мечтал посвятить себя музыке, но вынужден был по настоянию отца изучать юриспруденцию, рассказывается история музыканта - мечтателя и «энтузиаста». От тоскливой, удручающей жизни Берглингер уходит в светлый мир искусства. Ему удается в конце концов достичь желаемого и стать капельмейстером. Но его ждет глубокое разочарование: окружающим его людям нет дела до подлинного искусства, которому он служит. Берглингер оказывается еще более несчастным и одиноким, чем он был в ранней юности. Одинокий, непонятый художник, вынужденный унижать свое искусство ради пустой, равнодушной толпы, - таков этот романтический герой - предшественник гофманского Крейслера.

Проблеме искусства посвящен также роман Тика «Странствование Франца Штернбальда» (1798).

Тик переносит читателя в этом романе в далекий от реального мир немецкого, нидерландского и итальянского Возрождения - условно-романтический идеальный мир, который служит фоном для рассуждений об искусстве и художнике, ради которых и написан роман.

В фабульном отношении роман остался незаконченным, и это лишний раз подтверждает, что фабула романа была лишь условным предлогом для разговоров об искусстве, мотивированных тем, что главные персонажи романа, Франц Штернбальд и некоторые другие,- художники.

Искусство, утверждается в романе, свободно от требований повседневной жизни с ее практицизмом и ограниченностью. Штернбальд необычайно восприимчив и изменчив - таков, по мнению Тика, художник, душа которого сравнивается с «вечно находящимся в движении потоком, журчащая мелодия которого не замолкает ни на мгновенье». Штернбальд бежит от обязательств, налагаемых повседневной жизнью, «спасая» свое искусство; он отправляется странствовать, и это бродяжничество ему более всего по душе.

У Тика, таким образом, художник оказывается, как и у Фридриха Шлегеля, представителем богемы, который, спасаясь от буржуазного делячества, в конце концов приходит к пассивно-созерцательной философии жизни, сходной с философией «чистого произрастания» героя шлегелевской «Люцинды».

Условный романтический мир романа Тика - мир рассуждений об искусстве и импрессионистически переданных «настроений»- настолько лишен жизненно-конкретного содержания, что это дало основание Гете сказать в письме к Шиллеру об этом романе: «Невероятно, до чего пуст этот странный сосуд» (письмо от 5 сентября 1798 г.).

Новеллы и сказки Тика . Романтическое мироощущение Тика нашло художественно более сильное и яркое воплощение в некоторых новеллах и сказках, созданных им приблизительно в это же время.

В «Белокуром Экберте» (1797) Тик создает один из первых образцов литературной романтической сказки. Сказке в романтической литературе было суждено большое будущее, и многое из лучшего, что написано романтиками вплоть до Г. X. Андерсена, принадлежит к этому жанру.

При создании «Белокурого Экберта» Тик воспользовался многими элементами народной сказки, которая привлекала его фантастикой и символикой. Нарочитая простота повествования и обобщенность образов также подсказаны Тику народной поэзией. Однако Тик использует фольклорные элементы для выражения романтических представлений о том, что над человеком властвуют таинственные, роковые силы и в борьбе с ними одинокий человек обречен на гибель.

Для девочки Берты, которая попала в сказочную хижину таинственной старухи, живущей среди лесного одиночества, жизнь могла бы сложиться счастливо, но Берта жадно-эгоистически потянулась к богатству и счастью. Ради этого она совершила преступление: обманув доверие старухи, она убежала, унеся с собой чудесную птицу и богатства. И Берту, и рыцаря Экберта, женившегося на ней, постигло возмездие. Старуха преследует их, принимая облик друзей Экберта. Умирает Берта, умирает обезумевший Экберт.

В «Белокуром Экберте», как и в некоторых других сказках и новеллах этого периода («Друзья», 1797; «Бокал», 1811, и другие), Тик с большим искусством воссоздает эмоциональную «атмосферу»; не изображение людей или событий, как таковых, а стремление создать определенное настроение обнаруживало установку романтиков на «музыкальное» восприятие художественного произведения читателем как эмоционального целого.

В творчестве Тика и других романтиков границы между сказкой и фантастической новеллой часто очень зыбки.

Более сильный фольклорный элемент (в повествовательной манере, в отдельных образах или мотивах) дает право отнести «Белокурого Экберта» к жанру сказки, в то время как «Руненберг» (1803) относится скорее к жанру фантастической новеллы. Эта новелла отражает натурфилософские интересы романтиков: незадолго до этой новеллы были написаны первые натурфилософские произведения Шеллинга.

В новелле Тика герой, охваченный мучительным беспокойством и неясными стремлениями, не может найти успокоения в долине, в тихой семейной жизни; его неудержимо влечет в горы, в страшный мир демонических сил, которые в конце концов губят его. Золото, которое он ищет в горном царстве, выступает в новелле Тика как стихийная демоническая сила. Так по-романтически переосмысляет писатель социальные факторы.

Тик был также одним из создателей романтической сатиры. Объектами его сатиры в пьесах-сказках «Кот в сапогах» (1797), «Принц Цербино» (1799), «Мир наизнанку» (1799) и новеллах-сказках «Абрахам Тонелли» (1798), «Шильдбюргеры» (1796) становятся просветительство и буржуазный обыватель - «филистер». Просветительство и буржуа-филистер остаются мишенью романтической сатиры вплоть до Гофмана.

Тик издевается над просветительским культом разума. Этот разум представляется ему мелочной рассудительностью буржуазного обывателя, неспособного понять все, что выходит за пределы повседневности и очевидности. Тик смеется над утилитаризмом Просвещения, сводя его опять-таки к ограниченному практицизму буржуазного филистера, стремящегося извлечь из всего «пользу». Тик иронизирует над «прозой» мещанских будней - над серым существованием буржуа-мещанина.

«Кот в сапогах». Высмеивает Тик и просветительское понимание искусства.

В пьесе «Кот в сапогах» Тик излагает в драматической форме известную сказку, выводя при этом и публику, как бы присутствующую на представлении: на сцене актеры разыгрывают сказку, а в партере сидят зрители-обыватели.

Тик издевается над представлениями буржуазного обывателя об искусстве, показывая его реакцию на происходящее на сцене. Зрители недоумевают, а затем и возмущены; они ждали «правдивой» истории с моралью в стиле буржуазной сентиментальной драмы Ифлянда и Коцебу, а им приходится смотреть детскую сказку! Актеры, режиссер и автор испуганы неодобрением зрителей, возникают разные помехи, спектакль грозит сорваться, актеры забывают роли, занавес поднимается не вовремя, обнаруживая на сцене машиниста, что окончательно сбивает с толку публику.

Тик прав, когда он дерзко и весело смеется над «просвещением» Николаи и Коцебу, т. е. над теми обывательскими выводами, которые сделал из идей Просвещения средний немецкий бюргер, напуганный событиями французской революции. Но и великие прогрессивные принципы Просвещения - веру в разум, в объективность мира, веру в общественное значение искусства - Тик сводит к ограниченному «просветительству» буржуазного филистера.

Своеобразие сказок-пьес Тика заключается в принципе «романтической иронии»: пьеса построена так, что она должна расшатать «традиционные» представления об объективности мира. Для этого Тик так своеобразно строит пьесу, выводя одновременно и актеров, разыгрывающих пьесу, и зрителей, т. е. сочетая как бы два различных плана реальности, смешивая их, заставляя актеров все время «выходить из роли». Стремясь показать условность границы между актером и зрителем, он хочет разрушить границу между реальностью и иллюзией - подорвать веру в объективность мира. Где проходит граница между зрителями и актерами? Ведь сами зрители у Тика - тоже персонажи его пьесы, «актеры», и все вместе - лишь фантазия поэта. Все это дает писателю богатый материал для рассуждений о том, что мир-театр, жизнь - игра, а люди - лишь актеры, исполняющие роли, и что все, таким образом, - лишь «иллюзия». Тик стоит на крайне субъективистской точке зрения; мир оказывается лишь «представлением».

Литературная деятельность Тика с самого начала была многообразной; так, идя по стопам штюрмеров, в частности Герде-ра, он начинает романтическое воскрешение средневековой немецкой литературы и создает свои романтические обработки «народных книг». Позже к этому прибавляется и деятельность переводчика. Наибольшее значение для немецкой литературы имели сделанные Тиком переводы «Дон-Кихота» Сервантеса и пьес Шекспира.

Новалис (1772-1801). Литературная деятельность. К «романтической школе» 90-х годов принадлежал также поэт и философ Новалис. Новалис - литературный псевдоним Фридриха фон Гарденберга. Он родился в дворянской семье, изучал по желанию отца юриспруденцию в Иенском, Лейпцигском и Вит-тенбергском университетах, занимался также философией и литературой. К этим занятиям присоединяются в 1797 году занятия естественными науками в Фрейбургском геологическом институте под руководством известного в то время ученого Вернера - геолога и минералога.

В отличие от своих друзей по Иенскому кружку, братьев Шлегель и Тика, Новалис не был литератором-профессионалом и служил на солеварнях.

Большая часть произведений рано умершего Новалиса или не была закончена, или не была опубликована при жизни автора. Существенное место в его литературном наследии занимают отрывочные записи-фрагменты, часть из которых Новалис рассматривал как нечто законченное и опубликовал сам.

Одно из немногих произведений, законченных Новалисом и изданных при его жизни,- «Гимны к ночи» (опубликованы в журнале «Атенеум» в 1800 году). Биографическим поводом к написанию этого произведения послужила смерть невесты поэта.

В лирических размышлениях, написанных ритмической прозой, переходящей в стих, Новалис прославляет ночь. Ночь для него - символ идеального, духовного «абсолютного» мира, который противопоставляется «преходящему миру явлений», т. е. реальному миру. В «Гимнах» воспевается смерть и христианская религия, проповедующая существование потустороннего мира и объявляющая его подлинным миром.

Если для Фридриха Шлегеля, автора «Люцинды», и Тика, автора пьес-сказок, мир был порождением творческого «я», то в «Гимнах к ночи» Новалис ищет некий «абсолютный дух», духовный мир, который впервые в истории немецкого романтизма оказывается идентичным загробному миру христианской церкви.

Произведение «Ученики в Саисе», оставшееся незаконченным, посвящено философии природы и создано под непосредственным впечатлением занятий Новалиса естественными науками в Фрейбургском геологическом институте.

Природа представляет собой, согласно Новалису, бесконечную взаимосвязь явлений и должна быть постигнута в этой взаимосвязи как целое, но постигнута не умом, а чувством. Не анализирующий разум, а лишь мистическое чувство «любви» - путь познания природы, и поэтому природу лучше познает не ученый-естествоиспытатель, а поэт, одаренный особой способностью «вчувствования». Такой путь познания соответствует идеалистическому пониманию Новалисом природы как «символа человеческого духа». Процесс «вчувствования» в природу является одновременно процессом ее «очеловечивания» - раскрытия ее «духовной» сущности. «Очеловечивание» природы, т. е. «освобождение» ее от материального бытия и превращение в «чистую духовность»,- конечная цель всех усилий человека.

Человека Новалис называет «мессией природы», т. е. ее «избавителем».

В образной форме эти идеи раскрываются в сказке, помещенной в «Учениках в Саисе». Юноша Гиацинт любит девушку Розочку. Но вот после бесед с «человеком с чужой стороны», которые жадно слушал Гиацинт, его охватывает стремление найти разгадку «тайны бытия». И Гиацинт уходит на поиски священной обители богини Изиды, «матери всех вещей», «девы под покрывалом», которая и символизирует тайну бытия. Он приходит к храму и засыпает, ибо только во сне он может проникнуть к богине. Гиацинту снится, что он приподымает покрывало Изиды - и в объятия к нему падает его возлюбленная Розочка. Разгадка тайны бытия оказалась в любви. Любовь же для Новалиса - высшее выражение духовной активности человека.

Новалис, кроме того, написал двустишие на тему о юноше, поднявшем покрывало со статуи Изиды. Подняв покрывало, он увидел самого себя. Здесь та же идея, что и в сказке о Гиацинте и Розочке: сущность природы, бытия в самом человеке, в его духе.

Таким образом, Новалис стоит на последовательно идеалистических позициях: первичным объявляется «дух», а истинным путем познания не эмпирическая наука и практика, а интуиция.

«Генрих фон Офтердинген». Все эти идеи Новалис развил в своем центральном произведении «Генрих фон Офтердинген». Новалис успел закончить лишь первую часть романа; о предполагавшейся второй части известно со слов Тика, с которым Новалис делился своим замыслом.

Герой романа - полулегендарное, полуисторическое лицо, немецкий средневековый поэт Генрих фон Офтердинген. Роман начинается с описания сна юноши Генриха: ему снится голубой цветок, и его охватывает страстное томление. Генрих совершает путешествие из Эйзенаха в Аугсбург к деду. По дороге он беседует с купцами, встречает в рыцарском замке пленницу с Востока, затем горняка, отшельника и, наконец, прибыв в Аугсбург, знакомится на празднестве у деда с поэтом Клингсором и его дочерью Матильдой. Генрих полюбил ее. Клингсор рассказывает Генриху сказку; ею заключается первая часть романа, которая носит подзаголовок «Ожидание».

В письме к Тику Новалис писал о замысле своего романа: «В целом это должно быть апофеозом поэзии. Генрих фон Офтердинген в первой части созревает, чтобы стать поэтом, во второй части происходит его преображение в поэта».

Таким образом, первая часть - становление поэта. Сон о голубом цветке как бы смутное предчувствие будущего призвания. Встречи во время путешествия символически выражают этапы внутреннего становления Генриха-поэта; ему открываются разные стороны мира и его собственной души: встреча с пленницей открывает ему «страну поэзии, романтический Восток», встреча с горняком - природу, а встреча с отшельником - мир истории. В лице Матильды ему предстает любовь, а Клингсор вводит его в мир поэзии.

Генрих познает мир и самого себя пассивно-созерцательно: процесс познания мира оказывается для Генриха процессом «узнавания», ибо все уже с самого начала заложено в его душе. Так познают мир, по мнению Новалиса, поэты, и эта форма познания является наивысшей.

Поскольку в понимании Новалиса сущность мира духовна, она может быть выражена только в символах, в сказке, в мифе. Поэтому такое важное место в романе занимает сказка Клинг-сора, которой заканчивается первая часть; она выражает символически суть романа, т. е. мысль о том, что любовь и поэзия «спасают» мир.

