Карфагенские соборы. Киприан Карфагенский сщмч

Святой Киприан, епископ Карфагенский, принадлежит к числу замечательнейших отцов и учителей Церкви III-го века. Ему пришлось жить и действовать в такую годину, когда Церковь Христова обуревалась как гонениями со вне, – от язычников, – так и смутами внутренними – от еретиков и расколоучителей. Святой Киприан явил собою образец, как мужественного архипастыря, пострадавшего за имя Христово, положившего душу свою за своих пасомых, так и разумного устроителя внутренней жизни Церкви. Он оставил многочисленные сочинения, в которых касается разнообразных богословских вопросов и в которых решает почти все недоумения, возникавшие в его время, относительно внутреннего благоустроения жизни Церкви. Посему жизнь его и история его страдания представляются особенно поучительными.

Киприан родился в начале III в . Родители его были язычниками и принадлежали к числу знатных и благородных граждан города Карфагена. Первоначальное имя его было Фасций Киприан. В юности Киприан получил хорошее светское образование. Весьма большие успехи оказал Киприан в красноречии, почему был избран учителем риторики в карфагенском училище; по сей же причине многие избирали его своим ходатаем по ведению судебных дел (адвокатом). Можно предполагать, что Киприан по наследству получил значительное состояние; кроме того, выгоды адвокатской должности доставляли ему обильные средства к широкой жизни, почему вначале, будучи язычником, Киприан проводил жизнь греховную. Следствием сего было то, что Киприан, как сам замечает, “покорствуя страстям (своим), невольно благоприятствовал своему собственному несчастию, как будто оно от природы было его уделом” .

Такую греховную жизнь проводил Киприан до тех пор, пока благодати Божией не благоугодно было осенить его душу и призвать его ко спасению. Полагают, что Киприан оставался язычником до своей полной возмужалости, по всей вероятности, до сорокашестилетнего возраста .

В начале III в. в Карфагене было уже много христиан. Киприан знал об этом; он не мог не заинтересоваться возвышенным учением христианским, ибо от природы был наделен любознательным и благородным умом. Еще до обращения своего в христианство Киприан познакомился с некоторыми сочинениями Тертуллиана и это натолкнуло его на путь истины.

Еще будучи язычником, Киприан начал чувствовать отвращение от языческой жизни. Он сознавал пагубность и греховность гладиаторских зрелищ, где убийство одних доставляло удовольствие другим; Киприан питал отвращение и к языческим трагедиям и комедиям, которые предавали памяти людей минувшие злодеяния и развращали людей. Еще будучи язычником, он с прискорбием смотрел на несправедливости и притеснения со стороны судей, на обманы и ссоры между частными лицами; еще будучи язычником, он сознавал, что знатность, честь и богатство, которые кажутся многим так заманчивыми и обольстительными, на самом деле наполняют душу только пустыми и мучительными опасениями и тревогами. Все это привело Киприана к убеждению, что в язычестве спастись нельзя, что языческая религия не может дать человеку мира душевного и не может заслуживать ни малейшего внимания сравнительно с религиею христианскою.

Но сознание глубины и повсеместности нравственного развращения останавливало на время обращение Киприана в христианство. Он часто задумывался о своем нравственном падении, о необходимости исправиться и начать новую жизнь в христианстве, но в то же время страшился первоначально высоких требований христианства; он почитал весьма трудным то духовное возрождение, какое даруется в христианстве, ибо уже много лет он провел в язычестве. Свои сомнения и недоумения по этому поводу он красноречиво выражает в “Письме к Донату”. Киприан говорит здесь: “Возможно ли отложить все то, чем был кто-либо ранее, и при том же сложении тела сделаться другим человеком по уму и по сердцу?… Возможно ли совлечься того, что, родившись от глубокой материи, вместе с нею отвердело, или от долговременной привычки укоренилось вместе с летами… Научится ли когда бережливости тот, кто привык к великолепным пиршествам и изысканным снедям? Наденет ли когда-нибудь обыкновенное и простое платье тот, на ком всегда были драгоценные, украшенные золотом, одеяния? Нет, – рассуждал Киприан, – сын роскоши, привыкший к почестям, никогда не решится быть частным и незнатным человеком. Всегда сопровождаемый своими слугами, окружаемый в знак почести многочисленною толпою раболепствующего пред ним народа, он считает наказанием, когда бывает один. Быв пленником беспрестанных забав, он обыкновенно предается винопитию, надмевается гордостью, воспламеняется гневом, помышляет о хищении, поддается жестокости, увлекается похотением. Так часто рассуждал я сам с собою, – пишет Киприан, – ибо и сам был подвержен многим заблуждениям “.

В состоянии такой нравственной борьбы и нерешительности Киприан не мог не почувствовать необходимости в посторонней помощи и совете; и Киприан обратился для разрешения своих сомнений к одному карфагенскому пресвитеру, по имени Цецилию. Цецилий успел убедить Киприана в крайней нелепости языческого многобожия и в том, что самые злые наклонности человека могут измениться по действию всесильной благодати Божией. Таким образом, Киприан принял твердое намерение стать христианином.

По существовавшему в древней Церкви обычаю Киприан до крещения должен был некоторое время провести в состоянии так называемого оглашения . Неизвестно, сколько времени Киприан провел в состоянии оглашения; можно предполагать, что оно было непродолжительно.

Решив стать христианином, Киприан на самом деле доказал искренность своего решения переменою в самом образе своей жизни. Еще в состоянии оглашения Киприан продал все имения свои и вырученные деньги роздал нищим, не оставив ничего для себя. После сего пресвитеру Цецилию, наблюдавшему за духовною жизнью Киприана, уже нельзя было сомневаться в искренности обращения своего ученика. Вскоре за сим, конечно, должно было последовать и крещение Киприана.

Живое чувство духовного преобразования, дарованного в Таинстве крещения, сильно подействовало на Киприана. Вот как описывает он в письме к другу своему Донату спасительные действия Таинства крещения:

“Когда животворные воды крещения омыли пятна прежней моей жизни, и в очищенное и в оправданное сердце пролился небесный свет; когда, приняв Духа небесного, сделался я новым человеком, тогда чудесным образом я совершенно уверился в том, о чем ранее сомневался; тайны начали открываться, мрак – исчезать; то, что прежде казалось трудным, сделалось удобным, невозможное стало возможным… В принятии небесных даров нет меры. Лишь бы только жаждало и было отверсто сердце наше, мы столько имеем веры, способной к принятию благодати. Она дарует способность уничтожать ядотворную силу греха трезвенною чистотою, непорочного мыслью, чистым словом, непритворною добродетелью: она очищает скверны развращенных сердец, возвращая им здравие; она даст силу примирять врагов, успокаивать беспокойных и грозными заклинаниями понуждать к признанию нечистых духов, вселяющихся в человека. Образ благодатного действия над теми, в коих живут злые духи, невидим, неприметны удары, коими она поражает последних, но казнь видима и разительна. Так вселившийся в нас дух благодати начинает являть свою могущественную силу, и хотя мы тела своего с членами еще не переменили на другое, наше око не затмевается уже мраком века сего. Какое могущество, какая сила Духа! Кто очистился и пребывает чистым, тот не только сам себя сохраняет от мирских соблазнов, не только не уловляется никакою сетью нападающего на него врага, но и укрепляется в своих силах до того, что над всем воинством противника господствует как повелитель” .

Так благодать Божия вскоре после крещения Киприана ознаменовалась в нем внутренним духовным возрождением. Хотя он изменил уже, как это было упомянуто выше, образ жизни своей еще до крещения, находясь в состоянии оглашения, но, по собственному признанию его, вера его получила полную твердость, и воля совершенную свою силу и крепость уже в крещении. Он крестился, вероятно, в праздник Пасхи или Пятидесятницы .

После крещения Киприан начал проводить жизнь строго добродетельную. Он являл собою всем пример нестяжательности, ибо, сострадая нищим и бедным, он благотворил им, раздавая все, что имел. Главнейшими занятиями святого Киприана после крещения были молитва и чтение Священного Писания.

Оказывая дела милости и благотворя всем нуждающимся, Киприан не мог не питать особенной любви и благодарности к наставнику своему, пресвитеру Цецилию, открывшему ему тайны веры христианской и способствовавшему обращению его в христианство. И пресвитер Цецилий, видя в Киприане столько преданности и расположения к себе, пред смертью своею, кроме него, не нашел никого иного, кому мог бы с большею уверенностью и надеждою поручить попечение и заботы над оставшимся семейством своим.

По обращении в христианство Киприан жил в одном доме с Цецилием, ибо отдал все имения свои бедным; при этом и тот и другой, и Киприан и Цецилий, проводили жизнь строго добродетельную.

Спустя год или немного более по крещении Киприан рукоположен был в сан пресвитера Церкви карфагенской.

В сане пресвитера святой Киприан еще с большим усердием начал подвизаться во благочестии. По свидетельству диакона Понтия , Киприан в сане пресвитера сделал многое по подражанию древним праведникам и сам стал достойным подражания.

В скором времени после сего умер епископ Карфагенский Донат. На освободившуюся епископскую кафедру всем народом единогласно был избран святой Киприан. Таким образом, в сане пресвитера Киприан пробыл не более года.

Киприан первоначально отказывался от такой чести, считая себя недостойным принять столь высокое служение. Он говорил, что были пресвитеры, старейшие его возрастом и более достойные его. Но народ, любивший своего доброго пастыря, настоятельно требовал поставления в сан епископа святого Киприана. Когда наступило время, назначенное для рукоположения, христиане окружили дом, в котором был Киприан, и не хотели оставлять занятых ими входов и выходов до тех пор, пока Киприан не согласился идти с христианами в храм. При всем своем высоком смирении, Киприан должен был уступить любви братии, пришел в храм и, к радости всех, был рукоположен во епископа.

Таким образом святой Киприан был поставлен, подобно светильнику, на свещник, дабы светить миру своими добродетелями .

В сане епископа Киприан обратил свое внимание, прежде всего, на благоустроение церковное. Следует заметить, что в то время было немало христиан, которые только именовали себя христианами, а в действительности проводили жизнь, недостойную истинного христианина. Так как гонения от язычников на христиан прекратились уже давно, и Церковь наслаждалась почти сорокалетним миром, то некоторые христиане легкомысленно дозволяли себе отступления от строгих христианских обычаев. Вот как сам Киприан описывает нравственные недостатки его времени:

“Каждый заботился об умножении собственности. В иереях не было ожидаемого по их обету благочестия, в служителях (клириках) не было чистой веры, в делах – милосердия, в нравах – благоустройства . Многие христиане не хранили твердо истин веры Христовой и отступали от Христа. Допускались часто безрассудные клятвы, презрение и непослушание предстоятелям, злословие и взаимная вражда” .

Ввиду всего этого святому Киприану в сане епископа пришлось весьма много потрудиться на пользу внутреннего благоустроения Церкви.

В скором же времени по поставлении в сан епископа святой Киприан приступил к искоренению вкравшихся в жизнь христиан беспорядков.