Во второй части, которая должна была иметь подзаголовок «Исполнение», Генрих, став поэтом и полюбив Матильду, должен был выступить «спасителем природы», и роман, подобно сказке Клингсора, должен был завершиться наступлением Золотого века, т. е. наступлением царства «чистой духовности».

Центром всей концепции романа является художник, ибо для Новалиса творческая деятельность художника является символическим выражением духовной творческой активности человека, «одухотворяющего» природу, а любовь - высшей потенцией этого творческого духовного начала.

Свой роман Новалис задумал как романтический ответ на роман Гете «Ученические годы Вильгельма Мейстера». Новалису была глубоко ненавистна реалистическая, просветительски гражданская суть «воспитательного» романа Гете, рассказавшего о том, как юный мечтатель, возомнивший себя художником, столкнувшись с жизнью, исцеляется от мечтательности и обретает свой идеал в практической деятельности.

Жизнь - вся совокупность реальных обстоятельств - «воспитала» Вильгельма Мейстера, сделала его полноценным человеком, членом общества. Искусство было лишь средством этого воспитания, а целью была практическая жизнь.

Если Фридрих Шлегель еще мог писать восторженные статьи об этом романе Гете и считать его «одной из величайших тенденций» своего времени (правда, по-романтически интерпретируя роман), то более последовательный и не останавливающийся перед крайними выводами Новалис ясно осознал всю противоположность идей романа Гете романтическим идеям, осознал то, что отделяет просветителя Гете от «романтической школы».

В своих фрагментах Новалис писал: «Ученические годы Вильгельма Мейстера» в известной степени весьма прозаичны и современны. Романтическое там уничтожается, также и поэзия природы, чудесное. Речь идет об обычных человеческих делах, природа и мистическое совсем забыты. Это претворенная в поэзию мещанская и семейная повесть. Чудесное трактуется исключительно как поэзия и мечтательность. Художественный атеизм является душой этой книги».

И вот в противовес роману Гете Новалис в своем романе задумал показать победу поэзии над реальностью, рассказать тоже историю «воспитания» героя, которое привело, однако, к тому, что он осознал свою миссию «избавить» мир от материального бытия.

Полемика с Просвещением пронизывает весь роман Новалиса. В сказке Клингсора сатирой на Просвещение является Писец, которого Новалис рисует врагом «человеческой души», врагом «высшей мудрости», любви и поэзии.

Художественный метод романа является последовательным осуществлением романтического положения о том, что искусство является «символическим изображением бесконечного».

Поскольку для Новалиса первичным и истинным является духовное начало, следовательно, все материальное и конкретное может быть в лучшем случае намеком, символом «духовной истины».

Роман поэтому перестает быть повествованием о реальных человеческих делах и превращается в аллегорию, в символическую сказку. Персонажи романа лишаются самоценного бытия и превращаются в легко переходящие друг в друга символы: Генрих в то же время как бы поэт из сказки купцов и Басня из сказки Клингсора; Матильда, восточная девушка, Циана, Эдда оказываются одним и тем же лицом, так же как антиквар (в рассказе отца Генриха), горняк, Железо (в сказке Клингсора), Сильвестр и т. д.

Роман построен на постоянном «возвращении» тождественных ситуаций и мотивов; например, через весь роман проходит пара, символизирующая поэзию и любовь: поэт и принцесса в сказке купцов, Басня и Любовь в сказке Клингсора, Генрих, и Матильда.

Многоплановым оказывается и символ голубого цветка, ставший символом романтизма. Голубой цветок выражает томление Генриха по чему-то неизвестному, является символом его возлюбленной Матильды, ибо этим неизвестным оказывается любовь Генриха и Матильды, и символом Золотого века, ибо высший смысл этой любви раскрывается в одухотворении природы. Роман, начавшийся сном о голубом цветке, заканчивается тем, что Генрих срывает его.

Различные планы реальности в романе смещаются и сочетаются, ибо с точки зрения абсолютного духа они условны.

В «Генрихе фон Офтердингене» происходит распад эпической формы романа.

Реальный, социально-политический аспект своих философских, мистических построений Новалис представлял себе более отчетливо, чем его друзья по «иенскому кружку», которые для этого были слишком «литераторами». Отрицание гражданских идеалов Просвещения привело братьев Шлегель и Тика к тому, что они замкнулись в узкой среде литературных интересов, сводят все вопросы жизни к вопросам искусства.

Новалис в это время написал статью «Христианство, или Европа» (1799) и опубликовал цикл фрагментов «Вера и любовь, или Король и королева» (1798), где достаточно определенно высказал свои политические взгляды. В статье «Христианство, или Европа» Новалис прославляет средневековую Европу под верховенством католической церкви во главе с папой и резко выступает против всякого проблеска свободной критической мысли, даже против протестантизма, не говоря уже о материалистической философии Просвещения. Новалис обрушивается на французскую буржуазную революцию и призывает вернуться к верховенству католической церкви.

В своей проповеди и восхвалениях христианства Новалис опережает Шатобриана с его «Гением христианства». Идеальный «духовный мир», наступление которого прославлял Новалис в «Генрихе фон Офтердингене», реально оборачивался миром неограниченного господства католической церкви - теократией.

Друзья Новалиса по «иенскому кружку» отказались напечатать его статью в «Атенеуме» и всячески противились ее опубликованию вплоть до 1826 года. Это свидетельствовало о расхождениях в «иенском кружке», приведших его к распаду.

Новалиса сближало с братьями Шлегель и Тиком многое: отрицательное отношение к материализму и рационализму Просвещения, философский идеализм, понимание искусства; но их разделяло в этот период то, что Новалис делал из своей философской концепции политические выводы, а Фридрих Шлегель и Тик оставались в ту пору на позициях эстетического бунтарства, прославляли свободную личность, презирающую окружающих филистеров и находящую спасение в мире искусства. Интерес Фридриха Шлегеля к религиозно-мифологическим проблемам, интерес к христианству, которому отдал дань Тик под влиянием Вакенродера (в «Сердечных излияниях», «Фантазиях об искусстве» и других произведениях), носил скорее эстетический характер.

У Новалиса, первого из немецких романтиков, вполне определились те реакционные тенденции, которые возобладали в немецком романтизме в эпоху наполеоновских войн и Реставрации: защита реакционных немецких социально-политических отношений, проповедь католичества, отказ от бунтарства и личной свободы.

Фридрих Шлегель, который пошел по этому пути, перейдя в католичество и став защитником политики Меттерниха, в 1826 году уже мог решиться опубликовать «Христианство, или Европа» Новалиса. Перейдя в лагерь реакции, Фридрих Шлегель после 1808 года не создает ничего значительного; его значение как теоретика и вождя романтизма сходит на нет.

Этих реакционных политических выводов из романтических теорий не сделали Тик и Вильгельм Шлегель; правда, они вообще не сумели выйти за пределы узких литературных интересов.

Тик за свою долгую жизнь отдал дань различным модным литературным явлениям. Он писал преимущественно новеллы, которые, несмотря на свое формальное литературное мастерство, имеют меньше значения для истории немецкого романтического движения, чем его произведения последнего десятилетия XVIII - первого десятилетия XIX века; они менее оригинальны и не вносят ничего принципиально нового в историю немецкой литературы.

Второй этап развития немецкого романтизма (1806-1830). Нашествие Наполеона и те изменения, которые повлекли за собой в социальной и политической жизни французская оккупация и борьба с ней, явились содержанием общественной жизни Германии с начала века и до 1814 года.

Освободительные войны, направленные против господства Наполеона, носили двойственный характер «возрождения, сочетавшегося с реакцией», как их охарактеризовал К. Маркс. С одной стороны, впервые со времени Великой крестьянской войны подлинное народное движение всколыхнуло всю страну. На арену общественной, политической жизни выступили народные массы, что было важным моментом формирования национального самосознания немецкого народа. С другой стороны, это было движение народа, жившего в условиях многочисленных пережитков феодализма и не осознавшего себя самостоятельной социальной силой в противоположность господствующим классам. Дворянство, пойдя на ряд уступок (реформы Штейна и Гарденберга), пообещав немецкому народу ряд либеральных преобразований, сумело сохранить руководство народным движением.

К тому же это народное движение оказалось направленным против наполеоновских преобразований, способствовавших буржуазному развитию и являющихся выражением более прогрессивных социально-политических отношений, чем те, которые господствовали в это время в Германии.

Сразу же после победы над Наполеоном началась жестокая реакция, и всякое народное движение было подавлено, всякие либеральные преобразования прекращены.

Массовые патриотические настроения эпохи освободительных войн нашли свое выражение не в творчестве художников-романтиков, а в творчестве таких популярных в свое время поэтов как Э. -М. Арндт (1769-1860), Т. Кернер (1791-1813), стоявших в стороне от романтического движения.

Но новые проблемы, поставленные жизнью, конечно, не могли не отразиться в творчестве романтиков и не определить в конечном счете характер художественного мышления писателей-романтиков.

Проблемы народа, его истории, соотношения личности и общества все более настойчиво давали себя знать в творчестве романтиков. Значительно большая конкретность художественного мышления по сравнению с творчеством романтиков 90-х годов XVIII века характерна для Гофмана и Клейста, Арнима и Брентано, Эйхендорфа и Шамиссо и тесно связана с постановкой в их творчестве новых проблем.

«Гейдельбергский кружок» романтиков, Арним и Брентано. Братья Гримм. Одним из отражений народного движения эпохи освободительных войн является пристальный интерес романтиков к народному творчеству. Продолжая дело, начатое в Германии «штюрмерами» во главе с Гердером, романтики любовно собирают, изучают и издают памятники народного творчества - народные книги, песни и сказки.

Самым замечательным сборником народных песен, оказавшим огромное влияние на развитие немецкой лирики, был сборник «Чудесный рог мальчика», составленный Иоахимом Арнимом (1781-1831) и Клеменсом Брентано (1778-1842).

Эти писатели вместе с Иозефом Герресом и некоторыми другими составили кружок, названный Гейдельбергским по месту, где они все собирались в 1808 году.

Первый том «Чудесного рога мальчика», посвященный Гете, вышел в 1805, второй - в 1808 году.

Принципы, которыми руководствовались Арним и Брентано при составлении своего сборника, были далеки от научных. Наряду с действительно народными песнями они включали в сборник образцы мейстерзанга и произведения книжной литературы XVII века. Они, и в первую очередь Арним, не воспроизводили народных песен точно, а произвольно редактировали, сокращая или дополняя, исправляя диалектизмы и архаизмы, меняя рифмы и размеры, что вызвало возражения некоторых современников, например Якоба Гримма. Однако, отредактированные в соответствии с романтическими вкусами Арнима и Брентано, эти песни имели тем большее влияние на многих поэтов-романтиков, вплоть до Генриха Гейне. Сам Брентано, затем Эйхендорф и другие, создавая свои лучшие стихи, по-своему воспроизводили глубоко поэтический мир немецкой народной песни, заимствуя у нее образы, мотивы, музыкальность стиха, что во многом определило народность и популярность их лирики.

Не меньшее значение имел получивший широкую известность и за пределами Германии другой замечательный сборник - «Детские и семейные сказки» (первый том - в 1812, второй - в 1815 году), составленный братьями Гримм - Якобом (1785 - 1863) и Вильгельмом (1786-1859).

Огромный интерес и любовь к прошлому немецкого народа двигали ими при издании и изучении памятников немецкой средневековой литературы и народного творчества.

Сборник Арнима и Брентано «Чудесный рог мальчика», для которого братья Гримм помогали собирать народные песни, побудил их самих обратиться к собиранию народных сказок. Братья Гримм не позволяли себе так свободно обращаться с текстом, как Арним и Брентано, а бережно старались воспроизвести первоначальный текст каждой сказки - в этом сказалось то предпочтение, которое они отдавали вслед за Гердером «естественной» поэзии перед «искусственной», т. е. народной традиционной перед субъективной, лишенной народных корней. Братья Гримм заложили основы научной германистики: помимо собирания памятников народного творчества, они изучали германскую мифологию, немецкую средневековую литературу и немецкий язык.

Неразвитость классовой борьбы в Германии начала XIX века, незрелость народного движения давали романтикам известное основание рассматривать народ недифференцированно, как нечто целое, и подчеркивать в быте и духовной жизни народа черты патриархальности, смирение и религиозность, т. е. идеализировать консервативное и отсталое в народе. Обращаясь к народу, романтики искали избавления от некоторых черт буржуазного развития, и в первую очередь от эгоистического индивидуализма.

В этом отношении характерны жизнь и творчество Клеменса Брентано. В раннем творчестве Брентано, который начал как ученик и подражатель Тика, господствует романтический субъективизм. У Брентано в юности была еще более богатая, неудержимая фантазия, чем у Тика; в нем было еще больше неуравновешенности и внутренней разорванности. От этих крайностей субъективизма и индивидуализма Брентано искал спасения в обращении к народу, а затем и к католицизму как традиционным «внеличным» силам.

Для его романтически-реакционного понимания народа характерна новелла «О честном Касперле и прекрасной Аннерль» (1817).

В этом рассказе о трагической судьбе двух людей из народа - Аннерль и Касперля - Брентано как бы устанавливает иерархию нравственных представлений героев, их понимания «чести». Честь дворянина и офицера графа Гроссингера не мешает ему соблазнить Аннерль и согласиться на связь сестры с герцогом. Его беспокоит только огласка. «Честь» для Аннерль заключается в том, чтобы стать выше людей своего круга - простых крестьян с их «грубостью». Это приводит к тому, что Аннерль легко становится жертвой соблазнителя. «Честь» жениха Аннерль Касперля - это честь ограниченного служаки-солдата. Каждого героя его понимание чести приводит к гибели. Аннерль убивает своего ребенка и умирает на эшафоте, скрыв имя своего соблазнителя. Граф Гроссингер и Касперль кончают с собой.

Этическим представлением этих героев Брентано противопоставляет религиозную этику старухи, которая считает, что «честь» следует оказывать одному богу. Образ старухи символизирует консервативную «религиозную мудрость» народа.

Брентано к концу жизни отрекся от своего раннего творчества как «греховного» и делал попытки найти «успокоение» в лоне католической церкви. Это привело к быстрому угасанию его поэтического таланта. После 1848 года, начиная с того как он в течение пяти лет записывал «видения» одной больной монахини, Брентано уже не создает ничего сколько-либо значительного.

Эйхендорф (1788-1857). К гейдельбергским романтикам был близок Иозеф фон Эйхендорф. В его творчестве немецкая романтическая лирика, опирающаяся на традиции народной песни, достигла наибольшего совершенства. Некоторые стихи Эйхендорфа сами стали народными песнями («In einem kiihlen Grunde», «О, Taler weit, о Hohen», «Wem Gott will rechte Gunst erweisen»).

Дворянин и католик, Эйхендорф учился в университете в Галле, а затем в Гейдельберге, где знакомство с Герресом, Арнимом и Брентано открыло перед ним мир народной поэзии. В период освободительных войн Эйхендорф служил офицером в армии, а с 1819 года состоял на государственной службе.

Умеренно консервативные и ортодоксально-религиозные взгляды Эйхендорфа привели к тому, что большая часть написанного им - романы, рассказы, драмы, политические статьи и работы по истории литературы - представляет лишь литературно-исторический интерес. Только те произведения Эйхендорфа (большинство лирических стихотворений и повесть «Из жизни одного бездельника»), где он ближе всего подошел к народной поэзии, где сильнее всего сказывается инстинктивное понимание значительности народной жизни, которое было в лучших произведениях романтиков в годы освободительных войн, сохраняют живое значение для современности.

Эйхендорф начал писать и публиковать стихотворения с 1808 года; впервые они были собраны и вышли отдельным изданием лишь в 1837 году.

Лирика Эйхендорфа почти полностью исчерпывается темами природы и любви, но в разработке этих двух тем поэт достигает подлинной лирической проникновенности и непосредственности, богатства и разнообразия оттенков.

Естественная простота и сила человеческих чувств и их выражения, характерные для народной песни, есть и в стихах Эйхендорфа.

Всегда оставаясь живыми и непосредственными, сохраняя характер действительно пережитого и поэтому никогда не превращаясь в абстракцию, чувства, о которых говорит в своих стихах Эйхендорф, выражены в предельно общей форме. Разлука с любимой и тоска по ней, боль, вызванная тем, что она нарушила клятву верности, чувство одиночества выступают в лирике Эйхендорфа в наиболее «чистом» виде - без психологической детализации, поэтому и могут быть выражены с помощью относительно небольшого числа традиционных ситуаций и образов, обычных для народной поэзии и соответствующих им традиционных эпитетов, сравнений и т. д.

Переживания поэта выключаются из какого-либо конкретно-исторического контекста. Герои Эйхендорфа почти всегда оказываются со своими чувствами, со своей любовью наедине с природой. Конкретная бытовая среда отсутствует, герой - и это одна из самых характерных ситуаций в лирике Эйхендорфа - находится в странствии (один из разделов его лирики озаглавлен «Песни странствий»). Социально-историческая характеристика героя Эйхендорфа крайне неопределенна: это поэт, музыкант, охотник, студент или просто странник. Одиночество героя - обычное его состояние, оно заставляет особенно сильно и остро чувствовать окружающую природу. Поэтому так естественно возникает столь характерный и для народной поэзии параллелизм чувств и настроений лирического героя и картин природы. Природа родной Германии - весна и осень, вечер и раннее утро, лес и поля - с большой эмоциональной силой запечатлена в стихах Эйхендорфа. Природа в этих стихах живет как бы своей особой эмоциональной жизнью; своеобразный пантеизм народной песни используется Эйхендорфом для выражения романтического ощущения природы.

Любовь в стихах Эйхендорфа выступает как некая «извечная» сила и оказывается таким же вневременным переживанием, как ощущение природы. Любовь и природа выступают у поэта-романтика как абсолютные категории, стоящие над человеком.

Лирику Эйхендорфа предохраняет от слишком большой абстрактности и субъективизма традиционная образность немецкой народной песни.

С другой стороны, неразвитость индивидуального начала в народной поэзии давала Эйхендорфу возможность с помощью ее средств и приемов выразить романтические представления об «извечности» чувств.

Романтический бродяга, романтический странник является героем и лучшей повести Эйхендорфа «Из жизни одного бездельника» (1826). При известном сходстве героя этой повести с романтическим странником Штернбальдом Тика и романтическим бездельником Юлием Фридриха Шлегеля («Люцинда») он, однако, существенно отличается от них. Не случайно Эйхендорф делает своего героя человеком из народа - психология его лишена эстетской рафинированности и ему чужда эгоистическая философия «чувственно-сверхчувственного» наслаждения, свойственная деклассированным представлениям художнической богемы буржуазного общества.

Сама повесть по своей сюжетной схеме (рассказ о простачке, чудесным образом нашедшем свое счастье) близка к народной сказке, хотя в ней и отсутствует сверхъестественный элемент и действие происходит в современных Эйхендорфу Австрии и Германии; правда, эта «современность» оказывается романтически преображенной и лишенной исторической бытовой конкретности. Сказка Эйхендорфа звучит обвинением скуке серых буржуазных будней и практицизму «положительных» «героев»-филистеров. Она прославляет бескорыстную радость существования и бескорыстную любовь. Герой ее в один прекрасный весенний день отправляется странствовать, переживает приключения, влюбляется. Он не разбирается в социальных различиях, принимая швейцара за важную персону, любит музыку и природу, предпочитая сажать в своем садике вместо картофеля цветы. Он беззаботно проходит по жизни, реальные конфликты которой для него не существуют, ибо его окружает романтически преображенный мир.

Романтическая мечта о поэтических человеческих отношениях - вот сущность повести Эйхендорфа.

Генрих Клейст (1777-1811) . На период оккупации Германии французскими войсками падает творчество Генриха Клейста - одного из наиболее значительных писателей-романтиков. При жизни Клейста его творчество не получило сколько-нибудь широкого признания. Лишь спустя много лет после смерти Клейст был признан одним из крупнейших немецких писателей XIX века.

Творчество Клейста в известном отношении наиболее полно и последовательно выражает дух романтизма. Проблема одиночества человека, столь характерная уже для первых произведений немецких романтиков (например, для произведений Тика 90-х годов), находит крайнее выражение в творчестве Клейста. Герой его драм и новелл - одинокий, замкнутый в себе человек, искусственно изолированный от общества; поэтому внутренняя жизнь такого человека приобретает преувеличенно напряженный, иррациональный, почти патологический характер. Конфликты, которые рисует Клейст, как и чувства и поступки его героев, носят крайне односторонний, как бы преувеличенный характер. В центре произведений Клейста, как правило, исключительные случаи - странное, необычное является для писателя проявлением самого существенного и важного в людях и в жизни. Хотя фантастика в его произведениях не играет такой значительной роли, как в сказках и новеллах Тика и Гофмана, случаи, которые описывает Клейст, стоят на грани вероятного и возможного, поражают своей необычайностью. Клейст проявлял большой интерес к анекдоту как странному, исключительному случаю, и многие его произведения строятся как анекдот, правда, почти всегда трагический анекдот, волнующий и одновременно удивляющий своей нелепостью.

С другой стороны, в творчестве этого романтика ощутимы значительные реалистические тенденции, и в рамки романтизма творчество Клейста отнюдь не укладывается. Объективный мир выступает в его произведениях как решающее начало. Клеист не разделяет романтических иллюзий об автономности духовного начала, не разделяет веру во всесилие человеческого духа, которую питали, хотя и по-разному это выражали, и Новалис, и Ф. Шлегель, и Тик. Герои Клейста - люди со сложной и напряженной душевной жизнью, с огромной духовной энергией, в них часто проявляется такая сила духа, которую, казалось бы, ничто не может сломить. И вместе с тем в столкновении с объективным миром они терпят трагическое поражение. Разрыв между человеком и действительностью, столь характерный для романтизма, достигает у Клейста такого трагического напряжения и остроты, как ни у кого из немецких романтиков. Драматизм конфликтов, составляющий отличительную особенность произведений. Клейста, связан именно с остротой и напряженностью этого основного конфликта одинокого человека и окружающего его мира, конфликта, оканчивающегося гибелью человека.

Пристальное внимание к объективному миру определило и острую наблюдательность Клейста, и тот дар пластического изображения, которым он обладал в высокой степени.

Жизнь Клейста сложилась трагически, была полна тяжелых кризисов и конфликтов. Будущий писатель родился в 1777 году в небогатой дворянской семье; отец его был майором прусской армии. В юности Клеист тоже служил в прусской армии, принимал участие в походе против Франции (1793-1798), но военной службой тяготился и уже в 1799 году вышел в отставку. Одно время Клеист усиленно занимается математикой и философией. Однако скоро разочаровывается в науке - знакомство с философией Канта окончательно подорвало его веру в познаваемость мира и в возможности разума.

Гражданская служба столь же тяготила его, как и военная, прослужил он недолго (1805-1806). Решив посвятить себя литературе, Клеист также испытывает тяжелые сомнения и разочарования: в 1803 году он уничтожает свою драму «Роберт Гюискар», отрывки из которой он читал своим друзьям, очень высоко оценившим ее (в 1808 году Клеист опубликовал отрывок из этой драмы, то ли сохранившийся в его бумагах, то ли восстановленный по памяти).

Современник огромной социальной ломки, Клеист остро ощущал обреченность всего старого, традиционного и мучительно искал выхода. Однако сам он оставался на реакционных позициях. В результате этого душевного и идейного конфликта он в 1811 году покончил с собой.

Первое законченное и опубликованное произведение Клейста - драма «Семейство Шроффенштейн» (1802)- история вражды двух семейств одного дворянского рода. Как выясняется в конце драмы, поводом для этой вражды явилось трагическое недоразумение, да и вся история этой вражды - сплошное нагромождение недоразумений и случайностей, в результате которых гибнут члены рода. Примирение происходит лишь над мертвыми телами любивших друг друга юноши и девушки, принадлежавших к враждующим семействам. Они убиты собственными отцами опять-таки в результате трагического недоразумения.

Взаимное недоверие, непонимание реального смысла слов и поступков друг друга характеризует героев этой драмы.

Одинокие люди, не находящие пути друг к другу, бессильные разобраться в иррациональном хаосе окружающего мира, в себе и других,- таковы герои произведений Клейста. В первой драме его это выступает с такой обнаженностью и прямолинейностью, которых нет в художественно более зрелых произведениях Клейста.

Из ранних пьес Клейста самой реалистической является комедия «Разбитый кувшин» (1803-1806). Умение Клейста увидеть и сжато, в конкретных, типических чертах воссоздать действительность не искажено здесь романтическим иррационализмом и односторонней абсолютизацией.

В этой комедии звучат социальные мотивы. Правда, диапазон охвата действительности в произведении ограничен: социальная критика не выходит за рамки довольно типичного, но все же не очень значительного случая. Судья Адам, своекорыстный и глуповатый представитель местной власти, разбирает дело о разбитом кувшине; виноват сам судья, но он пытается с помощью различных хитростей и вопиющих нарушений правил судопроизводства свалить свою вину на других и оказывается в конце концов разоблаченным.

Крестьянка Ева, зная о мошенничестве судьи, молчит, терпя несправедливые упреки матери и любимого ею крестьянского парня, надеясь спасти его своим молчанием от солдатчины. «Одиночество» Евы среди окружающих людей, ее сознание внутренней правоты, хотя видимость и говорит против нее, напоминают состояние других клейстовских героинь, но здесь это одиночество имеет вполне реальную социальную причину: запуганность крестьянки, ее боязнь всяческих «властей». Это не метафизическое одиночество человеческой души вообще.

Во многих других вещах Клеист использует реалистическую точность наблюдений и образного языка для передачи иррациональных переживаний и исключительных, выходящих за рамки вероятного, событий. Для иррационализма Клейста характерна его драма «Пентезилея» (1806-1807). Античная мифология, которая служила просветителям, и в первую очередь Гете, для выражения гуманистических, гражданских идей, использована Клейстом в его драме для выражения наиболее темных сторон души буржуазного индивида.

Перед зрителем разыгрывается любовная драма Пентези-леи и Ахилла, приводящая к кровавой катастрофе. В любви героев выступают на первый план эгоистическая жажда обладания, стремление любой ценой покорить душу другого, непросветленные, вырвавшиеся из-под контроля разума инстинкты. Эта любовь, изолированная от действительности, от какой бы то ни было общественной среды, оказывается и вне этических норм, т. е. всегда норм общественных. Любовь Пентезилеи и Ахилла - некая абсолютная игра страстей, любовный поединок одиноких человеческих душ вне времени и пространства. Но за этой «вневременностью» ясно выступает в романтическом преувеличении душа буржуазного человека и его понимание любви как эгоистической жажды обладания, как разрушительного инстинкта.

Народное движение против Наполеона захватило Клейста, пробудило в нем чувство патриотизма. Его активная публицистическая деятельность в этот период способствовала постановке в его произведениях новых проблем. Клейст, правда, остался чужд духу каких бы то ни было, даже умеренно либеральных социальных преобразований. В газете «Берлинер Абендблеттер» (которую Клейст редактировал с октября 1810 по март 1811 года) он выступал против реформ Гарденберга, за что газета была запрещена правительством.

В 1810 году Клейст пишет драму «Германова битва». Хотя материалом для нее послужили события эпохи первых столкновений германских племен с римлянами - гибель римских легионов в Тевтобургском лесу в результате столкновения с германцами под водительством херуска Германа (Арминия), эта пьеса Клейста является скорее актуальным политическим манифестом, чем исторической драмой. Ее идея - единство немцев в борьбе с иноземными врагами, в борьбе, не знающей пощады, без возможности примирения.

В этой пьесе Клейст впервые поставил большую общественную национальную тему; героев его окружает общественная среда, и их поступки расцениваются с точки зрения общественных интересов.

Новая общественная проблематика дает себя знать в лучших, наиболее реалистических произведениях Клейста: в драме «Принц Фридрих Гомбургский» (1809-1810) и в новелле «Михаэль Кольгас» (1808-1810).

«Принц Фридрих Гомбургский» (эта пьеса была издана Тиком вместе с «Германовой битвой» спустя лишь десять лет после смерти Клейста) - историческая драма. Действие ее происходит в XVII веке в курфюршестве Бранденбургском, из которого позднее выросло Прусское государство.

Герой драмы, принц Гомбургский,- одинокий человек, живущий в мире собственных грез и мечтаний. Требования окружающей жизни, ее законы для него не существуют. Трагический конфликт между ним и объективным миром оказывается неизбежным.