Киприан обратил свое внимание, прежде всего, на клир, на самих пастырей Церкви, которые являлись руководителями народа. Киприан не допускал никого даже к низшим степеням служения в клире без предварительного тщательного исследования о способностях и поведении каждого; он требовал известной подготовки от лиц, желавших выступить на служение Церкви; самое испытание в знании христианского учения Киприан производил в присутствии пресвитеров, как это известно, относительно Оптана, коего Киприан в начале своего епископства назначил учителем оглашенных.

Вместе с тем Киприан заботился и об исправлении нравов и среди христиан. Диакон Понтий в таких словах говорит о епископском служении святого Киприана: “Какое у него было благочестие! Какая бдительность! Какое милосердие! Какая строгость! Столько святости и благодати изливалось из уст его, что он приводил в изумление всех, видевших его”.

Наружным видом своим святой Киприан был честен, лицом благообразен, ибо таившаяся внутри души его святыня отображалась и на лицо его. Как мудрость, по слову Екклесиаста, так и святость украшает лик человека (Еккл 8:1); в сем же человеке Божием – святом Киприане – было и то и другое: он был и мудр, и свят. Одежды носил он ни слишком богатые, ни слишком убогие, ибо святой избегал гордости и превозношения, но не желал подвергать бесчестию и сан архиерейский. Характер его был весьма сдержан: он был ни слишком суров, ни слишком мягок и кроток сверх меры; где нужно было наказать, там он, хотя и милостиво, являл гнев свой, почему был всеми уважаем и почитаем. Кроме сего, святой Киприан являл великое милосердие и сострадание ко всем обиженным и бедствующим: он был помощником сиротам, странникам, нищим и больным.

В своих архипастырских распоряжениях и действиях святой Киприан проявил столько рассудительности и мудрости, что его совета искали и предстоятели других Церквей.

Так, например, Рогациан, епископ Новский, просил совета у святого Киприана по поводу оскорбления, причиненного ему неким диаконом. Киприан отвечал:

– Если диакон и впредь будет ослушиваться тебя и оскорблять тебя, ты можешь, по праву своей власти, или лишить его сана, или отлучить от общения; однако, – прибавлял он, – мы более желаем, чтобы ты прикрывал обиды и оскорбления кротким терпением, нежели наказывал священною властью.

Другой епископ, Евкратий, спрашивал Киприана:

– Должно ли допускать до общения церковного лицедея, который и после того, как сделался христианином, обучал молодых людей тому искусству, каким занимался в язычестве?

Киприан отвечал на это:

– Бедность не может извинить сего лицедея (ныне христианина); он может содержаться церковными приношениями, если только пожелает довольствоваться содержанием более умеренным, но без греха. Посему убеди его довольствоваться церковным содержанием: если же у вас церковные приношения недостаточны для пропитания трудящихся, то пусть он придет к нам, и от нас получит необходимое для питания и одеяния.

Много и других советов давал святой Киприан всем, вопрошавшим его, ибо не желал утаивать своей мудрости и разумения, но старался быть полезным всем.

По изволению Божию святой Киприан провел немного лет в мирном управлении своей епархией. В скором времени по занятии Киприаном епископского престола над Церковью, подобно буре, разразилось гонение Декия . Вскоре же, после вступления на престол, сей нечестивый император издал указ, по которому все христиане принуждались к принятию языческой религии и к принесению жертв богам.

Задолго еще до начала сего гонения Киприан был извещен от Господа видением о сем бедствии, именно: Киприан видел старца, по правую сторону коего сидел юноша, исполненный некоторого смущения, негодования и печали, а по левую кто-то держал сеть и угрожал захватить ею стоящий кругом народ. Киприан удивился этому видению. Оно было объяснено ему в том смысле, что сидящий по правую сторону печалится и скорбит о том, что христиане не соблюдают Его заповедей, а находившийся по левую сторону радуется тому, что открывается случай и дается дозволение излить на народ ярость свою. Святой Киприан понял, что лицами, представившимися ему в видении, были Бог Отец, Господь наш Иисус Христос и исконный враг мира – диавол.

Этим гонением христиане были подвергнуты испытанию, как золото в огне, дабы тем ярче и сильнее был явлен всюду блеск добродетелей христианских.

Когда в Карфаген прибыл указ императора, язычники хотели подвергнуть мучению, прежде всего, Киприана. Его, как более известного своими добродетелями и своим влиянием на христиан, язычники намеревались ранее всего предать мучениям, дабы тем устрашить остальных христиан. Но так как время подвигов святого Киприана еще не наступило, то он решил удалиться на время из Карфагена, дабы своими увещаниями и наставлениями из неизвестного язычникам места поддерживать веру христиан и побуждать их твердо исповедывать имя Христово. Решив удалиться на время из Карфагена, Киприан написал своим пресвитерам и диаконам, а также и предстоятелям Церкви римской, послание. В этом послании Киприан сообщал, что он удаляется из Карфагена для того, чтобы его присутствие не усилило еще более ярости гонения, что, хотя и отсутствуя от своей паствы телесно, он присутствует с нею в Господе, что он написал тринадцать посланий для утешения сильных, ободрения слабых, для устранения разного рода нестроений в церковной внутренней жизни и для успокоения душ колеблющихся.

Киприан так объяснял свой поступок: “Первая степень победы состоит в том, чтобы исповедывать Господа после взятия руками язычников. Вторая степень славы состоит в том, чтобы благоразумным удалением спасти себя для Господа. Одна есть – всенародное исповедание, другая – частное. Одна побеждает гражданского судию, другая – благоприятнее Богу, как Судии, ибо поддерживает чистую совесть в непорочности сердца. В одном случае обнаруживается более живая твердость, в другом – более уверенная осторожность. Один, когда приближается час его, оказывается уже созревшим для смерти, для другого, быть может, она отсрочена, – для того, например, который, оставив свое наследие, удалился по той именно причине, чтобы ему не отпасть, но несомненно исповедывал бы себя христианином, если бы и он был также взят (язычниками)”.

Без сомнения, своим временным удалением Киприан оказал Церкви более высокую услугу, чем мог бы оказать ее сразу же принятым мученичеством.

Пред удалением своим святой Киприан разделил церковные деньги, бывшие доселе в его заведовании, между всеми клириками, оставшимися в Карфагене, для более удобного вспомоществования неимущим и бедным. Клир, со своей стороны, охотно сообщал своему епископу все сведения о состоянии его паствы и повиновался ему так же, как и в его личном присутствии. По справедливости можно сказать, что он один только и был способен управлять Карфагенскою Церковью в такое тяжелое время.

Его жизнеописатель, диакон Понтий, замечает: “Представим себе, что он (Киприан) тогда (т.е. тогда, когда бы не скрылся из Карфагена) удостоился мученической кончины… Кто бы научил падших покаянию, еретиков – истине, расколоучителей – единству, чад Божиих – сохранению мира и молитве?”

Святой Киприан находился, таким образом, в постоянном сношении со своею паствою и посылал неоднократные письма и сообщения пресвитерам, диаконам, мученикам и исповедникам. Первым он говорил, что прибудет к ним, как только Бог покажет ему, что такова Его воля. Он просил их иметь попечение о вдовах, больных, странниках и обо всех неимущих. Хотя он и оставил для этой цели некоторую сумму денег, но, опасаясь, что, быть может, она уже вся истрачена, он отправил своего слугу Нарика с новым денежным приношением. Более всего заботился Киприан о том, чтобы христиане не пали духом среди бури огорчений. С не меньшею задушевностью писал святой Киприан также исповедникам и мученикам. Он укреплял их мужество, превозносил их верность; увещевал всех христиан смотреть за тем, чтобы должные почести оказывались телам мучеников после их смерти и чтобы им доставлялось всевозможное облегчение во время их страданий.

О святых исповедниках Киприан отзывался с великою похвалою. Он побуждал своих клириков заботиться о том, чтобы, как нет ни в чем недостатка в славе исповедников, так не было бы ни в чем недостатка и в помощи им, и просил, чтобы его извещали о днях их смерти, дабы он мог приносить в их воспоминание возношения и жертвы.

В первое время после удаления святого Киприана из Карфагена ярость язычников, преследовавших христиан, несколько ослабела. Но спустя некоторое время она усилилась еще более. Для принуждения христиан к отречению от исповедуемой ими веры, были придуманы язычниками различные жестокие пытки и мучения. Исповедников имени Христова и поражали бичами, и били прутьями, и раздирали железными орудиями, и жгли на огне. Темницы переполнились христианами; одни из заключенных в скором же времени получали венцы победные, другие были близки к тому, чтобы получить сии венцы, ибо были воодушевлены тем же мужеством и с тою же ревностью стремились на подвиг брани. Но были и такие христиане, которые не выносили мучений и приносили жертвы, или курили ладан идолам, или за деньги покупали у градоначальников записки, в которых означалось, что они приносили жертвы идолам и отреклись от Христа, хотя этого не было на самом деле. Некоторые даже добровольно без всякого требования приносили жертвы богам языческим. Других языческие судии, с наступлением ночи, отпускали домой и не понуждали к жертвоприношению, но они сами просили дозволения принести жертвы в вечернее время, не отлагая их до другого дня. Много было и таких, которые склоняли друзей своих к отречению от веры христианской, какое совершали сами.

Горько и тяжело было святому Киприану слышать о падении слабых членов своей паствы! Падение их он называл отторжением части собственного сердца. Впоследствии писал он по сему поводу: “Скорблю, скорблю, братия, с вами, и болезнь моя не облегчается моею сохранностью и моим собственным здравием; как пастырь, я уязвлен ударом, нанесенным моему стаду. С каждым из вас соединено мое сердце, с каждым я болею и умираю! Ударами жестокого врага поражено и мое тело! И мою душу прошло оружие! Мое сердце, удаленное и свободное от гонения, не осталось в покое; любовь поразила меня, когда поражены мои братья” .

Около этого времени случилось еще одно обстоятельство, причинившее немало огорчений святому Киприану.

Необходимо заметить, что в древности в церкви карфагенской, как и в других церквах, среди исповедников было в обычае давать отпавшим особого рода ходатайственные записки, или “письма мира”, по которым согрешившие были скорее допускаемы в общение с верными. И теперь многие из отпавших от Христа возлагали большую надежду на ходатайство исповедников и мучеников. Но при этом многие исповедники, по излишней снисходительности к падшим, не обращали внимания на свойство их покаяния и давали эти ходатайственные записки (“письма мира”) без надлежащего рассмотрения и осторожности. Только немногие исповедники просили епископа даровать мир некоторым падшим по окончании гонения, по возвращении самого епископа и по тщательном исследовании нравственного состояния падших. Такая снисходительность к падшим оказывалась в то время, когда гонение еще свирепствовало в Карфагене; следовательно, эта снисходительность могла ослабить твердость в вере и прочих христиан, еще не подвергшихся гонению.

Когда святой Киприан узнал обо всем этом, то отправил в Карфаген три письма к клиру, исповедникам и народу; и так как главными нарушителями древнего церковного благочиния оказались пресвитеры, то Киприан во всех этих письмах обличал их более всего; всех вообще – и клир, и народ – Киприан убеждал ожидать соборного рассуждения о принятии падших в Церковь, а самый собор обещал созвать по окончании гонения и по возвращении своем в Карфаген. Исповедников Киприан просил обращать особенное внимание на дела и заслуги, на род и качества грехопадения каждого, из числа тех, за кого они будут предлагать свое ходатайство.