Погруженный в свои одинокие мечты о славе и любви, принц не слушает приказаний и поступает вопреки им, увлеченный порывом во время решающей битвы со шведами. Поступок принца неожиданно способствует победе, но в глазах курфюрста это не может служить оправданием самовольных действий принца. Принц осужден на смерть. Вначале он думает, что это простая уступка требованиям воинской дисциплины и помилование не заставит себя ждать. Когда же он убеждается, что ему действительно грозит казнь, в нем пробуждается вдруг животный страх смерти. Он молит племянницу курфюрста Наталию - любимую им и любящую его - спасти его, добившись помилования у курфюрста. Принц готов на все - жить где угодно и как угодно, отказаться от Наталии - лишь бы жить! Курфюрст соглашается помиловать принца, если тот считает, что приговор несправедлив. Но принц не может признать этот приговор несправедливым; став судьей собственного поступка, принц побеждает себя и готов идти на казнь, считая ее справедливым наказанием. Теперь принц, признавший обязательность для себя требований объективной реальности, может быть помилован.

Таким образом, Клейст в этой драме делает шаг вперед - он ищет путей преодоления героем своего одиночества, судит его с точки зрения общественных норм. Однако идейная слабость и ограниченность этой драмы заключается в том, что благодаря выбору темы эта пьеса в современных Клейсту условиях звучала как оправдание подчинения человека традиционным установлениям - реакционной прусской государственности.

Выдающийся драматург, Клейст был также мастером новеллы. В своей лучшей новелле «Михаэль Кольгас», использовав старинную хронику XVII века, Клейст рисует эпизод, происшедший в период Реформации. Герой новеллы становится жертвой социальной несправедливости. Кольгас ищет управу на обидчика-юнкера и сталкивается со всей социальной несправедливостью, господствующей вокруг. С непоколебимым мужеством, страстностью, доходящей до фанатизма, какой-то «одержимостью» (столь характерной для героев Клейста) он вступает в неравный поединок со всем миром несправедливости.

Но здесь столь же ярко, как и в последней драме Клейста, выступает вся слабость клейстовского героя и самого Клейста, остро переживавшего великую общественную ломку на рубеже XVIII-XIX веков и не нашедшего себе места в борьбе за социальное обновление своей родины.

По мере развития действия для Михаэля Кольгаса вопрос о социальной справедливости все более подменяется вопросом о данном конкретном случае, о законности поведения юнкера, о формальной справедливости. Став на эту почву «законности» или «незаконности» поведения юнкера, Кольгас вынужден признать также «незаконность» своих самовольных поступков с точки зрения законов этого общества. Кольгас получает формальное удовлетворение: то, что он требовал, выполнено, но он сам осужден на казнь. Внутреннее приятие им казни означает его поражение, хотя формальная справедливость, казалось бы, восторжествовала.

Это означает и трагическое поражение самого Клейста в разрешении большой социальной проблемы, поставленной эпохой.

РОМАНТИЗМ В ГЕРМАНИИ

Периодизация немецкого романтизма

Первые признаки романтизма появляются почти одновременно в разных странах, но каждая внесла в его развитие свой вклад. Родиной романтизма считается Германия, здесь были заложены основы романтической эстетики. Из Германии новое течение стремительно распространилось по всей Европе.

Главная отличительная черта немецкого романтизма – его философичность, умозрительность. Социально-исторический опыт Великой французской революции осмысляется в философско-эстетическом дискурсе. Важнейшие лозунги революции переводились из политического контекста в общефилософский.

Периодизация.

I . Иенский романтизм (1795-1805).

Назван так по имени университетского города Иена.

В основе иенского романтизма лежит идея жизнетворчества, т.е. творения жизни. Жизнь, которая познает себя в процессе творчества, причем воля Бога и человека совпадают в акте творчества. Возникает синтез идеального и реального миров. Не менее значимой категорией становится категория музыки, которая в полной мере передает образ саморазвивающейся жизни. В силу своей неосязаемости она способна раскрыть духовную основу жизни. Музыка становится отображением всей жизни человека.

В произведениях иенских романтиков встречается и категория хаоса как философского понятия. Это концепция рождающего, первичного хаоса, которую романтики заимствовали у античных философов. Древний хаос воспринимается ими как источник всего живого, основа возникновения души. Хаос в такой трактовке становится созидательной силой, творческим первоначалом, источником красоты и гармонии.

Большое значение имеет мифологема детства и, в частности, архетип ребенка. Ребенок воспринимается как первослово, он соотносится с изменчивостью мира. Детство, по мнению иенских романтиков, – первый этап в истории человеческой цивилизации, которому присущи целостность и самодостаточность. В нем человек имеет максимум возможностей и максимум шансов для их реализации.

Особая роль отводится романтической иронии. Ирония выражает динамику внешней и внутренней реальности. Иенские романтики стремятся воплотить в искусстве всю полноту жизни и, в то же время, невозможность достижения этой полноты. Они стремятся выразить божественное содержание в земном слове. Именно поэтому процесс творчества воспринимается как эстетическая игра. Искусство в таком контексте становится притворно серьезной игрой.

Эстетическая система иенских романтиков характеризуется субъективным видением мира, стремлением уйти от изображения реальной конкретно-исторической действительности. Деятельность иенских романтиков во многом стоит у истоков развития европейского романтизма. Именно им принадлежит приоритет и наибольшая углубленность в разработке теории романтизма.

Одним из наиболее талантливых теоретиков иенского романтизма был Фридрих Шлегель (1772-1829). Восприняв просветительскую идеологию и передовые идеи Французской революции, он сосредоточился на разработке романтической теории.

Считая романтическую литературу новым этапом литературного процесса, Шлегель как одну из ее характерных черт отмечает то, что она находится в постоянном развитии, и поэтому он называет ее прогрессивной. Другой отличительной чертой новой литературы Шлегель считает ее универсальность, что означает создание некоего синкретического жанра литературы, которой должен был бы включать в себя не только все существовавшие до сей поры литературные жанры, но также философию и риторику. Этот принцип универсализма не был характерен для последующего развития немецкой литературы, если не считать прозу Гейне. Попытки же создания подобных универсальных произведений самими иенцами несли на себе печать эксперимента.

Шлегелю принадлежит приоритет в разработке теории романтической иронии, занимающей одно из важнейших мест в кругу вопросов, характеризующих идеи иенцев. Роль этой теории в комплексе их философско-эстетических идей характеризуется двумя основными факторами: ее важнейшим значением для последующего развития романтизма и философско-эстетической мысли вообще и тем. Что в ней наиболее ярко выражается романтическая трактовка личности мироздании. Сама ирония трактуется Шлегелем как преимущественно философско-эстетическая категория, как своего рода игра духа, свободная от выражения каких-либо общественных функций литературы. Раскрывая свое понимание иронии, Шлегель проводит мысль, важную и для этой теории, и для позиций мировоззренческих позиций иенцев вообще. Это – антитеза между искусством и реальным миром.

Самым одаренным в иенском кружке художником, оригинальным и глубоким мыслителем был Новалис (Фридрих фон Харденберг) (1772-1801). В переводе с греческого псевдоним «Новалис» означает возделыватель целины. Новалиса называют императором романтизма. В утверждении принципа субъективизма он пошел дальше Шлегеля. Новалис развивает свою теорию «магического идеализма» как выражение веры в безграничные возможности отдельной творческой личности. При этом он выдвигает понятие «романтизация мира» – совмещение реального с идеальным, трансцендентальных категорий с понятиями жизненной практики, возвышение обыденного до трансцендентального. Эстетика Новалиса находится в полном соответствии с его философскими позициями. Смысл поэзии он видит в пророчестве, абсолютизирует искусство. Новалис допускает возможность поэзии, лишенной содержания, стихов, состоящих только из благозвучных, исполненных красоты слов, но без всякого смысла и связи. Истинная поэзия, по его мнению, может быть лишь большой аллегорией. Дух поэзии может быть воплощен лишь в сказочно чудесном. Весь реальный мир он идентифицирует со сказкой.

Поэт является центральной фигурой такого мироздания, лишь ему доступны сокровенные тайны сущего. Поэт – избранная личность, наделенная даром провидения и всепроникающей мудростью. Поэт и жрец совмещаются для Новалиса в одном лице.

Свои основные эстетические идеи Новалис выразил не только в цикле стихов «Гимны к ночи» (1800), но и в романе «Генрих фон Офтердинген» (1800; из намеченных двух частей вторая была только начата). Основные идеи и весь замысел романа раскрываются как развернутая эстетическая утопия, смысл которой сконцентрирован в аллегорической сказке главного героя Клингсора. Свою эстетическую утопию Новалис проецирует в феодальное прошлое Германии. Однако историческая Германия начала XIII века имеет мало общего с Германией, изображенной в романе. Новалис ставит своей задачей не столько идеализацию феодальных отношений, сколько создание романтической атмосферы поэтической полусказочной идиллии, которой якобы было немецкое средневековье.

В романе затрагивается одна из центральных проблем всей иенской эстетики – эстетика творимой жизни. Творчество существует вне человека, но источник творчества содержится в самом человеке. Совпадение творчества вселенной и творчества одного человека порождает единство жизни и искусства, мира и человека. Принцип романтического двоемирия: реальный и духовный миры существуют в тесной взаимосвязи, в диалектическом единстве. Главный герой выступает как связующее звено между реальным и сверхчувственным мирами. В романе Новалиса возникает и проблема жизни и смерти, их взаимных переходов, превращений друг в друга. Душа человека бессмертна, она постоянно возрождается, принимая другие образы. Человек умирает, чтобы вновь возвратиться к жизни. Так утверждается автором идея бытия.

Просветительскому пониманию задач искусства Новалис противопоставляет философско-эстетические принципы иенского романтизма. Роман Новалиса стал классическим произведением романтической литературы, поскольку в нем особенно четко прозвучала идея стремления к туманному романтическому идеалу.

В отличие от большинства членов иенского кружка, Людвиг Тик (1773-1853) был мало расположен к теоретическим исканиям, но имел яркое творческое дарование. Лирика, романы, драмы, новеллы – роды и жанры, разрабатываемые писателем: роман о художнике «Странствования Франца Штернбальда» (1798), комедия «Кот в сапогах» (1797), новелла-сказка «Белокурый Экберт» (1797). Двоемирие у Тика – это противопоставление и одновременное взаимопроникновение реального и сказочного дискурсов. Главная проблема – проблема судьбы и человеческих возможностей, проблема рока и внутренней свободы человека. В философском плане эта проблема осмысляется как проблема внутренней свободы человека и власти обстоятельств над ним. С одной стороны, человек внутренне свободен, он сам выбирает свою судьбу. С другой стороны, над героем тяготеет рок, общие закономерности жизни, которые человек не в силах изменить. Все герои – герои судьбы.

II . Гейдельбергский романтизм (1806-1815) .

В 1805-1808 годах творили писатели Людвиг фон Арним, Клеменс Брентано, братья Яков и Вильгельм Гримм. Свои эстетические воззрения они излагали в «Газете для отшельников», которая издавалась Арнимом. В центре внимания гейдельбергских романтиков оказывается проблема историзма, взгляд на историю как на динамический процесс. Главное внимание романтики сосредотачивают на анализе судьбы Германии, ее вкладе в общемировую историю, ее месте в мировом пространстве. Их волновала проблема народности, пробуждения национального самосознания и его воплощения в искусстве. В творчестве гейдельбергских романтиков часто встречается обращение к фольклору, изучению национальных песен. С 1805 по 1808 годы Арним и Брентано выпускают три книги немецких народных песен под названием «Волшебный рог мальчика» – подлинную сокровищницу немецкого народного творчества, уникальную и по объему, и по жанровому разнообразию. Эта книга способствовала пробуждению духовного самосознания нации. Наряду с тенденциозно подобранными религиозными духовными песнями XVI-XVII вв. (среди них - псалмы Лютера, католическая песня Якоба Бальде и Фридриха Шпее) в сборнике представлены песни, выражающие любовь народа к своему отечеству, солдатские песни и песни социального протеста, в которых воплощена вековая ненависть простого люда к угнетателям: феодалам и церковникам. Многие песни носят балладный характер, их герои - благородные разбойники наподобие Робина Гуда, защитники бедняков и поборники справедливости. Замечательны любовные народные песни, подлинные в своей безыскусности и отмеченные глубиной чувства.

С 1812 по 1815 годы братья Гримм издают сборник немецких народных сказок «Детские и домашние сказки» . Этот сборник имел мировое значение.

Гейдельбергские романтики по-новому осмысляют проблему двоемирия. Эстетика двоемирия основана на противопоставлении истории и духа нации, противопоставлении исторического быта и духовного бытия. История народа материальна, изменчива, дух же нации вечен, бесконечен, идеален. Так формируется оппозиция «история нации – душа нации», историческое пространство культуры – духовное пространство культуры. На смену индивидуальной личности приходит коллективная личность, родовой человек, который растворяется в нации, коллективе. Он подчиняется надличностному началу. Именно нация становится главной конструктивной силой. Нация становится субъектом творчества.

Людвиг фон Арним (1781-1831) – идейный вдохновитель гейдельбергского кружка немецких романтиков, культивировавшего возврат к народным истокам как единственную альтернативу нарождающейся в Германии буржуазности. Вошел в литературу как прозаик, поэт, драматург. Самобытность национальной культуры мыслится писателем лишь в неразрывной связи с феодальным порядком, с «честностью» и «простотой» патриархальных нравов, с лицемерной «идиллией» крепостного крестьянского труда. Об упадке этих ценностей - два наиболее известных романа Арнима: «Бедность, богатство, преступление и искупление графини Долорес» (1810) и отмеченный влиянием Вальтера Скотта большой исторический роман из XVI столетия «Хранители короны» (1817; вторая часть издана посмертно в 1854 г.). С утопизмом ранних иенских романтиков Арним сознательно полемизировал, их исторический оптимизм был ему непонятен, на современность он смотрел неприязненным и скептическим взглядом, почти злорадно подмечая в ней несообразности и уродства, живоописаниями которых увлекался. Гармонические идеалы Ренессанса были ему чужды, он чтил барокко с его поэтикой кричащих контрастов и принципиальных диспропорций, по-своему тяготел и к бытовому реализму, к точности локального и национального колорита. Лучшее произведение Арнима, повесть «Изабелла Египетская, первая любовь императора Карла V» (1812), поражает именно сочетанием точности исторических деталей (повествование стилизовано под историческую хронику) и жутковатой фантастики, использующей образы городского фольклора. Как художнику Арниму вредит внутренний догматизм, нежелание исследовать современную жизнь, он довольствуется констатацией ее несовершенств и мрачным намеком на источники этих несовершенств. Он утверждает, что все зло в золоте, в продажности, но сам же говорит о бесполезности поучения.

III . Поздний, берлинский, этап немецкого романтизма (1815-1848).

Те существенные изменения, которые повлекла за собой для всей Европы бурная эпоха наполеоновских и антинаполеоновских войн, внесли новые черты и в характер немецкого романтизма. Наряду с дальнейшим развитием романтической традиции, заложенной в деятельности иенских романтиков, важнейшую роль здесь сыграла антинаполеоновская освободительная борьба 1806-1813 гг. Теоретические изыскания, философско-эстетические проблемы, столь насыщавшие поиск ранних романтиков, отходят теперь на задний план. Поздний романтизм вступает в этап более конкретного художественного мышления и исходит из того, что реальность существует объективно, вне человека, его сознания. На смену идее об абсолютной свободе человеческого духа приходит несвободная личность, а духовное начало выступает как высшая эстетическая ценность. Поздние романтики не верят в возможность преобразования мира при помощи сознания. Они противопоставляют высший и низший миры, усиливая трагический конфликт между бытием и бытом. По-новому рассматривается категория двоемирия. Оно включает в себя не только противопоставление небесного и земного, но и противопоставления внутри этих сфер. Двоемирие распространяется и на небесный, и на земной миры. Небесный мир становится ареной для борьбы между добром (Бог) и злом (сатана). Сатана объявляется субстанцией, равной Богу по власти и могуществу. Такое же раздвоение происходит и в земной реальности: высокие герои и герои-обыватели. Самые яркие фигуры позднего романтизма – Э.-Т.-А. Гофман и Г. Гейне.

Сколько стоит написать твою работу?

Выберите тип работы Дипломная работа (бакалавр/специалист) Часть дипломной работы Магистерский диплом Курсовая с практикой Курсовая теория Реферат Эссе Контрольная работа Задачи Аттестационная работа (ВАР/ВКР) Бизнес-план Вопросы к экзамену Диплом МВА Дипломная работа (колледж/техникум) Другое Кейсы Лабораторная работа, РГР Он-лайн помощь Отчет о практике Поиск информации Презентация в PowerPoint Реферат для аспирантуры Сопроводительные материалы к диплому Статья Тест Чертежи далее »

Спасибо, вам отправлено письмо. Проверьте почту .

Хотите промокод на скидку 15% ?

Получить смс
с промокодом

Успешно!

?Сообщите промокод во время разговора с менеджером.
Промокод можно применить один раз при первом заказе.
Тип работы промокода - "дипломная работа ".

«Ася» И.С. Тургенева. Систематический анализ повести и разбор ее некоторых связей с немецкой литературой

Криницын А.Б.

«Ася» И.С. Тургенева. Систематический анализ повести и разбор ее некоторых связей с немецкой литературой.

Тургенев на протяжении всего своего творчества разрабатывал данный жанр, но наиболее известными стали его любовные повести: «Ася», «Первая любовь», «Фауст», «Затишье», «Переписка», «Вешние воды». Их также часто называют «элегическими» – не только за поэзию чувства и красоту пейзажных зарисовок, но и за характерные мотивы, из лирических становящиеся сюжетными. Вспомним, что содержание элегии составляют любовные переживания и меланхолические раздумья о жизни: сожаление о прошедшей молодости, воспоминания об обманувшем счастье, печаль о будущем, как, например, в пушкинской «Элегии» 1830 г. («Безумных лет угасшее веселье…»). Эта аналогия тем более уместна, что Пушкин был для Тургенева важнейшим ориентиром в русской литературе, и пушкинские мотивы пронизывают всю его прозу. Не менее важной была для Тургенева немецкая литературная и философская традиция, прежде всего в лице И.В. Гете; не случайно действие «Аси» происходит в Германии, а следующая тургеневская повесть называется «Фауст».

Реалистический метод (детально точное изображение действительности, психологическая выверенность характеров и ситуаций) органично сочетается в элегических повестях с проблематикой романтизма. За историей одной любви прочитывается масштабное философское обобщение, поэтому и многие детали (реалистические сами по себе) начинают отсвечивать символическим смыслом.

Цветение и средоточие жизни, любовь понимается Тургеневым как стихийная, природная сила, которой движется мироздание. Поэтому ее осмысление неотделимо от натурфилософии (философии природы). Пейзажи в «Асе» и других повестях 50-х годов не занимают большого пространства в тексте, но это далеко не просто изящная заставка к сюжету или декорация заднего плана. Бесконечная, загадочая красота природы служит для Тургенева неоспоримым доказательством ее божественности. «Человек с природой связан «тысячью неразрывных нитей: он сын ее»[i]. . Любое человеческое чувство имеет в природе свой исток; в то время как герои любуются ею, она незаметно направляет их судьбу.

Следуя пантеистическому пониманию природы, Тургенев рассматривает ее как единый организм, в котором «все жизни сливаются в одну мировую жизнь», из чего «выходит общая, бесконечная гармония», «одна из тех «открытых» тайн, которые мы все и видим и не видим». Хотя в ней, «кажется, всё живет только для себя», в то же время все «существует для другого, в другом только достигает своего примирения или разрешения»- это и есть формула любви как сущности и внутреннего закона природы. «Ее венец - любовь. Только через любовь можно к ней приблизиться…» цитирует Тургенев «Фрагмент о природе» Гете.

Как и все живое, человек наивно почитает себя «средоточием вселенной», тем более что он единственный из всех природных существ обладает разумом и самосознанием. Он очарован красотой мира и игрой природных сил, но трепещет, осознавая свою обреченность смерти. Чтобы быть счастливым, романтическому сознанию нужно вобрать в себя весь мир, насладиться всей полнотой природной жизни. Так Фауст из драмы Гете в знаменитом монологе мечтает о крыльях, глядя с холма на заходящее солнце:

О, дайте крылья мне, чтоб улететь с земли

И мчаться вслед за ним, в пути не уставая!

И я увидел бы в сиянии лучей

У ног моих весь мир: и спящие долины,

И блеском золотым горящие вершины,

И реку в золоте, и в серебре ручей. <...>

Увы, лишь дух парит, от тела отрешась, Нельзя нам воспарить телесными крылами!

Но подавить нельзя подчас

В душе врожденное стремленье –

Стремленье ввысь… (пер. Н. Холодковского)

Ася и Н.Н., любуясь с холма долиной Рейна, так же жаждут воспарить от земли. С чисто романтическим идеализмом герои Тургенева требуют от жизни всего или ничего, томятся "всеобъемлющими желаниями" («- Если бы мы с вами были птицы, - как бы мы взвились, как бы полетели... Так бы и утонули в этой синеве... Но мы не птицы. - А крылья могут у нас вырасти, - возразил я. - Как- - Поживите - узнаете. Есть чувства, которые поднимают нас от земли»). В дальнейшем мотив крыльев, многократно повторяясь в повести, становится метафорой любви.

Однако романтизм самой своей логикой предполагает недостижимость идеала, поскольку противоречие между мечтой и реальностью неразрешимо. Для Тургенева это противоречие пронизывает саму натуру человека, который есть одновременно и природное существо, жаждущее земных радостей, "счастья до пресыщения", и духовная личность, устремленная к вечности и глубине познания, как это формулирует Фауст в той же сцене:

… две души живут во мне

И обе не в ладах друг с другом.

Одна, как страсть любви, пылка

И жадно льнет к земле всецело,

Другая вся за облака

Так и рванулась бы из тела. (пер. Б. Пастернака)

Отсюда проистекает губительная внутренняя раздвоенность. Земные страсти подавляют духовную природу человека, а воспарив на крыльях духа, человек быстро осознает свою слабость. « Помните, вы вчера говорили о крыльях?.. Крылья у меня выросли да лететь некуда», – скажет Ася герою.

Поздние немецкие романтики представляли страсти как внешние, часто обманчивые и враждебные человеку силы, игрушкой которых он становится. Тогда любовь уподоблялась року и сама становилась воплощением трагического разлада между мечтой и действительностью. По Тургеневу, мыслящая, духовно развитая личность обречена на поражение и страдание (что он показывает и в романе «Отцы и дети»).

«Асю» Тургенев начал летом 1857 в Зинциге на Рейне, где и происходит действие повести, а закончил в ноябре в Риме. Интересно отметить, что «Записки охотника», прославившиеся изображением русской природы и типами национального характера, Тургенев писал в Буживале, в имении Полины Виардо под Парижем. «Отцы и дети» сочинялись им в Лондоне. Если пролеживать далее этот «европейский вояж» русской литературы, то окажется, что в Риме же появились на свет «Мертвые души», «Обломов» писался в Мариенбаде; роман Достоевского «Идиот» – в Женеве и в Милане, «Бесы» – в Дрездене. Именно эти произведения считаются наиболее глубоким словом о России в литературе XIX века, и по ним европейцы традиционно судят о «загадочной русской душе». Игра ли это случая или закономерность?

Во всех названных творениях так или иначе ставится вопрос о месте России в европейском мире. Но редко в русской литературе встретишь повесть о современности, где само действие происходит в Европе, как в «Асе» или в «Вешних водах». Как это сказывается на их проблематике?

Германия изображена в «Асе» как мирная, любовно принимающая человека среда. Приветливые, трудолюбивые люди, ласковая, живописные ландшафты как будто сознательно противопоставлены «неприютным» картинам «Мертвых душ». «Привет тебе, скромный уголок германской земли, с твоим незатейливым довольством, с повсеместными следами прилежных рук, терпеливой, хотя неспешной работы... Привет тебе и мир!» – восклицает герой, и мы угадываем за его прямой, декларативной интонацией авторскую позицию. С другой стороны, Германия является важным культурным контекстом повести. В атмосфере старинного городка «слово "Гретхен" – не то восклицание, не то вопрос – так и просилось на уста» (имеется в виду Маргарита из «Фауста» Гете). По ходу повести Н.Н. читает Гагину и Асе также «Германа и Доротею» Гете. Без этой «бессмертной идиллии Гете» о жизни в немецкой провинции невозможно «воссоздать Германию» и понять ее «тайный идеал» – писал А.А. Фет (сам наполовину немец) в своих очерках «Из-за границы». Так повесть выстраивается на сопоставлениях как с русской, так и с немецкой литературными традициями.

Герой повести обозначен просто как господин N.N., и нам ничего неизвестно о его жизни до и после рассказанной истории. Этим Тургенев намеренно лишает его ярких индивидуальных черт, чтобы повествование звучало как можно объективнее и чтобы сам автор мог бы незаметно стоять за спиной героя, иногда высказываясь от его лица. Н.Н. – один из русских образованных дворян, и произошедшее с ним каждый тургеневский читатель легко мог применить к себе, а шире – к судьбе каждого из людей. Почти всегда он симпатичен читателям. Герой рассказывает о событиях двадцатилетней давности, оценивая их с позиции новоприобретенного опыта. То умиляясь, то иронизируя, то сокрушаясь, он делает над собой и над другими тонкие психологические наблюдения, за которыми угадывается проницательный и всезнающий автор.

Для героя путешествие по Германии – начало жизненного пути. Раз он хотел присоединиться к студенческому коммершу, то значит, он и сам недавно закончил один из немецких университетов, и для Тургенева это автобиографическая деталь. То, что Н.Н. в немецкой провинции встречает соотечественников, кажется сколь странным, столь и судьбоносным, ведь обыкновенно он избегал их за границей и в большом городе наверняка уклонился бы от знакомства. Так мотив судьбы впервые намечается в повести.

Н.Н. и его новый знакомый Гагин удивительно похожи. Это мягкие, благородные, европейски образованные люди, тонкие ценители искусства. К ним можно искренне привязаться, но поскольку жизнь поворачивалась к ним только солнечной своей стороной, их «полуизнеженность» грозит обернуться безволием. Развитый интеллект порождает усиленную рефлексию и как следствие нерешительность.

Я скоро его понял. Это была прямо русская душа, правдивая, честная, простая, но, к сожалению, немного вялая, без цепкости и внутреннего жара. Молодость не кипела в нем ключом; она светилась тихим светом. Он был очень мил и умен, но я не мог себе представить, что с ним станется, как только он возмужает. Быть художником... Без горького, постоянного труда не бывает художников... а трудиться, думал я, глядя на его мягкие черты, слушая его неспешную речь - нет! трудиться ты не будешь, сдаться ты не сумеешь.[v]

Так в Гагине появляются черты Обломова. Характерен эпизод, когда Гагин отправился на этюды, а Н.Н., присоединившись к нему, хотел читать, то два приятеля, вместо того чтобы заниматься делом, «довольно умно и тонко рассуждали о том, как именно должно работать». Здесь очевидна ирония автора над «прилежанием» русских дворян, которая в «Отцах и детях» дорастет до печального вывода о их неспособности преобразовать российскую действительность. Именно так понял повесть Н.Г. Чернышевский в своей критической статье «Русский человек на rendez-vous» («Атеней» 1858 г.). Проводя аналогию между г-ном Н. Н., которого он именует Ромео, с одной стороны, и Печориным («Герой нашего времени»), Бельтовым («Кто виноват?» Герцена), Агариным («Саша» Некрасова), Рудиным – с другой, Чернышевский устанавливает социальную типичность поведения героя «Аси» и резко осуждает его, видя в нем чуть ли не подлеца. Чернышевский признает, что г-н Н. Н. принадлежит к лучшим людям дворянского общества, но считает, что историческая роль деятелей подобного типа, то есть русских либералов-дворян, сыграна, что они утеряли свое прогрессивное значение. Тургеневу такая резкая оценка героя была чужда. Его задачей было перевести конфликт в общечеловеческую, философскую плоскость и показать недостижимость идеала.

Если образ Гагина автор делает полностью понятным читателям, то его сестра предстает загадкой, решением которой Н.Н. увлекается сначала с любопытством, а потом и самозабвенно, но так и не может постичь до конца. Необыкновенная живость причудливо совмещается у нее с робкой стеснительностью, вызванной ее незаконнорожденностью и долгой жизнью в деревне. Отсюда же проистекает ее нелюдимость и задумчивая мечтательность (вспомним, как она любит быть одна, постоянно убегает от брата и Н.Н., а в первый вечер знакомства уходит к себе и «не зажигая свечи, долго стоит за нераскрытым окном»). Последние черты сближают Асю с ее любимой героиней – Татьяной Лариной.