Но все эти письма святого Киприана не имели полного успеха. Правда, пресвитеры, послушные своему пастырю, перестали допускать падших к общению в Церкви наравне с верными и увещевали их, прежде всего, загладить свой грех искренним покаянием; но некоторые из падших и после сего не пожелали принести покаяния, не хотели ожидать решения своего дела до окончания гонения, а требовали себе немедленно разрешения грехов.

Однако святой Киприан не ослабил своих требований и после известия о таковом непослушании со стороны некоторых падших христиан.

Охраняя с такою твердостью благочиние церковное, святой Киприан из места своего удаления открыл еще переписку с соседственными епископами для того, чтобы их согласием еще более подтвердить свое требование покаяния от падших. В ответ на его письма епископы сообщали, что они вполне одобряли его требования и писали ему, что ни в каком случае не следует ему отступать от своего постановления до собора, имеющего быть по окончании гонения.

В то время как соседние епископы открыто подтвердили и одобрили требования святого Киприана относительно падших, исповедники объявили свое несогласие с ним. Один из них, Лукиан, от имени всех написал к Киприану письмо, в котором он уведомлял Киприана, что все исповедники даровали мир падшим; этот же Лукиан написал подобное письмо и римскому исповеднику Целерину.

Ободренные таким покровительством исповедников, падшие в нескольких городах Африканской провинции произвели возмущение против предстоятелей и с угрозами требовали у них себе мира, уже дарованного, как уверяли они, исповедниками и мучениками. В самом Карфагене беспокойные миряне после сего с большою дерзостью начали требовать себе примирения с Церковью.

Между тем святой Киприан увещевал клир и народ поступать так, как ему было предписано ранее.

Ввиду сего более благонамеренные из падших совершенно смирились и обещали полное послушание епископу. В скором времени после сего некоторые из них уже писали святому Киприану, что они сознают свое грехопадение, совершают предписанное церковными правилами покаяние, не желают поспешного и неблаговременного примирения с верными, но ожидают возвращения своего епископа, говоря, что самое примирение в его присутствии будет для них приятнее.

В скором времени после сего Киприану было открыто в видении, что скоро восстановится мир в Церкви, что только для некоторых еще, на непродолжительное время, продлится гонение и что по мере усердия в молитве может последовать ускорение мира.

И действительно, видение святого Киприана стало оправдываться самыми событиями. Гонение на христиан в Карфагене хотя еще продолжалось, но ослабевало; язычники начали дозволять исповедникам имени Христова пользоваться все большею и большею свободою. Заключенные в темницах выходили на свободу, а сосланные на заточение возвращались в отечество.

Однако гонение еще не окончилось. Еще много забот и беспокойств предстояло славному архипастырю, святому Киприану. За время отсутствия Киприана в Карфагене явилась потребность в пресвитерах и клириках. Киприан избрал себе как бы четырех наместников, которым и поручил тщательно распознавать лета, состояние и заслуги тех лиц, которые имели быть произведены Киприаном в ту или другую иерархическую степень. Наместниками сими были избраны два епископа ближайших к Карфагену епархий – Калдоний и Геркулан, затем Рогациан, карфагенский пресвитер и исповедник, и клирик Нумидик.

Упомянутые лица тотчас же приступили к исполнению требований своего епископа. Но, исполняя порученное им дело, они встретили сильное противодействие со стороны тех лиц, которым не нравилась столь законная и необходимая попечительность Киприана о выборе достойных служителей Церкви. Таким человеком явился некто Фелициссим, мирянин, и пресвитер Новат; к ним присоединились еще четыре пресвитера, опасавшиеся справедливого суда Киприана над собою. Они, и особенно пресвитер Новат, побудили Фелициссима открыть восстание против своего епископа.

Когда все это стало известно Киприану, он произнес отлучение на Фелициссима и угрожал подвергнуть такому же наказанию и всех его сообщников, а самое письмо, которое Киприан писал по сему случаю, он повелел прочитать народу и переслать в Карфаген к клиру. Пока оказалось только шесть ярых приверженцев Фелициссима, которые тогда же были отлучены от Церкви; но так как нашлись новые сторонники Фелициссима, то возмущение, произведенное им, еще не было устранено.

Киприан намеревался возвратиться в Карфаген к празднику Пасхи, но ввиду того, что возмущение Фелициссима и его сторонников еще не окончилось, он, не желая увеличивать смятения своим появлением, решил провести праздник Пасхи на месте своего удаления; а чтобы в отсутствие его враги не приобрели еще большего успеха, он письменно увещевал свою паству не доверять пагубным словам возмутителей.

Глубоко страдал святой Киприан в это время за свою паству. Его скорбь выразилась в письме, написанном по сему случаю:

“Как я мучусь теперь, – писал он карфагенским христианам, – что не могу сам придти к вам и лично увещевать каждого из вас, по учению Господа и Его Евангелия. Мало было для меня уже двухгодичного изгнания и горького разлучения с вами; мало было скорби и печали, которая постоянно мучила меня без вас; мало было слез, днем и ночью проливаемых о том, что пастырю, которого вы избрали с такою любовью и горячностью, нельзя лично приветствовать вас, ни быть в ваших объятиях. Для истаивающего от печали сердца нашего наступила еще большая скорбь. При таком беспокойстве и нужде я сам не могу в скорости придти к вам… Но зато отсюда убеждаю и прошу вас, любезные братия: не доверяйте пагубным речам, не внимайте легковерно обманчивым словам, не избирайте вместо света – тьму, вместо дня – ночь, вместо пищи – глад, вместо пития – жажду, вместо лекарства – яд, вместо здоровья – смерть… Не принесут нам мира те, которые сами не имеют мира… Никто да не отклонит вас от путей Господних. Пусть погибают одни те, которые захотели своей погибели; пусть остаются вне Церкви одни те, которые отделились от Церкви; пусть одни те не будут с епископами, которые возмутились против епископов… Прошу вас: отделитесь от таковых, послушайтесь моих советов. Я каждодневно изливаю за вас постоянные молитвы пред Господом; я желаю воссоединить вас с Церковью; я только прошу у Бога прежде мира Матери (Церкви), а потом уже ее чадам. Соедините с моими молитвами и молениями ваши молитвы, с моим плачем ваши слезы” .

Увещевая так трогательно тех, которые могли понять в его словах голос отеческой любви, святой Киприан угрожал наказанием – отлучением от Церкви – тем, которые не захотели бы повиноваться ему.

Письмо это, конечно, удержало благонамеренных на стороне епископа.

Вскоре после сего, когда Новат при посредстве своих сообщников без согласия и ведома святого Киприана произвел Фелициссима в диакона, Киприан написал еще два письма к клиру и народу о сем незаконном посвящении. Это были последние письма из места его удаления. Возмущению Фелициссима был положен конец уже на соборе, происходившем, по возвращении Киприана, в Карфагене .

Вскоре же после возвращения в Карфаген Киприан председательствовал на сем соборе, который подверг рассмотрению два вопроса: о расколе Фелициссима и о допущении падших к общению с верными.

Отцы собора после многих и долгих рассуждений единодушно постановили, что падшим не должно отказывать в общении с Церковью, чтобы они не отчаялись в милосердии Божием и не стали жить по-язычески, но что и не должно преждевременно допускать их к общению – что соединению их с Церковью должны предшествовать продолжительное покаяние, молитва Богу, соединенная со слезами, и исследование нравственного состояния каждого из них. При этом по различию падших были назначены и различные степени покаяния. Фелициссим же и его единомышленники, как возмутившиеся против власти епископа, были отлучены от Церкви.

Однако враги Киприана не успокоились. Пресвитер Новат вскоре отправился в Рим и здесь, изменив Филициссиму, присоединился к партии Новациана , вследствие чего произвел многие смуты как в римской, так и в карфагенской церквах. Фелициссим же вместе со своими единомышленниками через год произвел новое возмущение против святителя Божия Киприана.

Новациан начал распространять в Риме лжеучение, утверждая, что падших ни в каком случае не следует принимать в общение, хотя бы они и приносили покаяние; вместе с тем, Новациан сделал попытку предвосхитить честь епископства у законно избранного в епископы пресвитера римского Корнилия. Благодаря содействию Новата, прибывшего в Рим, Новациану удалось побудить трех италийских епископов к совершению над ним рукоположения во епископа.

Святой Киприан с истинно христианскою мудростью старался пресечь в самом корне все церковные раздоры и волнения. Киприан известил окружным посланием африканских епископов о законном поставлении во епископы Корнилия и о незаконных действиях Новациана. Святитель Божий не переставал внушать всем ту истину, что там, где законно избран и рукоположен один епископ, нельзя поставлять другого епископа, и убеждал возмутителей мира церковного оставить гибельный раздор и споры и возвратиться в лоно единой истинной Церкви вселенской. Для предохранения же верующих от соблазна расколоучителей Новациана и Фелициссима святой Киприан написал книгу “О единстве Церкви”.

Испытания Киприана этим еще не окончились. Нашлись люди, которые продолжали сеять в Церкви плевелы раздора и возмущения. Так, некий еретик Приват, присоединившись к партии Фелициссима, добился незаконного поставления во епископа карфагенского Фортуната. Однако после увещаний Киприана сторонники Фортуната начали оставлять его и возвратились к миру церковному.

Дабы окончательно устранить все раздоры и несогласия, порождаемые врагами мира церковного, святитель Божий Киприан решил созвать поместный собор в Карфагене. Таких соборов в Карфагене было несколько. На сем соборе были решены многие вопросы, касавшиеся внутренней церковной жизни, как например, о принятии падших, о крещении еретиков и т. п. Мало-помалу возмущение, произведенное в жизни церковной непокорными членами Церкви, утихало, и в Церкви водворялись мир и тишина.

Господу благоугодно было посетить святого Киприана еще новым испытанием: на смену бедствиям от гонения со стороны язычников появилось бедствие стихийное – моровая язва.

Неожиданно разразившееся бедствие было одинаково тяжело как для христиан, так и для язычников. Моровая язва без перерыва значительное время свирепствовала в каждой провинции, в каждом городе и почти в каждом семействе.

Общее бедствие вызвало Киприана на самую самоотверженную и благородную деятельность. В то время как язычники только еще более укреплялись в своем себялюбии, в то время как они, по-видимому, всецело предались страху, который заставлял их покидать самых дорогих своих родственников и оставлять мертвых непохороненными на улицах, христиане, руководимые Киприаном, оставались непоколебимыми. Сам Киприан не ограничился увещаниями, а своим личным примером подавал образец для подражания всем христианам.

Язва сопровождалась своими обычными страшными спутниками – засухой и голодом; кроме того, по границам Римской империи бродили орды варваров-нумидийцев и делали нашествия, во время которых они уводили много пленных; христиане карфагенские, руководимые святым Киприаном, жертвовали деньги на выкуп хотя бы некоторых из числа этих пленников.