Но составить цельное представление о характере Аси весьма сложно: это воплощенная неопределенность и изменчивость. («Что за хамелеон эта девушка!» - невольно восклицает Н.Н.) То она дичится незнакомца, то внезапно хохочет, («Ася, точно нарочно, как только увидела меня, расхохоталась без всякого повода и, по своей привычке, тотчас убежала. Гагин смутился, пробормотал ей вслед, что она сумасшедшая, попросил меня извинить ее»); то лазает по развалинам и громко поет песни, что совсем неприлично для светской барышни. Но вот она встречает дорогой англичан и начинает изображать благовоспитанную особу, чопорную в соблюдении приличий. Послушав чтение поэмы Гете «Герман и Доротея» она хочет казаться домовитой и степенной, как Доротея. Потом «накладывает на себя пост и покаяние» и превращается в русскую провинциальную девушку. Невозможно сказать, в какой момент она больше является самой собой. Ее образ мерцает, переливаясь разными красками, штрихами, интонациями.

Стремительная смена ее настроений усугубляется тем, что Ася часто поступает несообразно собственным чувствам и желаниям: «Иногда мне хочется плакать, а я смеюсь. Вы не должны судить меня... по тому, что я делаю»; «Я сама не знаю иногда, что у меня в голове. <...> Я иногда самой себя боюсь, ей-богу». Последняя фраза сближает ее с загадочной возлюбленной Павла Петровича Кирсанова из «Отцов и детей» (“Что гнездилось в этой душе - бог весть! Казалось, она находилась во власти каких-то тайных, для нее самой неведомых сил; они играли ею, как хотели; ее небольшой ум не мог сладить с их прихотью”). Образ Аси бесконечно расширяется, потому что в ней являет себя стихийное, природное начало. Женщины, по философским взглядам Тургенева, ближе природе, потому что их натура имеет эмоциональную (душевную) доминанту, в то время как мужская – интеллектуальную (духовную). Если мужчину природная стихия любви захватывает извне (то есть он противостоит ей), то через женщину она непосредственно выражает себя. «Неведомые силы», присущие всякой женщине, в некоторых находят свое полнейшее выражение. Поразительная многоликость и живость Аси, неотразимая прелесть, свежесть и страстность проистекают именно отсюда. Ее пугливая «дикость» тоже характеризует ее как «естественного человека», далекого от общества. Когда Ася грустит, по ее лицу «пробегают тени», как облака по небу, а ее любовь сравнивается с грозой («Уверяю вас, мы с вами, благоразумные люди, и представить себе не можем, как она глубоко чувствует и с какой невероятной силой высказываются в ней эти чувства; это находит на нее так же неожиданно и так же неотразимо, как гроза»).

Природа тоже изображается в постоянной смене состояний и настроений (как пример можно привести закат над Рейном из II главы). Она изображена поистине живой. Она томит, властно вторгается в душу, как будто задевает ее тайные струны, тихо, но властно шепчет ей о счастье: «Воздух так и ластился к лицу, и липы пахли так сладко, что грудь поневоле все глубже и глубже дышала». Луна «пристально глядит» с чистого неба, и озаряет город «безмятежным и в то же время тихо душу волнующим светом». Свет, воздух, запахи изображаются ощутимыми до видимости. «алый, тонкий свет лежал на виноградных лозах»; воздух «колыхался и перекатывался волнами»; «Вечер тихо таял и переливался в ночь»; «сильный» запах конопли «поражает» Н.Н.; соловей «заразил» его сладким ядом своих звуков».

Природе посвящена отдельная, самая краткая глава Х единственная описательная (что уже окончательно противоречит форме изустного рассказа, для которого типично изложение общей канвы событий). Подобное обособление указывает на философскую значимость отрывка:

<...> Въехавши на середину Рейна, я попросил перевозчика пустить лодку вниз по течению. Старик поднял весла - и царственная река понесла нас. Глядя кругом, слушая, вспоминая, я вдруг почувствовал тайное беспокойство на сердце... поднял глаза

Похожие рефераты:

Одной из самых мучительных загадок для Тургенева всегда была Природа, ибо она для писателя являлась истинным Божеством. В ее сущности он пытался обрести гармонию и покой.

Место образа княгини Р. в романе, его психологическая нагрузка; символическое значение образа. Княгиня Р. в судьбе Павла Петровича Кирсанова. Княгиня и Одинцова.

Тургенев и Бунин относятся к разным поколениям одной эпохи. Отцы и дети. Отцы застали расцвет того, что дети могут только припоминать: “Склад средней дворянской жизни еще и на моей памяти, - очень недавно...”.

И.С.Тургенев и И.А.Гончаров стремились показать в своих романах разные образы русских женщин своего времени.

Главным героями этих двух романов являются, Е. Базаров и Рахметов которые вели Россию, к великому и светлому будущему.

Творчество великого русского писателя Ивана Сергеевича Тургенева - это гимн высокой, вдохновенной, поэтической любви. Достаточно вспомнить романы “Рудин” (1856), “Дворянское гнездо” (1859), “Накануне” (1860), повести “Ася” (1858), “Первая любовь”.

ВВЕДЕНИЕ 3

1. Школа Йенского романтизма 4

2. Гейдельбергский романтизм 8

ЗАКЛЮЧЕНИЕ 14

ЛИТЕРАТУРА 16

ВВЕДЕНИЕ

Романтизм охватил собой всю сферу культуры. Романтические направления и школы возникли не только в литературе и искусстве (живописи, музыке), но и в историографии, филологии, политэкономии, социологии, в науке о государстве и праве, в естествознании. При всей своей разнородности эти направления были связаны элементами общего романтического мировоззрения, отражавшего в себе новые тенденции исторического развития. В период с 1806 по 1830 год романтическое мировоззрение занимало господствующие позиции в европейской идеологии.

Немецкий романтизм представляет собой лишь одно из национальных течений широкого потока общеевропейского романтического движения. На рубеже XVIII - XIX веков романтизм возник в Англии, во Франции, несколько позднее он сложился в других странах Европы.

Образование национального романтизма было связано с переходом европейских стран от феодальных социально-экономических отношений к буржуазным. Однако эта общая тенденция социально-исторического развития по-разному осуществляла себя в отдельных странах, что опосредованно отражалось и на особенностях национального романтизма.

Хотя было бы затруднительно говорить о едином европейском романтизме, тем не менее, между отдельными национальными романтическими движениями существует тесная связь. В основе ее - общность содержания, всецело определяемого специфическими особенностями переходной эпохи от феодализма к капитализму.

Представляется особо интересным рассмотреть процесс развития романтизма в Германии. Как известно, в немецком романтизме сложились и были наиболее ясно выражены общие принципы романтической эстетики.

Немецкий романтизм принято делить на два направления: ранний и поздний. Ранний романтизм представлен Йенской школой (1795 - 1805), в которую входили братья А. и Ф. Шлегель, Новалис, Л. Тик и В.-Г. Вакенродер. Поздний немецкий романтизм представлен Гейдельбергской школой (1806 - 1816), в которую входили К. Бретано, Ахим фон Арним, Й. Геррес, братья Я. и В. Гримм, Й. фон Эйхендорф. Отдельно в позднем немецком романтизме выделяется Берлинская школа (1815 - 1848), в которую входили Э.Т. Гофман, Шамиссо, Г. Гейне. Рассмотрим последовательно развитие Йенской и Гейдельбергской школ немецких романтиков.

1. Школа Йенского романтизма

Как самостоятельное эстетическое направление романтизм заявил о себе уже во второй половине последнего десятилетия XVIII века. Именно в это время в Германии сложилась эстетика раннего, или Йенского, романтизма, представителями которого были братья Август и Фридрих Шлегель, Фридрих фон Гарденберг (Новалис), В.-Г. Вакенродер, Л. Тик.

Ранние романтики были воспитаны на прогрессивных гуманистических идеях Руссо, английского сентиментализма, «Бури и натиска», немецкой классической литературы.

Одна из основных проблем романтической эстетики - это проблема отношения искусства к действительности. Не только в немецком романтизме в целом, но даже в рамках йенского романтизма она не решалась однозначно.

Ранние романтики критически относились к существовавшим в Германии феодальным порядкам, справедливо считая их недостойными человека, враждебными общественному прогрессу и потому подлежащими ликвидации. Не менее критически они относились и к тем новым (буржуазным) социальным отношениям, которые развивались во Франции и в прирейнских землях Германии. С одной стороны, будучи недовольными старыми, феодальными порядками, ранние романтики с нетерпением ожидали осуществления новой общественной эпохи, о которой, как им казалось, возвестила французская революция; а с другой стороны, они видели, что действительность отнюдь не укладывалась в рамки просветительских общественных идеалов, что она оказывалась намного сложнее, противоречивее, чем предполагалось.

В складывавшемся раннеромантическом понимании отношения искусства и действительности можно выделить две тенденции. Одна из них связана с эстетической позицией А. Тика и В.-Г. Вакенродера, которая определялась пассивно-созерцательным восприятием реальных жизненных проблем в их фатальной, роковой неизбежности и - как следствие этого - бегством от неустроенной жизни в сферу искусства.

Так, в ранних произведениях Людвига Иоганна Тика (1773 - 1853), таких как повесть «Абдалла» (1792), драма «Карл фон Бернек» (1795), роман «История Вильяма Ловеля» (1793 - 1796), явно прослеживается реальная проблематика общественного развития в условиях перехода от феодализма к капитализму. Однако объективные общественные связи и отношения остаются для Тика до конца невыясненными. Поэтому при их художественном изображении они неизбежно идеологически искажаются и мистифицируются. К примеру, в драме «Карл фон Бернек» Тик описывает гибель одного дворянского рода, над которым тяготеет проклятие. Хотя в драме чувствуется влияние «Ифигении» Гете, Тик, в отличие от последнего, изображает не искупление и освобождение от проклятия богов, а подчинение человека непонятным и враждебным ему высшим силам. Уже в этой ранней драме Тика нашел свое выражение характерный для романтического художественного метода символический образ судьбы, рока, представляющий собой мистификацию реальных общественно-исторических закономерностей.

В 1792 году в письме к Вильгельму Генриху Вакенродеру (1773 - 1798) Тик высказал мысль, что «хорошему человеку невозможно жить в этом сухом, скудном и жалком мире», что он должен создать себе «идеальный мир», который его «осчастливит». Этой мыслью он выразил свое и Вакенродера понимание отношения искусства к действительности.

Проблема взаимоотношения искусства и жизни, художника, и общества находится в центре произведения Вакенродера «Сердечные излияния отшельника - любителя искусства» (1797). В нем сфера искусства представлена как единственное убежище, от противоречий реальной действительности, как мир, полный красоты и гармонии. Сам образ монаха-отшельника не является случайным. Вакенродер стремился подчеркнуть, что лишь человек, порвавший все связи с внешним миром, с обществом, в состоянии творить художественные произведения и наслаждаться ими. Кроме того, образ монаха имеет своей целью выразить признаваемую Вакенродером изначально необходимой связь искусства с религией. Только внутренне религиозный человек, видящий в искусстве своего рода божественное откровение, в состоянии творить поистине талантливые произведения. Поэтому идеал искусства Вакенродер ищет и находит в идеализированном прошлом, в проникнутых, как ему кажется, религиозными мотивами полотнах Рафаэля, Микеланджело, Дюрера.

Вторая тенденция романтического отношения к действительности связана с именами Фр. Шлегеля (1772 - 1829) и Новалиса (1772 - 1801). Для нее характерно стремление обосновать активное воздействие литературы и искусства на общественный процесс. Эта тенденция, в отличие от первой, которая в ходе развития Йенского романтизма становилась все более определяющей и нашла свое продолжение также в эстетике позднего романтизма, - была кратковременной. Тесно связывая ранний романтизм с эстетической позицией веймарского классицизма, она вместе с тем не стала существенной для романтической эстетики. Но игнорирование ее привело бы к исторически неадекватному пониманию эстетики раннего немецкого романтизма.

В активно наступательной эстетической позиции нашли свое отражение надежды ранних романтиков на то, что новая, рождающаяся общественная эпоха приведет к реализации гуманистического идеала всестороннего развития индивида. Они верили в Великие возможности искусства, которое рассматривалось ими как решающее средство для достижения нравственного прогресса человечества.

Эпоху объективно-прекрасного искусства Фр. Шлегель представлял себе как осуществление «великой эстетической революции», которая в конечном итоге приведет к повсеместному нравственному преобразованию человечества. Благодаря этому человек, наконец, приобретет желанную свободу и станет господствовать как над самим собой, так и над природой. В этой эстетической утопии Фр. Шлегеля нашла свое наиболее яркое выражение мысль об активной роли искусства в общественной жизни. Заметна также идейная близость к Шиллеру, который обосновывал необходимость эстетического воспитания человечества как условие его нравственного совершенствования.

В 1798 - 1799 годах эта тенденция активного воздействия искусства на объективную действительность, тенденция, которая сближала романтиков с классиками, была утрачена романтической эстетикой. К этому времени романтики разработали такое понимание отношения искусства к действительности, которое существенно отличало романтическую эстетику от классицистской. В основе этого нового, чисто романтического эстетического отношения лежало и новое понимание природы художественного творчества, во многом инспирированное философией Фихте.

Во второй половине 90-х годов Фр. Шлегель и Новалис поддерживали самые близкие, дружественные отношения с Фихте. Их привлекало учение философа об активном, деятельном субъекте. Однако романтическая рецепция фихтевской философии сопровождалась существенной модификацией ее основного принципа. Если Фихте обосновывал спонтанную, бессознательную деятельность некоего надэмпирического, абсолютного «Я», то романтики имели в виду деятельность конкретного, индивидуального «Я», а точнее - творческого «Я» художника, поэта. Поэтически-художественное творчество приобретало для романтиков выдающееся значение, ибо оно выражало собой способность человеческого сознания созидать из самого себя мир, отличный от эмпирической действительности и подчиненный его собственной воле и фантазии.

Та концепция поэтического творчества, которая была разработана в раннеромантической эстетике, отличалась крайним субъективизмом. Она полностью игнорировала реальную действительность, противопоставляла ей мир поэтических грез и фантазий художника.

Весь смысл поэзии состоял, с точки зрения романтиков, в выражении внутреннего мира художника как единственно истинного и противоположного действительному миру, как неистинному. Истинность же внутреннего мира заключалась в том, что человек выступал в нем сопричастным бесконечному, божественному, тогда как в эмпирической действительности он был обусловлен, конечен, ограничен. Только во внутреннем мире своей души человек находил убежище от враждебного ему реального мира, только в нем он ощущал себя поистине свободным. Внешний мир как бы вытеснялся, подменялся внутренним миром поэтического гения. Именно в этом заключалась, по мнению романтиков, исключительная роль поэзии. Соответственно непомерно преувеличивалась и абсолютизировалась в романтической эстетике и общественная функция поэта. Романтики полагали, что способность быть поэтом, то есть способность к поэтическому творчеству, заложена в каждом человеке. «Каждый человек по природе своей поэт», - читаем мы в «Литературных дневниках» Фр. Шлегеля. Эта способность бессознательно проявляется в мечтах и фантазиях человека, в игре его воображения. Но наиболее интенсивно она заявляет о себе в поэтах. Поэтому поэты являются выдающимися представителями человечества. Поэты - это пророки, провозвестники истин поэтического освобождения человека от угнетающих уз реальной действительности.

В романтической эстетике как бы переворачивалось подлинное отношение между действительностью и поэзией. Поэзия не отражала мир, каким он был, а создавала его таким, каким он должен или мог бы быть с точки зрения самого поэта.

Так, Новалис пишет о магической силе поэзии, которая, произвольно обращаясь с «чувственным миром», созидает новый, поэтический мир. Поэтический гений для него - это «прорицатель» и «маг», а слова его - «волшебные слова». Поэт оживляет неживую природу, подобно магу: «Поэзия есть созидание. Все поэтически созданное должно быть живым». Это поэтическое «оживление» физического мира, превращение «внешних вещей в мысли», Новалис определяет как «романтизирование» или «опоэтизирование» мира: «Благодаря тому, что я придаю низшему высший смысл, обычному - таинственный вид, известному - достоинство неизвестного, конечному - видимость бесконечного, - я романтизирую его». Романтизирование мира предполагает и обратную операцию, когда высшее низводится до низшего, неизвестное - до известного, бесконечное - до конечного, мистическое и таинственное - до обыденного. В основе романтизирования лежит «взаимовозвышение и взаимопонижение». В поэзии, с одной стороны, одухотворяется (и тем самым возвышается) низменное, земное, а с другой - заземляется, то есть изображается в виде обыденного возвышенное (вечное и бесконечное). В этом «перемешивании» всего и вся, по мысли Новалиса, реально проявляется абсолютная творческая мощь поэзии и в ее лице - поэта, художника. «Поэзия... - пишет он, - перемешивает все для своей великой цели целей - возвышения человека над самим собой».

Абсолютизация субъективного момента в художественном творчестве, приведшая к полному игнорированию жизненной правды, несмотря на свое в целом отрицательное значение, обусловила определенные положительные завоевания раннеромантической эстетики. Романтикам удалось глубже по сравнению со своими предшественниками - писателями эпохи Просвещения - проникнуть в понимание природы творчества, своеобразия художественного стиля, поэтических жанров и форм. Это проявилось в их собственной литературной критике, а также в их литературных произведениях и переводах.

2. Гейдельбергский романтизм

После 1806 года романтизм вступает во вторую фазу своего развития. Существенное влияние на формирование новых принципов оказало развернувшееся в Германии антинаполеоновское движение за национальную независимость. В национально-освободительное движение были вовлечены все классы и слои общества - дворянство, буржуазия, мелкое бюргерство, интеллигенция, плебейские слои. Однако возглавить это движение удалось дворянству и крупной буржуазии, которые были заинтересованы в том, чтобы вместе с наполеоновским господством ликвидировать буржуазные нововведения в стране и сохранить власть в руках феодальной аристократии.

Поздний романтизм воспринял от Йенского романтизма определенные мировоззренческие и эстетические позиции. Вместе с тем эстетика позднего романтизма в некоторых своих моментах существенно отличалась от раннеромантической эстетики. Поздними романтиками не был воспринят раннеромантический субъективизм. Так как они в основном ориентировались на антинаполеоновское национально-освободительное движение, в их художественное творчество непосредственно проникала реальная общественно-историческая проблематика. Это был существенный качественный сдвиг в романтической эстетике, нашедший свое отражение в литературных произведениях поздних романтиков. Новеллам Клейста, Брентано, Арнима, Эйхендорфа была свойственна определенная реалистическая тенденция.

Одной из главных проблем позднеромантической эстетики продолжала оставаться проблема отношения искусства к действительности. Поздние романтики обосновывали удвоение мира - реальному миру, где царил трезвый расчет, противопоставлялся волшебный мир искусства. Прозаическая буржуазная действительность оказывала, с точки зрения поздних романтиков, лишь разрушающее воздействие на поэзию, что позволяло сформулировать тезис о враждебности капитализма искусству. Обосновываемая поздними романтиками концепция автономии искусства разрывала связи между искусством и общественной жизнью, делала искусство неспособным к обратному воздействию на реальную действительность. В конечном итоге эта концепция открывала возможность возникновению теории «искусство для искусства».

Следует подчеркнуть, что, в отличие от раннего романтизма (который в период своего становления был тесно связан с «Бурей и натиском», веймарскими классиками, демократическими направлениями в литературе), поздний романтизм с самого начала своего существования и вплоть до своего упадка был консервативным.

Особое место в позднеромантической эстетике занимала проблема народности искусства. Обращение поздних романтиков к народной поэзии и фольклору имело положительный характер. Оно плодотворно сказалось на немецкой литературе (в особенности на лирике), обогатило ее содержание и форму.

Проблема народности искусства заняла одно из центральных мест в эстетике гейдельбергских романтиков (Клеменса Брентано, Ахима фон Арнима, Йозефа Герреса, братьев Якоба и Вильгельма Гримм).

Гейдельбержцы старательно собирали и любовно обрабатывали народное творчество - песни, сказки, сказания, народные книги. Летом 1805 года в Гейдельберге вышел в свет первый том сборника немецких народных песен «Волшебный рог мальчика» под редакцией Брентано и Арнима. В 1807 году в Гейдельберге же была опубликована работа Герреса «Немецкие народные книги», где было записано и прокомментировано содержание 49 «народных книг». В 1812 году появились «Детские и домашние сказки», а в 1816 году - «Немецкие сказания» братьев Гримм.

Интерес гейдельбержцев к народной поэзии был многозначен. Прежде всего они стремились показать художественную ценность народного творчества. В этом смысле они существенно расходились с берлинскими просветителями (Николаи и другими). Николаи опубликовал в 1777 году небольшой «Альманах» народных песен с единственной целью убедить читателей в их невысоких художественных достоинствах. Мотивы собирания народных песен у Николаи имели чисто отрицательный характер.

Гейдельбергские романтики в данном случае выступили восприемниками штюрмеров - Гердера и Гете. Гердер был высокого мнения о художественной ценности народных песен. Овладение сокровищницей народной поэзии Гердер рассматривал как задачу современной поэзии, ибо только таким путем она была в состоянии приобрести национальный колорит.

В своем обращении к народному творчеству гейдельбергские романтики еще более усилили по сравнению с Гердером национальный аспект. Гердер издал «Голоса народов», романтики - «старинные немецкие песни». Конечно, здесь решающее значение имели политические события, связанные с вторжением Наполеона на территорию Германии, разгромом Пруссии и Австрии, с пробуждением и подъемом национальных чувств немцев, оказавшихся под властью наполеоновской Франции.

Романтическое требование национальной самобытности поэзии, ее тесной связи с песенным народным творчеством безусловно имело положительное значение. Его следует рассматривать как существенное завоевание романтической эстетики.

В сочинении А. Арнима «О народных песнях», которое было предпослано первому тому «Волшебного рога мальчика» в качестве программного манифеста, объясняется интерес к народной поэзии тем, что в ней получили выражение добуржуазные формы общественной жизни.

Для Герреса интерес представляют те «народные книги», в которых сохранился «дух средневековья» - социальная покорность, религиозное смирение и мистические суеверия народа. Кроме того, лишь немногие из «народных книг», собранных Герресом, по содержанию действительно были продуктом народного творчества (сюда относятся «Фауст», «Эйленшпигель», «Фортунатус»). Большинство же из них представляли собой феодально-дворянскую обработку народных сюжетов (в духе рыцарских романов).

Геррес весьма избирательно подошел к «народным книгам», имея своей целью возрождение не столько народного, сколько рыцарско-дворянского искусства (которое и наделяется им атрибутом «народное») в новых условиях. немецкий романтизм йенский кейдельбергский

Романтики гейдельбергской школы полагали, что современное искусство, стоявшее перед лицом социальных и идеологических коллизий наполеоновской эпохи, получит новые плодотворные импульсы от старонемецкого искусства средневековья. Именно в этом смысле «народные книги», как и вообще народная поэзия, приобретали для них особую эстетическую ценность, становились образцом и источником для новой эстетической культуры.

Выдвижение гейдельбержцами проблемы народности искусства означало, что в эстетике позднего романтизма совершился поворот от литературного космополитизма ранних романтиков, от их литературной универсальности, «всемирности» к национальным литературным традициям. Этот поворот был тесно связан с существенными изменениями в понимании гейдельбержцами сущности художественного творчества по сравнению с раннеромантической поэтической концепцией.

В раннем романтизме поэзия трактовалась как художественное творчество, всецело зависящее от личности (таланта, способностей) отдельного поэта. Поэтическое произведение, с точки зрения ранних романтиков, - чувственно-наглядное проявление субъективного творческого духа художника. В противоположность этому для поздних романтиков поэзия представляла собой бессознательное творчество безличного и надклассового «народного духа», некоего идеализированного народного целого. Все поэтические произведения - песни о Нибелунгах, древняя германская мифология, старые и современные народные песни - понимались как выражение бессознательно творящего «народного духа».

В эстетике раннего романтизма крайний субъективизм поэтического творчества сочетался с литературно-историческим космополитизмом. Ранние романтики имели дело с литературой всех времен и народов. Они стремились разработать историю всемирной литературы как единого процесса культурного развития человечества. И только в отношении к этой мировой истории литературы была возможна, с их точки зрения, разработка отдельной, национальной истории.

В противоположность этому для гейдельбергских романтиков историческое развитие выражается прежде всего в своеобразных литературных формах отдельных народов. Национальная литературная традиция представляет для гейдельбержцев более высокую ценность, чем всемирная история. Все их внимание направлено на то, чтобы раскрыть национальное своеобразие старонемецкой литературы.

Отсюда проистекают и различные оценки литературы средних веков. Ранние романтики (например, Новалис в романе «Генрих фон Офтердинген») видели золотой век поэзии в космополитическом средневековье; для гейдельбержцев средние века были хранителями национального литературного прошлого. Арним и Брентано изучали памятники средневековой литературы прежде всего как образцы исторического проявления немецкого поэтического «народного духа». Поэтому «новая эстетическая культура», к созданию которой стремились гейдельбержцы, не носила субъективного и в то же время всемирного универсального характера, а была «исторически обоснованной, национальной, общенародной».

Так существенно изменился эстетический идеал гейдельбергских романтиков по сравнению с ранним романтизмом братьев Шлегель, Новалиса, Тика. Идеалу «прогрессивной универсальной поэзии», крайнему субъективизму и универсализму гейдельбержцы противопоставили идеал общенародной, исторической и национальной культуры. С одной стороны, они увязывали свой эстетический идеал с вполне определенной, национально-исторической основой (поэзией немецкого средневековья), а с другой - существенно ограничивали поэтический гений, «привязывая» его к национальному целому.

Многие поздние романтики - Брентано, И. фон Эйхендорф, поэты швабской школы Л. Уланд и Т. Кернер, В. Мюллер - подражали народной песне в своем поэтическом творчестве. Они стремились возродить и словарь и стиль народной поэзии. А это означало, что как поэты они не были до конца свободны, а были вынуждены следовать определенным поэтическим нормам, то есть художественному канону народной поэзии.

Возвышение народной поэзии, характерное для начала эстетической культуры гейдельбержцев, нашло свое отражение в концепции «естественной поэзии», выдвинутой и разработанной братьями Якобом (1785-1863) и Вильгельмом (1786-1859) Гримм. Понятие «естественной поэзии» использовали в своей эстетике как Гердер, так и Гете. Гердер понимал под «естественной поэзией» народную поэзию - эпос, сказания, сказки, народные песни. Гете (в страсбургский период) высказал мнение, что и произведения современных поэтов могут быть названы «естественными», а не только поэтическое творчество народа в далеком прошлом. В связи с этим Гердер пересмотрел свою точку зрения и в сочинении «Об Оссиане и песнях древних народов» (1773) высказал мысль, что различие между естественной (или народной) поэзией, с одной стороны, и искусственной поэзией - с другой, может носить лишь качественный характер, а не генетически-исторический. Это значит, что с его точки зрения естественную поэзию составляют не только дошедшие до нас из глубины веков сказания, песни народов. И современная поэзия, если она удовлетворяет определенным требованиям, может быть названа естественной,

Я. Гримм в сочинении «Мысли о том, как сказания относятся к поэзии и истории» развивает противоположную эстетическую концепцию. Для него различие между естественной и искусственной поэзией определяется не качеством, а происхождением и временем создания. Согласно Я. Гримму, народная, или естественная, поэзия является продуктом не индивидуального, а «коллективного» творчества. Она возникает на той ступени развития общества, когда отдельный индивид еще не выделился из общественного целого, как и последнее - из природы.

Характерно, что гриммовская концепция естественной поэзии вызвала возражения ранних романтиков (А. Шлегель), которые в своей поэтике подчеркивали именно субъективную сторону любого творчества, в том числе и народного.

Концепция естественной и искусственной поэзии, выдвинутая братьями Гримм, заключала в себе еще один аспект, в котором проявился как ее реакционный смысл, так и ее идейное родство с раннеромантической эстетикой. В ней весьма определенно обосновывалось бессознательное начало поэтического творчества, которое соединяет ранний и поздний романтизм в единое эстетическое целое. В противоположность рационалистической эстетике Просвещения в романтическом понимании поэтического творчества акцент делается на бессознательной (подсознательной), иррациональной его стороне, проявляющейся в неясных мечтаниях, видениях, смутных представлениях, томлении поэта. В поэтическом познавательном процессе предпочтение отдается художественной интуиции в ущерб рассудку и разуму.

Характерная для раннеромантической эстетики двойственная трактовка проблемы отношения искусства и действительности, то есть обоснование как отрыва искусства от жизни, так и восприятие им жизненной проблематики,- нашла свое дальнейшее развитие и вместе с тем определенную модификацию в позднеромантической эстетике.