Таким образом, во время страшного бедствия общественного Киприан принял все меры к тому, чтобы всячески облегчить участь страждущих.

Несмотря на это, среди язычников находились люди, которые осмеливались утверждать, что язва, как и прочие бедствия общественные, была послана богами языческими за непоклонение им христиан. Такие слухи распространял особенно некто Димитриан, один из судей карфагенских. Вслед за ним и другие язычники повторяли эту клевету на христиан.

Святой Киприан опроверг это заблуждение, написав особое сочинение по сему поводу. “Бедствия мира, – писал он Димитриану и всем тем, кто разделял его мысли, – имеют свою причину в развращении людей; эти бедствия предсказаны пророками, как наказания за пороки, которые особенно распространены среди язычников и которые сами по себе всегда разрушают благосостояние народов, как и отдельных лиц. Языческие боги, – рассуждал Киприан, – не могут сами защищать себя, и тем явно доказывают свою зависимость от христиан, когда изгоняются из людей христианами ; мы, христиане, – рассуждал святой Киприан, – хотя также подвергаемся внешним бедствиям, но при безропотном перенесении их и надежде на будущую жизнь, мы не страдаем от несчастий”.

Между тем приближалось время страданий святого Киприана. На престол вступил император Валериан , который воздвиг жестокое гонение на христиан.

Весть о новом гонении на христиан скоро достигла и до церкви африканской и, как обыкновенно, сколько устрашала малодушных, столько же воспламеняла к мужественному терпению твердых в вере. “О чем лучше и более нам должно заботиться, как не о том, чтобы непрестанными увещаниями приготовить вверенный нам народ против стрел диавола”, – писал тогда святой Киприан Фортунату, епископу Туккаборскому. Но, кроме устных и письменных увещаний, святой Киприан и самым делом подал пример небоязненного исповедания своей веры пред язычниками.

После того, как было объявлено гонение на христиан, проконсул карфагенский, Аспазий Патерн, получил указ императора, который предписывал принуждать христиан к поклонению идолам; при этом епископы христианские подлежали изгнанию, а христианские собрания запрещались. Проконсул намеревался, прежде всего, принудить к отречению от веры христианской святого Киприана, а посему вначале призвал его к допросу.

Когда Киприан пришел, Проконсул спросил его:

– Император приказал мне принудить всех христиан поклониться идолам: ты что скажешь относительно этого?

Святой Киприан отвечал:

– Я – христианин и епископ христианский; я не знаю иных богов, кроме Единого Истинного Бога, сотворившего небо, и землю, и море, и все, что находится в них; сему Богу мы, христиане, служим днем и нощию.

Проконсул сказал:

– Так ты будешь упорствовать в своем решении?

Киприан ответил на это:

– Благое решение, ведомое Господу, должно оставаться неизменным. Проконсул сказал:

– В таком случае ты, согласно приказанию императора, должен отправиться на заточение. Киприан ответил проконсулу:

– Я охотно пойду на заточение.

После сего проконсул спросил еще Киприана:

– Я имею приказание от императора не только относительно епископов, но и относительно иереев; посему, скажи мне, какие иереи находятся в сем городе?

На это Киприан отвечал:

– Вашими законами запрещены доношения (доносы); посему я не могу открыть и объявить тебе иереев, но если будешь искать их, то, конечно, найдешь в городе.

Проконсул сказал еще:

– Мне поручено еще смотреть, чтобы у христиан нигде не было своих собраний и чтобы они нигде не отправляли своих служений.

Святой Киприан ответил проконсулу:

– Поступай, как тебе приказано.

В скором времени после сего святой Киприан был отправлен в ссылку в Курубис . Диакон Понтий, описавший жизнь святого Киприана, добровольно сопровождал его к месту заточения.

В первый же день по прибытии сюда святой Киприан имел ночью видение, предзнаменовавшее его мученическую кончину. О сем видении Киприан рассказал диакону Понтию, поведав следующее:

“Едва лишь я слегка задремал, я увидел некоего юношу, некрасивого и неблагообразного, который ввел меня в преторию на суд; мне казалось, что я должен был предстать суду игемонову. Игемон, посмотрев на меня, ничего мне не сказал, но тотчас написал что-то. Я не знал, что он написал; но я увидел иного юношу, благообразного лицом, стоявшего сзади игемона; сей юноша смотрел, как писал игемон, и читал про себя написанное игемоном. Прочитав написанное, юноша тот знаком руки дал мне понять, что там был написан относительно меня суд смертный, ибо мне надлежало быть усеченным мечом. С своей стороны и я знаком руки дал понять юноше, что я понял то, что он объяснял мне; при этом я начал со усердием просить судию того дать мне еще один день жизни, чтобы я мог устроить все свои дела. В то время как я просил об этом судию, сей последний, ничего не отвечая мне, но как бы в ответ на мою просьбу начал что-то писать. Юноша, стоявший сзади судии, следя за тем, что писал судия, знаком руки объяснил мне, что моя жизнь будет продолжена еще на один день. Я очень обрадовался этому; однако находился в великом страхе и смущении”.

Это видение святой Киприан истолковывал относительно себя в том смысле, что ему было предопределено Богом умереть от усечения мечом за исповедание имени Христова. Один день жизни, дарованный ему, согласно сему видению, Киприан истолковал как один год. И действительно он скончался мученически за исповедание имени Христова, будучи усечен мечом, спустя год после того видения.

Находясь в изгнании, святой Киприан все время проводил в богомыслии, приуготовляясь к смерти. В заточении Киприан написал много богомудрых творений; всех, кто приходил к нему для душеспасительной беседы, он поучал, прося всех быть твердыми в вере, не страшиться угроз мучителей и страданий за исповедание имени Христова; он увещевал христиан не привязываться к временным и скоропреходящим утехам жизни сей, но искать жизни вечной.

Пребывая в изгнании, святой Киприан терпеливо переносил все лишения ради имени Христова, вменяя заточение в родное отечество свое. Ибо для христианина, возложившего все упование свое на Бога, отечество и родной дом является странствованием, согласно сказанному: странник я у Тебя и пришелец, как и все отцы мои (Пс 38:13); с другой стороны, для такого христианина отечеством является и место изгнания и странствования, ибо на всяком месте он видит присутствующего близ себя Бога, согласно сказанному: всегда видел я пред собою Господа (Пс 15:8).

Прошел еще год, и на место упомянутого выше Аспазия Штерна проконсулом назначен был Галерий Максим. В это время император Валериан издал еще более жестокий указ о преследовании христиан, именно: Валериан требовал, чтобы все христианские епископы, пресвитеры и вообще все руководители христиан были лишены своих должностей и имущества, а в случае дальнейшего пребывания в христианстве должны быть преданы смерти.

Повеление императора стало известным в Африке тогда, когда проконсул Галерий Максим отлучился в местечко Утику, куда было сослано из разных мест множество христиан. Проконсул хотел здесь же начать преследование христиан и сюда приказал своим воинам привести святого Киприана.

Всегда готовый с полным спокойствием и бесстрашием принять мученическую кончину, святой Киприан считал, однако, приличным и полезным совершить подвиг мученичества среди своей паствы. Рассуждая так и вместе следуя совету друзей своих, которые уведомили его об отправлении за ним стражи, Киприан скрылся на время в одно неизвестное место, но только до возвращения проконсула в Карфаген. А дабы это временное уклонение не подвергалось нареканию, Киприан написал к клиру и народу письмо, в котором объяснял причину своего удаления; в этом же письме Киприан в последний раз преподал наставления клиру и пастве.

Едва лишь проконсул Галерий Максим прибыл в Карфаген, сейчас же Киприан вышел из места своего уединения. Вскоре после сего проконсул послал двух честных мужей, приказав им взять Киприана. Киприан мужественно исшел на мученический подвиг и отправился вместе с упомянутыми двумя мужами в колеснице к проконсулу. Но так как, по приказанию проконсула, суд над святителем Божиим был отложен до следующего дня, то Киприан отведен был на ночь в дом одного из тех мужей, которые были посланы проконсулом для взятия Киприана. Здесь святитель провел последнюю ночь, причем, по состраданию и доверию к нему, он был оставлен почти без стражи.

Между тем по городу распространился слух, что епископ Киприан возвращен из заточения для того, чтобы восприять смерть мученическую; и тотчас устремились христиане к тому дому, в котором пребывал Киприан, желая видеть в последний раз своего пастыря и учителя. При этом христиане явили по отношению к святому Киприану еще более любви и преданности, нежели как это было при избрании его в епископы. Они не хотели расстаться со своим любимым архипастырем до самой кончины его, и потому всю ночь провели без сна пред дверями его дома. Поступили же так христиане не потому, чтобы хотели освободить святого Киприана из рук и власти язычников, но для того, чтобы сподобиться от него, как отца своего духовного, последнего благословения.

Утром следующего дня Киприан был выведен из того дома и представлен проконсулу для допроса.

Проконсул спросил Киприана:

– Ты ли Киприан?

Киприан ответил:

– Да, это я.

Проконсул сказал затем:

– Это ты в качестве епископа стоишь во главе тех безумных людей, которые именуют себя христианами?

Киприан ответил:

– Да, я епископ людей Христовых.

Проконсул продолжил допрос, сказав:

– Благочестивейшие и славные императоры повелевают тебе принести жертву богам.

На это Киприан ответил:

– Ни в каком случае я не сделаю сего.

Проконсул сказал:

– Поразмысли хорошенько и избери то, что ты находишь более полезным для себя.

На это святитель Божий ответил:

– Поступай так, как тебе предписано. Что же касается меня, то в столь ясном для меня деле я не вижу необходимости в размышлении.

После сего проконсул посоветовался с прочими судиями, бывшими при допросе, и, упрекнув Киприана за непочитание идолов, произнес решительный приговор об усекновении его мечом, сказав так:

– Киприан, епископ христианский, должен быть усечен мечом.

Святитель же Христов, услышав такой приговор себе, возрадовался и сказал во всеуслышание:

– Благодарите Господу!

Народ, видевший все происходившее, обратившись к проконсулу, начал взывать:

– И мы хотим умереть с ним!

И было великое смятение в народе.

Между тем Киприан был отведен на место казни. Сюда же последовали за святителем Божиим и христиане, проливавшие слезы при виде пастыря, ведомого на смерть.

Придя к назначенному месту, святитель Божий снял с себя верхнюю одежду, преклонил колена и начал молиться Богу. Помолившись достаточное время, священномученик Христов преподал всем мир и благословение и приказал своим друзьям дать палачу двадцать пять златниц, совершая и при смерти благодеяние; затем, завязал себе убрусом (полотенцем) глаза, а руки отдал связать стоявшим подле него пресвитеру и иподиакону. Между тем некоторые из христиан постилали пред святителем платки и убрусы, дабы воспринять на них кровь священномученика Христова, как некое драгоценное сокровище. Наконец, святитель Божий преклонил главу свою и был усечен мечом.

Так окончил жизнь свою святитель Божий, пострадав во славу Христа, Бога нашего .