Именно романтическое неприятие реальной действительности во многом объясняет то особенное значение, которое ранние и поздние романтики придавали музыке, выделяя ее из всех видов искусства. Вакенродер превозносил музыку за ее «темный и таинственный язык», за ее способность могущественным образом влиять на внутреннее, душевное состояние человека и вместе с тем передавать (воплощать в звуках) малейшие оттенки этого состояния, в особенности же столь часто встречающееся на «жизненном пути» человека «смешение радости и грусти». Это ощущение «не передается ни одним искусством так хорошо, как музыкой».

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Огромное значение для последующего развития литературы имели исторические завоевания раннеромантической эстетики. Ранние романтики в этом смысле выступили продолжателями лучших традиций немецких штюрмров и классиков. Они открыли и сделали достоянием не только собственной национальной, но и общечеловеческой культуры многие великие творения мировой литературы - произведения Данте, Кальдерона, Лопе де Вега. Они углубили понимание таких уже известных немецкому читателю писателей, как Шекспир и Сервантес (в особенности благодаря переводу на немецкий язык сочинений Шекспира и «Дон Кихота» Сервантеса). После 1800 года ранние романтики многое сделали для усвоения средневековой немецкой литературы и открыли европейскому читателю путь для овладения ориенталистской и прежде всего индийской литературой (в 1808 году Фр. Шлегель опубликовал сочинение «О языке и мудрости индийцев»).

Стремление ранних романтиков сделать всеобщим достоянием всю художественную культуру человечества в ее историческом развитии определялось их крайне расширительным толкованием роли и значения поэзии не только в общественной жизни, но и вообще в жизни природы - универсума. Характерная особенность романтической эстетики заключалась в попытках романтиков эстетизировать всю природу. В своих «Идеях» (1799) Фр. Шлегель трактует универсум как вечно себя созидающее произведение искусства. Поэтическое - повсюду во вселенной. Оно «струится в растении, излучается в свете, улыбается в дитяти, мерцает в цветении молодости и пылает в груди любящей женщины»29. Вселенная живет бессознательной творческой поэтической жизнью. Ее внутренняя самодеятельность, ее готовность к воспроизводству старых и производству новых форм, «образований» питается первоначально присущим ей поэтическим духом. Эта первородная вселенская поэзия, согласно Фр. Шлегелю, глубочайший источник человеческого творческого духа. Человек «всегда и вечно» имеет одну подлинную форму своей деятельности, составляющую смысл его жизни и истинную радость, это - поэтическое творчество, ибо и он сам и его поэзия есть часть поэтически одухотворенного живого божественного универсума.

Поэзия объединяет не только человека и природу, но в своем идеале должна объединять и всех людей в единое общественное целое. Пусть реальная общественная деятельность полна противоречий, чревата коллизиями и конфликтами, пусть люди, как подчеркивает Фр. Шлегель, каждый в собственной жизни, преследуют различные цели - одни презирают-то, что другие считают священным, пусть они не видят и не слышат друг друга, пусть остаются вечно чуждыми друг другу,- но в сфере поэтического культурного целого они едины, ибо их объединяет «волшебная сила поэзии».

Поэтология Фр. Шлегеля предстает как своеобразная романтическая программа будущего исторического развития человечества. Рационализму, голому практицизму, трезвому расчету буржуазных социальных отношений Фр. Шлегель противопоставляет утопический идеал некого мифологически эстетизированного культурного образования.

Некоторые моменты выдвинутого идеала культуры ранние романтики (братья Шлегель, Тик) находили в культуре определенных народов - в итальянской, португальской и испанской поэзии позднего средневековья. Обращаясь к изучению европейской литературы прошлых эпох, ранние романтики стремились раскрыть перед современным читателем все неисчерпаемое богатство поэтического творчества человечества, показать подлинную, уже проявившую себя мощь поэзии. Им удалось (в сочинениях и лекциях по истории литературы) дать общую картину развития европейской литературы. Однако дальнейшему плодотворному изучению отдельных литературных эпох и стилей в определенной степени препятствовала их собственная эстетическая концепция с ее тенденцией к обоснованию самостоятельности поэзии, ее абсолютного господства над общественно-историческим развитием. В конечном итоге это приводило к нарушению принципов историзма в понимании истории литературы и культуры. Так, Шекспир зачастую трактовался романтиками под углом зрения общественных противоречий их собственной эпохи, а понимание немецкой средневековой литературы во многом определялось тем поворотом к мистицизму и религиозности, который совершился в раннем романтизме в 1799 - 1800 годах.

В эстетике позднего романтизма еще более усиливается разрыв между идеалом и действительностью. Поэтический мир продолжает пониматься как противоположный реальному общественному миру. Но существенно изменилась содержательная трактовка поэтического идеала, который у многих романтиков оказался приближенным к идеалу средневековой аскетически-религиозной жизни. Из идеального поэтического мира изгоняются всякие чувственные начала: наслаждение, личное счастье, любовь. В нем воцаряются христианское смирение и аскетизм. В этом смысле характерны роман Шр. де Ла Мотт-Фуке «Зинтрам и его спутники», новелла Брентано «Из летописи бродячего школяра» и другие произведения поздних романтиков.

ЛИТЕРАТУРА

1. Берковский Н.Я. Романтизм в Германии. - М., 1973.
2. Дмитриев А.С. Проблемы йенского романтизма. - М., 1975.
3. Дейч Л. Судьбы поэтов: Гейдерлин, Клейст, Гейне. - М., 1987.
4. История немецкой литературы: В 5 т. - М., 1962 - 1976. - Т. 3.
5. История зарубежной литературы XIX в.: В 2 ч. / Под ред. Н.П. Михайльской. - Екатеринбург, 1991. - Ч. 1.
6. Европейский романтизм. - М., 1973.

Репетиторство

Нужна помощь по изучению какой-либы темы?

Наши специалисты проконсультируют или окажут репетиторские услуги по интересующей вас тематике.
Отправь заявку с указанием темы прямо сейчас, чтобы узнать о возможности получения консультации.

Характерными для немецкого романтизма, практически почти исключительно «немецкими» жанрами стали, фантастическая повесть или сказка, ироническая комедия, фрагмент, особый романтический роман и, в частности «роман о художнике». 3 В их художественной программе едва ли не преобладающее значение получил роман. Август Шлегель в берлинских чтениях говорил: «Роман будет трактован не как всего только последнее слово или возрождение в современной поэзии, но как нечто в ней первенствующее. Этот род её, который может представлять её в качестве целого». Это означает, что роман, будучи отдельным жанром, однако же, проникает во все явления литературной жизни. Когда Ф.Шлегель в «Письме о романе» говорит: «Роман – это романтическая книга», он имеет в виду не столько роман как жанр, сколько совокупность великих созданий мировой словесности. Он мыслит себе роман «не иначе, как сочетание повествования, песни и других форм». В романах немецких романтиков повествование действительно часто прерывается вставными историями, стихами, песнями. Можно вспомнить «Генриха фон Офтердингена» Новалиса (сказка об Атлантиде, сказка Клингзора и др.), «Странствия Франца Штернбальда» Тика и даже «Из жизни одного бездельника» Эйхендорфа. То есть и в теории и на практике речь идёт о полном смешении жанровых нормативов. К.Г.Ханмурзаев видит в этом смешении стремление писателей-романтиков «к универсальному, целостному охвату жизни человечества».

Н.Я.Берковский в своей книге «Романтизм в Германии» писал: «Роман затрагивает первоосновы, и если им бывает, свойственна поэзия, то она тогда приобретает универсальность, от первооснов проникает во все сферы жизни. Роман поприще свободы, и для героев его, и для автора, а через свободу он даёт выходы в странные творческие миры. Причём выходы надолго, ибо роман – жанр длительный. У немцев роман был мифом и сказкой «Генриха фон Офтердингена» и у них же он был собранием депеш, отчётов, протоколов в каком-нибудь «Вольфе Фенрисе», финансовой хронике Ферсхофена, - «деловом романе», как его назвали бы в наши дни. Творимая жизнь в европейском романе сплошь да рядом закрыта бытом и его вещами, но своим призванием романтики считали отделить одно от другого, творимая жизнь была для них внутри романа тем романическим, что требовало для себя простора и свободы дыхания.

Универсальность романа, характерная для эллинистической поры (множество действующих людских сил, захват больших пространств, переход из среды в среду) – его черта, любезная романтикам и их эстетике. Универсальность они готовы были рассматривать как главнейшую из его заслуг.

В романе всё захвачено колебанием, где творятся заново и дела и идеалы, где цели сменяются, приобретают новую высоту или новую точность. В немецком романе «Вильгельм Мейстер» герой долго и упорно создаёт себе биографию художника, хочет стать и на время становится актёром. К эпилогу всей своей истории Мейстер приходит как человек совсем иного идеала и призвания, он хирург по профессии и по убеждениям.

Роман «бесконечен»: идеалы, ценности и цели в нём не закрывают горизонта, они прозрачны, проницаемы, за одними идеалами угадываются другие, высшего порядка, движение, по существу, нигде и ничем не заканчивается. Уходящий горизонт его томление, переживание и свойство.

Величайшей попыткой романтиков явилась попытка художественно изобразить бесконечное время бесконечного духа, выразить невыразимое. Отсюда их тяготение к новым формам повествования, к созданию особой динамики художественного образа. Очевидно, об этом писал Новалис в со-роковом фрагменте «Цветочной пыльцы»: «Дух всегда изображается толь-ко в необычном парении образа...». Вероятно, об этом и размышления ге-роя романа Л. Тика «Странствия Франца Штернбальда», когда во сне, при¬видевшемся ему перед Лейденом, он изображает «на картине пение соло¬вья». Творить непроизвольно, иметь перед собой цель, которая может быть и недостижимой, а «путь к ней бесконечным» (Фихте), - такова творческая задача, которую поставили перед собой ранние немецкие романтики в изо¬бражении человека. И в этом смысле «Странствия Франца Штернбальда» Л. Тика являются поистине первым опытом в создании романтического романа, в котором художественное познание человека растянулось на многие и все-таки незавершенные страницы. Незавершенность повество¬вания у Тика, Новалиса, Ф. Шлегеля - примета времени, примета особого, фрагментарного стиля мышления, который формируется в творчестве пи¬сателей конца XVIII - начала XIX века в Германии. Этот стиль фиксирует особое внимание к духу человека, его бесконечности. Внутренний мир Штернбальда бесконечно текуч, и он подчинен идее, которая утверждается автором в самом начале повествования. И в романе развернется длинная история о «послушнике искусства», о герое, который всю свою жизнь посвятит искусству, будет его боготворить и для которого в мире не будет других ценностей, кроме искусства. Это энтузиаст - са¬мый распространенный тип героя в романтической культуре Германии. Энтузиастический герой Тика хотя и живет в мире реальном, вещном, все-таки обособлен от него. Внешний мир воспринимается сквозь призму со¬стояний героя. Он поглощен всезахватывающей мыслью об искусстве. Тик искусно развивает движение мысли Франца. Сначала утверждается верность искусству, потом - предположение, что люди, возможно, и не ведают, что «на свете существует живопись». Конечно, путь людей, не знающих ничего о живописи, кажется странным. Такие люди вызывают у него сочувствие, но не осуждение, потому что они заняты созиданием «блага». Так, Франц, условно говоря, заключает договор с миром, который окружает его. Так и будут в ро¬мане сосуществовать два мира: искусства и прозы жизни. Они не будут про-тиворечить друг другу, они будут развиваться параллельно. Существование двух миров, ситуаций искушения по¬рождают особое диалогическое начало, захватывающее людей и природу, пространство и время. Разворачивается диалог идей, который вбирает в се¬бя все повествовательное пространство. В орбиту диалога втягиваются сюжеты и характеры, проблемы, которые обсуждаются. Материя романа состоит из осколков и глыб, она классически фрагментарна. И не потому, что роман являет собой соединение разных жанровых форм, а потому, что каждая такая форма (стихотворение, сон, письмо), - это фрагмент несу¬щий в себе определенный вопрос, проблему, развивающие главную идею романа. Создается впечатление, что в романе идет состязание жанровых форм, ситуаций, явлений. Весь роман - это развернутый диалог идей, всего сущего, что попадает в поле зрения Тика-автора и его героя Франца Штернбальда.

В романе нельзя предугадать какое значение приобретёт впервые появившийся неизвестный ещё персонаж, как и насколько, кем и чем он выдвинется. Арена романа открыта для всех. Действование человека в мире и связь его по действованию с остальными людьми есть основное и главное содержание жизни. Фридрих Шлегель высказывался против подавления в романе одним персонажем всех остальных – необходимы равные возможности для всех. Никем и ничем не смущаемая и не ограниченная жизнь, воспринимаемая нами в романе, - это и есть соответственный ожиданиям романтиков мир прекрасных возможностей, лежащий где-то в глубине всего изображённого, дающий ему измерение вглубь. 4 Важен фон возможностей.

У романтиков сцены величайшего безобразия в жизни превращаются в фантастику, в сатиру или полусатиру, нередко перемешанную с мраком и угнетённостью.

По определению Новалиса, роман – это жизнь представленная в виде книги. Следовательно, сюжетные ухищрения в романе не предполагаются. Главное в том, как движутся через роман величины психологические и лирические. Нельзя отвлекать внимание от них. По Фридриху Шлегелю, роман делается из простейшего и ближайшего материала – из авторского жизненного опыта: на каждый период жизни – по новому роману, автор стал новым человеком – вот и настоящий повод писать роман.

Цель лирико-психологического романа немецких романтиков – передать самоизлияние жизни, до глубины заставить нас ощутить его вполне.

Немецкий романтический роман в большей своей части не стремится к фабульной занимательности, он создаёт иную художественную реальность – реальность духа. Ф.Шлегель писал, что в хороших романах самое лучшее есть не что иное, как более или менее замаскированные личные признания автора. Это относится к «Генриху фон Офтердингену» Новалиса – «универсальному» роману, представившему модель всеобщего бытия, где поэзия объявлялась средством «возвышения человека над самим собой». Кроме того, к «Житейским воззрениям кота Мурра» Гофмана – романа, где само жизнеописание самодовольного кота пародийно высвечивает жизнь гениального композитора.

Романтический роман оказался принципиально новым жанровым образованием, и объединяющим в нём стала «личная культура», субъективное авторское начало. Как пишет современный исследователь, «основным признаком романа провозглашалась субъективность, что явилось отражением процесса развития самосознания личности, которая, по мнению романтиков, не только зависела от окружающей среды, но и сама могла свободно творить мир».