Честное тело святителя Христова было перенесено ночью со свечами и приличным пением на частное кладбище некоего прокуратора Макровия Кандидиана, и здесь предано погребению. Впоследствии, при короле Карле Великом, мощи священномученика Киприана были перенесены во Францию, в город Арль, а при короле Карле Лысом – в город Компьень, в монастырь святого Корнелия.

Нечестивые же мучители не остались без наказания; в скором времени их постиг справедливый суд Божий.

Спустя несколько дней после мученической кончины святого Киприана, по суду Божию, изъят был из числа живых проконсул Галерий Максим. Император же Валерий, преследовавший с жестокостью христиан, потерпел жестокое поражение в войне с персами и погиб в темнице, будучи захвачен врагами.

Святой Киприан оставил после себя весьма много сочинений, в которых он раскрывал как вероучительные, так и нравоучительные истины. Большая часть их состоит из писем (всего Киприаном написано около 80 писем); кроме того, Киприан написал много отдельных трактатов или сочинений. Предметами сочинений его были: пастырь Церкви и девственники, страждущее и падшие, язычники и иудеи, еретики и расколоучители. Для пастырей Церкви Киприаном написана “Книга о ревности и зависти” – плод истинно-апостольского духа – с постановлениями о том, как надобно поступать для мира и пользы Церкви. Для девственников – “Книга о поведении девственниц”. Любовь к страждущим побудила святого Киприана написать три замечательные сочинения: “О высоте терпения”, “О милосердии” и “О смертности”. “Книга о падших” содержит в себе назидательные рассуждения о покаянии. К числу защитительных сочинений святого Киприана, в которых он отстаивал христианство против нападков язычников, принадлежат “Книга к Деметриану” и “О тщете идолов”. “Три книги свидетельств против иудеев” заключают в себе род краткого начертания веры и деятельности христианской и обличение упорствовавших иудеев. В обличение ересей и расколов Киприаном написана “Книга о единстве Церкви” и “Книга к Донату о крещении”. В сочинении “К Фортунату: об увещании к мученичеству” Киприан призывает всех вообще христиан к твердости духа при перенесении гонений. Святой Киприан оставил много и иных славных писаний. По замечанию блаженного Иеронима, писания Киприана были известнее самого солнца; из его творений отцы ефесского и халкидонского Вселенских соборов приводили свидетельства для защищения веры христианской от нападков еретиков и для обличения их неправомыслия.

Более обстоятельно и подробно в творениях святого Киприана выражено учение о Церкви. В кратких словах рассуждения святого Киприана по этому вопросу состояли в следующем:

Церковь есть Господом Иисусом Христом основанное и апостолами устроенное и утвержденное общество людей, представляющее как по своей внутренней, так и внешней стороне, единое целое, возглавленное Единою главою Господом нашим Иисусом Христом. Как внутреннее единство Церкви обусловливается единством веры и любви, так внешнее ее единство обусловливается иерархиею (и в ней преимущественно властью епископа) и таинствами церковными. Вне этой единой истинной и спасительной Церкви, по рассуждению святого Киприана, нет и не может быть спасения; только эта единая Церковь и есть Церковь истинно апостольская, и, следовательно, непогрешимая. “Мы следуем, – рассуждает святой Киприан, – тому, что приняли от апостолов, а они предали нам Церковь только одну. Одна только Церковь, получившая благодать жизни, и живет во веки и животворит народ Божий” . В этой именно единой истинной Церкви, получившей благодать жизни, сосредоточены все божественные блага, и в ней только одной возможно спасение. “Что Церковь единственна, – рассуждает Святой Киприан, – это возвещает и Дух Святой в Песни Песней, говоря от Лица Иисуса Христа: единственная – она, голубица моя, чистая моя; единственная она у матери своей, отмеченная у родительницы своей (Гл. 6, ст. 8); и о ней же опять говорит: запертый сад – сестра моя, невеста, заключенный колодезь, колодезь живых вод (4, 12 и 15). А если невеста Христова, которая есть Церковь, есть “вертоград заключенный”, то заключенного нельзя открывать чужим и сторонним. Если она “источник запечатлен”, то ни пить из него, ни запечатлеваться им не может тот, кто, находясь вне, не имеет доступа к источнику. Если Церковь есть единственный кладезь воды живой, то находящийся вне Церкви не может освящаться и оживляться тою водою, употребление и питие которой даруется находящимся внутри Церкви. Господь громко зовет, чтобы всякий жаждущий шел и пил от источника воды живой, истекшего от Него. Куда же должен идти жаждущий? К еретикам ли, у коих вовсе нет ни источника, ни реки животворящей воды, или же к Церкви, которая одна и по слову Господа основана на одном, приявшем и ключи ее? Она одна хранит и обладает всею властью своего Жениха и Господа, Истинная, спасительная и святая вода Церкви не может ни испортиться, ни оскверниться, так как и сама Церковь нерастленна, чиста и целомудренна” .

В Церкви Христовой заключена вся полнота жизни и спасения. Как во время потопа спасение было возможно только в ковчеге Ноя, или, при разрушении Иерихона только в доме Раави (Нав 2), так равно и Церковь есть единственное место спасения людей. “Дом Божий один, – рассуждает святой Киприан, – и никто не может где-либо спастись, как только в Церкви. Пусть и не воображают, что можно наследовать жизнь и спасение, не повинуясь епископам и священникам” .

Находящиеся вне Церкви, отделяющиеся от ее единства и общения с нею, не имеют истинной жизни. “Явно, – замечает святой Киприан, – что между мертвецами считаются те, кои не суть в Церкви Христовой, и что не может оживотворить другого тот, кто сам не живет” .

Но одна вера, без любви, не может быть вполне крепким и прочным связующим звеном всех членов Церкви. “Мало того, – рассуждает святой Киприан, – чтобы получить что-нибудь; больше значит – уметь сохранить полученное. Самая вера и спасительное возрождение животворны не потому, что мы их получили, а главным образом потому, что мы их сохранили”

Письмо 40-е.

Литература: Мейендорф, Введение; Chadwick; Quasten; Шмеман, Исторический путь; Болотов.

1. Вторым знаменитым лицом в африканском христианстве, несомненно, является сщмч. Киприан, епископ Карфагенский . Но прежде чем говорить о нем, скажем несколько слов о состоянии Церкви в III в.

Помимо распространения христианства, III в. ознаменован возрождением язычества, но теперь уже сильно интеллектуализированного. Стоицизм перестал существовать как школа.

Неоплатоник Плотин (205-270) создал новый религио-философский синтез, в котором этические нормы стоицизма и аристотелевская логика были увязаны с весьма широко трактуемой платоновской метафизикой. Плотин не мог не знать христианство. Он учился в Александрии у таинственного учителя Аммония Сакка, у которого за несколько лет до того учился Ориген. Плотин хорошо был знаком с гностическими доктринами и даже написал особый трактат "Эннеады" для противодействия проникновению гнозиса в среду своих учеников. Ученик и биограф Плотина Порфирий (232-305) стал одним из самых упорных врагов христианства. Он написал многотомное опровержение христианства. Скорее всего, в годы своей юности он имел непосредственный контакте христианами. В его многочисленных писаниях странным образом сочетаются скептический рационализм и суеверная всеядность ко всем языческим традициям прошлого. При этом Порфирий был глубоко закомплексованным, неуверенным в себе человеком: однажды даже Плотину лично пришлось отговаривать его от совершения самоубийства.

Порфирий был весьма ученым мужем, хотя и невероятным педантом. Он использовал свои широчайшие знания в борьбе против Церкви не только в своем пятнадцатитомном опровержении христианства, но и в хронике всемирной истории, задуманной как опровержение хроники христианского ученого Юлия Африкана (см. ниже), который, как и другие христианские хронографы, доказывал, что библейский монотеизм был древнейшей религией человечества.

Итак, после длительного периода безразличия и презрения язычество перешло к защите. Новый фактор появился и в отношениях с государством: раньше гонения зависели более от местных властей, теперь, в III в., они определяются самим императором. Все начало зависеть от его личного расположения.

Например, император Александр Север был дружелюбен к Церкви (он даже поместил статую Христа в своей частной молельне). Его племянница пригласила во дворец Оригена, чтобы с ним поспорили члены созданного ею религиозно-философского кружка. Его преемник Максимин в 235 г. начинает жестокие гонения. Следующий император, Филипп Араб (244-249), напротив, был очень расположен к христианству. Это было настолько очевидно, что среди членов Церкви ходили упорные слухи, что он сам христианин. Однако слухи эти несколько приутихли, когда в 247 г. он принимал активное участие в языческих празднованиях тысячелетия Рима. Следует помнить, что римские императоры носили титул Верховного Жреца (Pontifex Maximus).

В 248 г. начались страшные вторжения готов в Империю, сопровождавшиеся повсеместными грабежами и насилиями. Тогда же началось возрождение Персидской империи. Римская империя переживала глубокие внутренние неурядицы. Все шире стало распространяться народное мнение, что боги отвернулись от Империи из-за богохульства христиан. Враждебность возрастала. В 249 г. александрийские христиане воздерживались от участия в языческих празднествах по поводу отражения очередного набега. Толпа увидела в этом неопровержимое доказательство их измены и злокозненности и устроила громадный погром.

250 г. стал началом гонения Декия (249-251). По его новому указу от каждого гражданина Империи требовалось предъявить справку (libellus), что он перед специальной комиссией принес жертву статуе императора. Пески Египта сохранили для нас несколько таких справок. Итак, впервые римское государство взяло на себя инициативу гонений на христиан.

Гонение грянуло как гром с ясного неба. За предыдущие годы христиане успели привыкнуть к относительной безопасности и стабильности, и испытание для многих оказалось непосильным. Конечно, во время этого гонения Церковь дала множество мучеников. Но главной новостью оказалось буквально массовое отступничество. Отпали очень многие, причем не только принесшие жертву, но и подкупившие магистров. "Страх поразил всех, – писал епископ Дионисий Александрийский, – многие и не из маловажных явились сразу; одни – уступая страху, другие, будучи чиновниками, – по обязанности службы, третьи – увлекаемые окружением. Одни были бледные и дрожащие, как будто не они должны были принести жертву, а их самих приносили в жертву идолам, и потому над ними смеялась толпа…" Та же картина в письмах Киприана Карфагенского: "Были такие, что не ждали вызова, чтобы подняться на Капитолий, ни вопроса, чтобы отречься… Сами они бежали на форум, спешили к смерти, как бы давно уже хотели этого… И предел преступления – детей тащили родители, чтобы те с первого возраста потеряли то, что получили на дороге жизни".

Гонение быстро пронеслось. Перед Церковью встал серьезный вопрос, что же делать с "падшими", которые осознали свое падение и теперь молили о возвращении в Церковь.

Уже в начале века признавалось "второе покаяние". Однако теперь то, что раньше рассматривалось как исключение, стало массовым явлением. Учитывая всю важность мученичества для Церкви, можно понять, почему вопрос о падших вызвал длительную смуту. Значительную роль в этой смуте сыграли "исповедники ", т.е. те, которые исповедовали Христа перед властями, претерпели мучения, но по той или иной причине не погибли.

2. Св. Киприан Карфагенский (200/210-258), как и Тертуллиан, родился в языческой семье, также был адвокатом и профессором риторики (словесности). Он так описывает свое обращение, происшедшее уже в зрелом возрасте: "Дух, снизошедший с неба, сделал из меня нового человека через второе рождение. И сразу же, чудесным образом, уверенность смыла сомнения".

Вскоре он стал пресвитером, а затем епископом по единодушному требованию всех карфагенян, хотя был и второй кандидат – более заслуженный пресвитер Новат. Это послужило поводом для личной неприязни со стороны Новата.

Когда во время гонения Декия по настоянию своей паствы Киприан укрылся, сторонники Новата обвинили его в трусости и предательстве. Гонение, хотя и кратковременное, было чрезвычайно жестоким. Епископы Рима, Антиохии и Иерусалима приняли мученический венец. Римская кафедра оставалась вдовой с января 250 до марта 251 г., когда две партии выдвинули двух кандидатов – Новатиана и Корнелия.

Тем временем в Карфагене Киприан восстанавливал Церковь. Исповедники, весьма почитавшиеся народом, начали принимать "падших" в Церковь, заявляя, что только они имеют на это право. Св. Киприан воспротивился этому, утверждая, что лишь епископы имеют власть диктовать условия возвращения "падших" в Церковь: "Один Бог может примирить отступников с Церковью, а потому примирение может проходить там, где обитает Бог, – в Церкви".

Чтобы привести к единению в этом вопросе, в 251 г. он созвал собор в Карфагене, который принял решение, разделив "падших" на две категории, в зависимости от обстоятельств их отречения от Христа: одних можно было возвращать в Церковь лишь на смертном одре, других – после более или менее длительного покаяния. О решении собора было сообщено в Рим.

Исповедники, не принявшие решения собора, обвинили в отступничестве самого Киприана и избрали епископом Новата. Именно этот эпизод лежит в основе книги св. Киприана "О единстве кафолической Церкви".

Тем временем в Риме Новатиан учил, что виновных в убийстве, прелюбодеянии и отпадении Церковь не может принять назад; она может лишь молить о Божественном милосердии на Господнем Страшном Суде. Корнелий же учил, что епископ может отпускать все грехи.

Итак, вновь встал тот же вопрос о природе Церкви – что она: община святых или школа для грешников? Но и в Риме на этот вопрос был дан однозначный ответ: папой был избран Корнелий.

В 254 г. Новат и Новатиан объединились. Так было положено начало секты новациан.

В книге "О единстве Церкви" св. Киприан пишет об абсолютном единстве Церкви и о столь же абсолютной неприемлемости расколов, которые представляют большую опасность, чем гонения, ибо они разрушают веру, искажают истину и нарушают единство Церкви. Св. Киприан имел в виду сакраментальное единство Церкви во главе с епископом: примирение "падших" осуществляется апостолом Петром, а не пострадавшими за веру.

Каждый христианин обязан принадлежать к кафолической Церкви – единой и единственной Церкви, основанной на Петре. Св. Киприан впервые употребил термин Cathedra Petri (престол Петров), который с тех пор постоянно используется католиками, например, в решениях 1-го Ватиканского собора (1871 г.), провозгласившего непогрешимость пап. Следовательно, необходимо понять контекст, в котором его употреблял св. Киприан.

Каждая местная церковь – единственная и единая Кафолическая Церковь во всей ее полноте: местная церковь – не частица, не кусочек Церкви, а вся Церковь. В таком же духе св. Киприан говорит и о единстве епископата. Как апостолы собраны вокруг Петра, так и пресвитеры существуют вокруг епископа – каждый обладает одинаковой властью, и все двенадцать присутствуют незримо в каждой поместной церкви. Епископство повсюду одно и то же, к нему нельзя ничего ни прибавить, ни убавить. Епископы местных церквей обладают не частью власти, но всей ее полнотой.

"Сие-то единство надлежит крепко поддерживать и отстаивать нам, особенно епископам, которые председательствуют в Церкви, дабы показать, что и самое епископство одно и нераздельно… Епископство одно, и каждый из епископов целостно в нем участвует. Также и Церковь одна, хотя, с приращением плодородия, дробится на множество. Ведь и у солнца много лучей, но свет один; много ветвей на дереве, но ствол один, крепко держащийся на корне; много ручьев истекает из одного источника… Равным образом Церковь, озаренная светом Господним, по всему миру распространяет лучи свои, но свет, разливающийся повсюду, один, и единство тела остается неразделенным. По всей земле она распростерла ветви свои,… обильные потоки ее текут на далекое пространство: при всем том глава остается одна, одно начало, одна мать, богатая преспеянием плодотворения" ("О единстве Церкви").

Св. Киприан ровно ничего не говорит о Риме или о римской церковной общине. По его глубокому убеждению, каждая церковь во главе с епископом является наследницей Петра – основанием единства Церкви в целом. Это отражение природы местной христианской общины, вне которой нет спасения: "Тот не может иметь Отцом Бога, кто не имеет матерью Церковь".

Конкретно, говоря о "кафедре Петра", св. Киприан имел в виду свои, карфагенский епископат, а вовсе не римский, как истолковали это понятие защитники папства и богословы Первого Ватиканского собора. Они защищают точку зрения, что Римская Церковь как бы охватывает собою весь мир, а папа – единственный "подлинный" епископ. Все епископы обязаны подчиняться ему, ибо власть Петра не связана с местным евхаристическим собранием, а принадлежит одному лицу, возглавляющему вселенскую Церковь.

Такое толкование в корне противоречит учению св. Киприана: "Господь наш, коего заповеди и увещания мы должны хранить, определяя достоинство епископа и управление своей Церкви, говорит Петру в Евангелии: "Я говорю тебе: ты – Петр (по-гречески – "камень"), и на сем камне Я создам Церковь Мою, и врата ада не одолеют ее. И дам тебе ключи Царства Небесного; а что свяжешь на земле, то будет связано на небесах; и что разрешишь на земле, то будет разрешено на небесах" (Мф.16:18-19). Отсюда последовательно и преемственно вытекает власть епископов и управление Церкви, так что Церковь поставляется на епископах и всяким действием Церкви управляют те же начальствующие… Церковь заключается в епископе, клире и всех стоящих в вере…" ("О падших").

Итак, Киприан говорит, что слова Господа, обращенные к Петру, устанавливают епископское служение, а не примат Рима. Известно, что в первые 10 лет существования церковной общины в Иерусалиме ее возглавлял апостол Петр. Если можно говорить об епископстве св. Петра, то только в этом контексте, поэтому можно предположить, что, когда Господь говорил Свои слова Петру, Он имел в виду именно это: Петр первым возглавит местную иерусалимскую Церковь. Петр действительно председательствовал на первой евхаристии в Иерусалиме. Таким образом, он стал самым первым епископом, будучи в то же время первым из апостолов. По существу, "престол Петров" – это епископский трон на горнем месте, за престолом в алтаре каждой церкви.

И уж тем более этот текст никак нельзя истолковать в смысле того, что всем падшим надлежит отправиться в Рим и примиряться с Церковью только там. Никакой особой властью Папа римский не обладает.

Эта точка зрения св. Киприана проявлялась и на практике. Киприан вступил в спор с Папой римским св. Стефаном по поводу крещения еретиков. Стефан признавал действительность еретического крещения; Киприан считал, что еретиков необходимо крестить заново. Стефан считал достаточным, если была произнесена тринитарная формула. Св. Киприан писал: "Именно мы думаем и принимаем за верное, что никто не может быть крещен на стороне, вне Церкви, потому что в святой Церкви установлено одно крещение". Отрицая необходимость заново крестить еретиков, Стефан, по мнению Киприана, признает существование двух церквей.

Когда Стефан осудил решение Африканского собора, постановившего перекрещивать еретиков, Киприан немедленно созвал новый собор из 87 африканских епископов в Карфагене. Он осудил и мнение, и поведение Стефана.

В 121-м правиле Карфагенского собора говорится: "Да не настоит один епископ на решении своего суда". И далее: "Ибо никто из нас не ставит себя епископом над другими епископами и не устанавливает тиранического террора, дабы принудить своих собратьев к послушанию; поскольку каждый епископ в соответствии со своей свободой и властью имеет право на суждение и не в большей мере может быть судим другими епископами, нежели он сам может судить их. Но будем ждать суда Господа нашего Иисуса Христа, Который один властен возвышать нас в управлении Своей Церковью и судить нас за наше поведение".

В этом отрывке содержится скрытый упрек в адрес "брата" Стефана, претендовавшего на высший авторитет среди других епископов. В осторожных выражениях, столь отличных по духу от нетерпимого поведения Папы римского, этому последнему поставлено на вид, что ни один епископ не имеет личной власти над другими епископами и что лишь всеобщее согласие может служить знаком божественной воли, и что только Бог решает, кто прав, а кто неправ.

А в послании Африканского собора другому папе – Целестину – говорится: "Разве найдется такой человек, который бы поверил, что Бог наш может только кому-то одному вдохнуть правоту суда, а бесчисленным иереям, сошедшимся на соборе, откажет в этом". Отношение к папским претензиям очевидно и тут.

В споре о крещении еретиков св. Киприан проявил необычайную твердость убеждения: "Церковь одна, а будучи одна, она не может быть и внутри и вне. Если она у Новатиана, то не была у Корнилия. Если же она была у Корнилия, который наследовал епископу Фабиану по законному посвящению и которого, кроме чести священства, Господь прославил и мученичеством, то Новатиан не принадлежит к Церкви, и тот, кто, презревши евангельское и апостольское предание, никому не наследуя, произошел от самого себя, не может считаться епископом, не может никоим образом иметь Церковь и обладать ею не посвященный в Церкви" (Письмо к Магну).

"Произошел от самого себя", – говорит св. Киприан о Новатиане. Несомненно, что Новатиан был рукоположен епископами, т.е. с формальной, механистической точки зрения у него было апостольское преемство. Но затем он немедленно собрал вокруг себя еретиков и организовал новую церковь. Таким образом, не столь важно, кто принимает участие в рукоположении, – важно, где происходит крещение: в лоне церкви или же вне ее. Кто сам находится вне Церкви, тот не может никого ввести в Церковь. Как кто-либо, лишенный Духа, может передавать его Дары? – вопрошает св. Киприан.

Кто в конце концов оказался прав в этом споре – Киприан или Стефан? Чье мнение мы приняли за основу? Все зависит от конкретной ситуации. Вот тут и нужен принцип икономии – церковного домостроительства, позволяющего в каждом конкретном случае войти в суть дела и сделать правильное суждение. Например, св. Киприан не мог предвидеть ситуации в IV в., когда единственным неарианином в Церкви останется св. Афанасий Великий, да и тот большую часть своего служения проведет в ссылке. Св. Константин, свв. отцы-каппадокийцы – все они были крещены арианскими епископами. Правильно ли было бы перекрещивать всю Церковь после восстановления Православия на II Вселенском Соборе (381 г.)? Да и кто перекрещивал бы ее?

Наверное, стоит признать, что единого общего ответа не существует: необходимо в каждом отдельном случае принимать во внимание намерения, с которыми совершаются таинства. Если совершитель таинства движим сознательным стремлением разделить Церковь, разрушить ее единство, то тогда таинства нельзя считать настоящими, "действительными". Св. Киприан не признавал таинства новациан, хотя доктринально они ничем не отличались от православных: мы скорее признали бы их раскольниками, а не еретиками. Но они воевали против Церкви, и, следовательно, их таинства не могли быть действительными. Если же таинства вне канонических пределов Православной Церкви совершаются в доброй вере, с честными намерениями, с желанием упрочить Церковь, то тут, наверное, мы не можем быть столь категоричными.

В качестве примера можно вспомнить деятельность католиков на территории Греции в XVIII в., когда иезуитский орден брал на откуп у Оттоманской империи населенные православными острова и насильно замещал там священство на униатское. Именно тогда Константинопольский Патриархат перешел к практике крещения приходящих в Православие из католичества, признав, таким образом, недействительными совершаемые католиками в Греции таинства. Недействительными также были признаны и таинства обновленцев в России, равно как и таинства наших сегодняшних раскольников, раздирающих хитон Христов.

Но существует и обратный пример. Это письмо епископа Александрийского св. Дионисия Великого к Папе римскому Сиксту о крещении:

"В собрании братий находился некто, считавшийся давним правоверным и присоединенный к обществу христиан еще до моего рукоположения… Быв при недавнем крещении и выслушав вопросы и ответы, он пришел ко мне с плачем и самосокрушением и, упав мне в ноги, начал исповедоваться и клясться, что крещение, принятое им от еретиков, было не таково и не имеет ничего общего с нашим, потому что оно исполнено нечестия и богохульств. Говоря, что душа его сильно страдает и что от тех нечестивых слов и действий у него даже нет дерзновения возвести очи к Богу, он просил преподать ему истиннейшее очищение, усыновление и благодать. Но я не решился сделать это, сказав, что для сего довольно долговременного общения его с Церковью, что я не дерзаю снова приготовлять того, который внимал благословению даров, вместе с другими произнося "аминь", приступая к трапезе, протягивая руки для принятия святой пищи, принимал ее и долгое время приобщался тела и крови Господа нашего Иисуса Христа. Я повелел ему благодушествовать и с твердой верою, с доброй совестию приступать к приобщению святых тайн".

Спор Киприана с папой Стефаном завершился мученической кончиной св. Стефана в 256 г. и св. Киприана – во время гонения Валериана, 14 сентября 258 г.

13 сентября 258 г. Киприана вызвали к проконсулу. Сохранились длинные акты его допроса. "Галерий Максим, проконсул, сказал: "Ты Таский Киприан, папа сакрилегов?" Киприан сказал: "Я". – "Императоры предписывают тебе совершить жертвоприношения". – "Я не подчиняюсь". – "Советую тебе подумать". – "Делай, что тебе предписано. В столь праведном деле не требуется советов"…Посоветовавшись с асессорами, проконсул прочел приговор: "…Ты показал себя врагом римских богов и священных законов. Августейшие императоры не могли убедить тебя вернуться к исполнению римских религиозных обрядов. В предостережение тем, кого ты вовлек в свое преступное сообщество, ты своею кровью заплатишь за нарушение законов. Таския Киприана обезглавить мечом"… "Deo gratia ", – сказал Киприан".

На место казни его сопровождала толпа христиан с зажженными светильниками, с пением молитв. Его мученичество преобразилось в торжественный литургический акт… За месяц до него "засвидетельствовал" и папа Сикст. Полиция застала его, окруженного духовенством, возглавляющим собрание верных. Он умер, сидя на епископском престоле, с ним был умерщвлен и его дьякон Лаврентий. Единство Церкви и ее правда в те дни запечатлевались кровью мучеников…

Разногласие между двумя великими кафедрами было улажено при посредничестве епископа Александрийского св. Дионисия. И Рим и Карфаген остались каждый при своем. Лишь через пятьдесят пять лет, во время донатистского кризиса, Риму удалось убедить Карфаген перейти к своей практике.

3. Гонения возобновились во время правления Валериана, который запретил собрания. Валериан начал практику выборочных казней, когда разыскивались и предавались смерти епископы и старшие пресвитеры; впоследствии Диоклетиан воспользуется его примером.

Церковь спасало то, что политическое положение Рима было очень серьезным. Империя боролась не на жизнь, а на смерть против наступающих варваров. Следовательно, гонения не были повсеместными и систематическими, чтобы нанести серьезный урон. Их наихудшим последствием были внутренние разделения Церкви.

В 260-261 гг. император Галлен издал эдикт о веротерпимости и в ответ на просьбы епископов вернул христианам всю конфискованную собственность, включая храмы и кладбища.

Теперь основные нападения на Церковь были совершаемы посредством пера, а не меча.

За исключением периода между 274-275 гг., когда император Аурелиан ввел насильно культ бога-солнца, как обязательный для всех монотеистический культ, Церковь жила в мире до 303 г. Даже провинциальные правители-христиане были негласно освобождены от участия в жертвоприношениях. А в Испании, напротив, сотрудничество Церкви и Империи зашло так далеко, что более 300 христиан ничтоже сумняшеся совмещали членство в Церкви с работой муниципальными жрецами.

Ко времени св. Киприана повсеместно укоренившимся обычаем Церкви стали соборы . Обычно соборы проходили в главном городе провинции (метрополисе) под председательством его епископа, получившего название митрополит .

К концу III в. стали проводиться соборы епископов из нескольких провинций. Они собирались в главных городах Империи, таких как Александрия или Антиохия, поэтому епископы этих городов получали значение даже выше митрополитов. Но еще не было принято никакого решения относительно статуса этих кафедр, так же как пока не было возможности созвать общий собор, говорящий от имени всей Церкви.

Литература: Мейендорф, Введение; Chadwick; Quasten; Шмеман, Исторический путь; Болотов.

1. Вторым знаменитым лицом в африканском христианстве, несомненно, является сщмч. Киприан, епископ Карфагенский. Но прежде чем говорить о нем, скажем несколько слов о состоянии Церкви в III в.

Помимо распространения христианства, III в. ознаменован возрождением язычества, но теперь уже сильно интеллектуализированного. Стоицизм перестал существовать как школа.

Неоплатоник Плотин (205-270) создал новый религио-философский синтез, в котором этические нормы стоицизма и аристотелевская логика были увязаны с весьма широко трактуемой платоновской метафизикой. Плотин не мог не знать христианство. Он учился в Александрии у таинственного учителя Аммония Сакка, у которого за несколько лет до того учился Ориген. Плотин хорошо был знаком с гностическими доктринами и даже написал особый трактат «Эннеады» для противодействия проникновению гнозиса в среду своих учеников. Ученик и биограф Плотина Порфирий (232-305) стал одним из самых упорных врагов христианства. Он написал многотомное опровержение христианства. Скорее всего, в годы своей юности он имел непосредственный контакте христианами. В его многочисленных писаниях странным образом сочетаются скептический рационализм и суеверная всеядность ко всем языческим традициям прошлого. При этом Порфирий был глубоко закомплексованным, неуверенным в себе человеком: однажды даже Плотину лично пришлось отговаривать его от совершения самоубийства.

Порфирий был весьма ученым мужем, хотя и невероятным педантом. Он использовал свои широчайшие знания в борьбе против Церкви не только в своем пятнадцатитомном опровержении христианства, но и в хронике всемирной истории, задуманной как опровержение хроники христианского ученого Юлия Африкана (см. ниже), который, как и другие христианские хронографы, доказывал, что библейский монотеизм был древнейшей религией человечества.

Итак, после длительного периода безразличия и презрения язычество перешло к защите. Новый фактор появился и в отношениях с государством: раньше гонения зависели более от местных властей, теперь, в III в., они определяются самим императором. Все начало зависеть от его личного расположения.

Например, император Александр Север был дружелюбен к Церкви (он даже поместил статую Христа в своей частной молельне). Его племянница пригласила во дворец Оригена, чтобы с ним поспорили члены созданного ею религиозно-философского кружка. Его преемник Максимин в 235 г. начинает жестокие гонения. Следующий император, Филипп Араб (244-249), напротив, был очень расположен к христианству. Это было настолько очевидно, что среди членов Церкви ходили упорные слухи, что он сам христианин. Однако слухи эти несколько приутихли, когда в 247 г. он принимал активное участие в языческих празднованиях тысячелетия Рима. Следует помнить, что римские императоры носили титул Верховного Жреца (Pontifex Maximus).

В 248 г. начались страшные вторжения готов в Империю, сопровождавшиеся повсеместными грабежами и насилиями. Тогда же началось возрождение Персидской империи. Римская империя переживала глубокие внутренние неурядицы. Все шире стало распространяться народное мнение, что боги отвернулись от Империи из-за богохульства христиан. Враждебность возрастала. В 249 г. александрийские христиане воздерживались от участия в языческих празднествах по поводу отражения очередного набега. Толпа увидела в этом неопровержимое доказательство их измены и злокозненности и устроила громадный погром.

250 г. стал началом гонения Декия (249-251). По его новому указу от каждого гражданина Империи требовалось предъявить справку (libellus), что он перед специальной комиссией принес жертву статуе императора. Пески Египта сохранили для нас несколько таких справок. Итак, впервые римское государство взяло на себя инициативу гонений на христиан.

Гонение грянуло как гром с ясного неба. За предыдущие годы христиане успели привыкнуть к относительной безопасности и стабильности, и испытание для многих оказалось непосильным. Конечно, во время этого гонения Церковь дала множество мучеников. Но главной новостью оказалось буквально массовое отступничество. Отпали очень многие, причем не только принесшие жертву, но и подкупившие магистров. «Страх поразил всех, - писал епископ Дионисий Александрийский, - многие и не из маловажных явились сразу; одни - уступая страху, другие, будучи чиновниками, - по обязанности службы, третьи - увлекаемые окружением. Одни были бледные и дрожащие, как будто не они должны были принести жертву, а их самих приносили в жертву идолам, и потому над ними смеялась толпа...» Та же картина в письмах Киприана Карфагенского: «Были такие, что не ждали вызова, чтобы подняться на Капитолий, ни вопроса, чтобы отречься... Сами они бежали на форум, спешили к смерти, как бы давно уже хотели этого... И предел преступления - детей тащили родители, чтобы те с первого возраста потеряли то, что получили на дороге жизни».

Гонение быстро пронеслось. Перед Церковью встал серьезный вопрос, что же делать с «падшими», которые осознали свое падение и теперь молили о возвращении в Церковь.

Уже в начале века признавалось «второе покаяние». Однако теперь то, что раньше рассматривалось как исключение, стало массовым явлением. Учитывая всю важность мученичества для Церкви, можно понять, почему вопрос о падших вызвал длительную смуту. Значительную роль в этой смуте сыграли «исповедники», т.е. те, которые исповедовали Христа перед властями, претерпели мучения, но по той или иной причине не погибли.

2. Св. Киприан Карфагенский (200/210-258), как и Тертуллиан, родился в языческой семье, также был адвокатом и профессором риторики (словесности). Он так описывает свое обращение, происшедшее уже в зрелом возрасте: «Дух, снизошедший с неба, сделал из меня нового человека через второе рождение. И сразу же, чудесным образом, уверенность смыла сомнения».

Вскоре он стал пресвитером, а затем епископом по единодушному требованию всех карфагенян, хотя был и второй кандидат - более заслуженный пресвитер Новат. Это послужило поводом для личной неприязни со стороны Новата.

Когда во время гонения Декия по настоянию своей паствы Киприан укрылся, сторонники Новата обвинили его в трусости и предательстве. Гонение, хотя и кратковременное, было чрезвычайно жестоким. Епископы Рима, Антиохии и Иерусалима приняли мученический венец. Римская кафедра оставалась вдовой с января 250 до марта 251 г., когда две партии выдвинули двух кандидатов - Новатиана и Корнелия.

Тем временем в Карфагене Киприан восстанавливал Церковь. Исповедники, весьма почитавшиеся народом, начали принимать «падших» в Церковь, заявляя, что только они имеют на это право. Св. Киприан воспротивился этому, утверждая, что лишь епископы имеют власть диктовать условия возвращения «падших» в Церковь: «Один Бог может примирить отступников с Церковью, а потому примирение может проходить там, где обитает Бог, - в Церкви».

Чтобы привести к единению в этом вопросе, в 251 г. он созвал собор в Карфагене, который принял решение, разделив «падших» на две категории, в зависимости от обстоятельств их отречения от Христа: одних можно было возвращать в Церковь лишь на смертном одре, других - после более или менее длительного покаяния. О решении собора было сообщено в Рим.

Исповедники, не принявшие решения собора, обвинили в отступничестве самого Киприана и избрали епископом Новата. Именно этот эпизод лежит в основе книги св. Киприана «О единстве кафолической Церкви».

Тем временем в Риме Новатиан учил, что виновных в убийстве, прелюбодеянии и отпадении Церковь не может принять назад; она может лишь молить о Божественном милосердии на Господнем Страшном Суде. Корнелий же учил, что епископ может отпускать все грехи.

Итак, вновь встал тот же вопрос о природе Церкви - что она: община святых или школа для грешников? Но и в Риме на этот вопрос был дан однозначный ответ: папой был избран Корнелий.

В 254 г. Новат и Новатиан объединились. Так было положено начало секты новациан.

В книге «О единстве Церкви» св. Киприан пишет об абсолютном единстве Церкви и о столь же абсолютной неприемлемости расколов, которые представляют большую опасность, чем гонения, ибо они разрушают веру, искажают истину и нарушают единство Церкви. Св. Киприан имел в виду сакраментальное единство Церкви во главе с епископом: примирение «падших» осуществляется апостолом Петром, а не пострадавшими за веру.

Каждый христианин обязан принадлежать к кафолической Церкви - единой и единственной Церкви, основанной на Петре. Св. Киприан впервые употребил термин Cathedra Petri (престол Петров), который с тех пор постоянно используется католиками, например, в решениях 1-го Ватиканского собора (1871 г.), провозгласившего непогрешимость пап. Следовательно, необходимо понять контекст, в котором его употреблял св. Киприан.

Каждая местная церковь - единственная и единая Кафолическая Церковь во всей ее полноте: местная церковь - не частица, не кусочек Церкви, а вся Церковь. В таком же духе св. Киприан говорит и о единстве епископата. Как апостолы собраны вокруг Петра, так и пресвитеры существуют вокруг епископа - каждый обладает одинаковой властью, и все двенадцать присутствуют незримо в каждой поместной церкви. Епископство повсюду одно и то же, к нему нельзя ничего ни прибавить, ни убавить. Епископы местных церквей обладают не частью власти, но всей ее полнотой.

«Сие-то единство надлежит крепко поддерживать и отстаивать нам, особенно епископам, которые председательствуют в Церкви, дабы показать, что и самое епископство одно и нераздельно... Епископство одно, и каждый из епископов целостно в нем участвует. Также и Церковь одна, хотя, с приращением плодородия, дробится на множество. Ведь и у солнца много лучей, но свет один; много ветвей на дереве, но ствол один, крепко держащийся на корне; много ручьев истекает из одного источника... Равным образом Церковь, озаренная светом Господним, по всему миру распространяет лучи свои, но свет, разливающийся повсюду, один, и единство тела остается неразделенным. По всей земле она распростерла ветви свои,.. обильные потоки ее текут на далекое пространство: при всем том глава остается одна, одно начало, одна мать, богатая преспеянием плодотворения» («О единстве Церкви»).

Св. Киприан ровно ничего не говорит о Риме или о римской церковной общине. По его глубокому убеждению, каждая церковь во главе с епископом является наследницей Петра - основанием единства Церкви в целом. Это отражение природы местной христианской общины, вне которой нет спасения: «Тот не может иметь Отцом Бога, кто не имеет матерью Церковь».

Конкретно, говоря о «кафедре Петра», св. Киприан имел в виду свои, карфагенский епископат, а вовсе не римский, как истолковали это понятие защитники папства и богословы Первого Ватиканского собора. Они защищают точку зрения, что Римская Церковь как бы охватывает собою весь мир, а папа - единственный «подлинный» епископ. Все епископы обязаны подчиняться ему, ибо власть Петра не связана с местным евхаристическим собранием, а принадлежит одному лицу, возглавляющему вселенскую Церковь.

Такое толкование в корне противоречит учению св. Киприана: «Господь наш, коего заповеди и увещания мы должны хранить, определяя достоинство епископа и управление своей Церкви, говорит Петру в Евангелии: «Я говорю тебе: ты - Петр (по-гречески - «камень»), и на сем камне Я создам Церковь Мою, и врата ада не одолеют ее. И дам тебе ключи Царства Небесного; а что свяжешь на земле, то будет связано на небесах; и что разрешишь на земле, то будет разрешено на небесах» (Мф.16:18-19). Отсюда последовательно и преемственно вытекает власть епископов и управление Церкви, так что Церковь поставляется на епископах и всяким действием Церкви управляют те же начальствующие... Церковь заключается в епископе, клире и всех стоящих в вере...» («О падших»).

Итак, Киприан говорит, что слова Господа, обращенные к Петру, устанавливают епископское служение, а не примат Рима. Известно, что в первые 10 лет существования церковной общины в Иерусалиме ее возглавлял апостол Петр. Если можно говорить об епископстве св. Петра, то только в этом контексте, поэтому можно предположить, что, когда Господь говорил Свои слова Петру, Он имел в виду именно это: Петр первым возглавит местную иерусалимскую Церковь. Петр действительно председательствовал на первой евхаристии в Иерусалиме. Таким образом, он стал самым первым епископом, будучи в то же время первым из апостолов. По существу, «престол Петров» - это епископский трон на горнем месте, за престолом в алтаре каждой церкви.

И уж тем более этот текст никак нельзя истолковать в смысле того, что всем падшим надлежит отправиться в Рим и примиряться с Церковью только там. Никакой особой властью Папа римский не обладает.

Эта точка зрения св. Киприана проявлялась и на практике. Киприан вступил в спор с Папой римским св. Стефаном по поводу крещения еретиков. Стефан признавал действительность еретического крещения; Киприан считал, что еретиков необходимо крестить заново. Стефан считал достаточным, если была произнесена тринитарная формула. Св. Киприан писал: «Именно мы думаем и принимаем за верное, что никто не может быть крещен на стороне, вне Церкви, потому что в святой Церкви установлено одно крещение». Отрицая необходимость заново крестить еретиков, Стефан, по мнению Киприана, признает существование двух церквей.

Когда Стефан осудил решение Африканского собора, постановившего перекрещивать еретиков, Киприан немедленно созвал новый собор из 87 африканских епископов в Карфагене. Он осудил и мнение, и поведение Стефана.

В 121-м правиле Карфагенского собора говорится: «Да не настоит один епископ на решении своего суда». И далее: «Ибо никто из нас не ставит себя епископом над другими епископами и не устанавливает тиранического террора, дабы принудить своих собратьев к послушанию; поскольку каждый епископ в соответствии со своей свободой и властью имеет право на суждение и не в большей мере может быть судим другими епископами, нежели он сам может судить их. Но будем ждать суда Господа нашего Иисуса Христа, Который один властен возвышать нас в управлении Своей Церковью и судить нас за наше поведение».

В этом отрывке содержится скрытый упрек в адрес «брата» Стефана, претендовавшего на высший авторитет среди других епископов. В осторожных выражениях, столь отличных по духу от нетерпимого поведения Папы римского, этому последнему поставлено на вид, что ни один епископ не имеет личной власти над другими епископами и что лишь всеобщее согласие может служить знаком божественной воли, и что только Бог решает, кто прав, а кто неправ.

А в послании Африканского собора другому папе - Целестину - говорится: «Разве найдется такой человек, который бы поверил, что Бог наш может только кому-то одному вдохнуть правоту суда, а бесчисленным иереям, сошедшимся на соборе, откажет в этом». Отношение к папским претензиям очевидно и тут.

В споре о крещении еретиков св. Киприан проявил необычайную твердость убеждения: «Церковь одна, а будучи одна, она не может быть и внутри и вне. Если она у Новатиана, то не была у Корнилия. Если же она была у Корнилия, который наследовал епископу Фабиану по законному посвящению и которого, кроме чести священства, Господь прославил и мученичеством, то Новатиан не принадлежит к Церкви, и тот, кто, презревши евангельское и апостольское предание, никому не наследуя, произошел от самого себя, не может считаться епископом, не может никоим образом иметь Церковь и обладать ею не посвященный в Церкви» (Письмо к Магну).

«Произошел от самого себя», - говорит св. Киприан о Новатиане. Несомненно, что Новатиан был рукоположен епископами, т.е. с формальной, механистической точки зрения у него было апостольское преемство. Но затем он немедленно собрал вокруг себя еретиков и организовал новую церковь. Таким образом, не столь важно, кто принимает участие в рукоположении, - важно, где происходит крещение: в лоне церкви или же вне ее. Кто сам находится вне Церкви, тот не может никого ввести в Церковь. Как кто-либо, лишенный Духа, может передавать его Дары? - вопрошает св. Киприан.

Кто в конце концов оказался прав в этом споре - Киприан или Стефан? Чье мнение мы приняли за основу? Все зависит от конкретной ситуации. Вот тут и нужен принцип икономии - церковного домостроительства, позволяющего в каждом конкретном случае войти в суть дела и сделать правильное суждение. Например, св. Киприан не мог предвидеть ситуации в IV в., когда единственным неарианином в Церкви останется св. Афанасий Великий, да и тот большую часть своего служения проведет в ссылке. Св. Константин, свв. отцы-каппадокийцы - все они были крещены арианскими епископами. Правильно ли было бы перекрещивать всю Церковь после восстановления Православия на II Вселенском Соборе (381 г.)? Да и кто перекрещивал бы ее?

Наверное, стоит признать, что единого общего ответа не существует: необходимо в каждом отдельном случае принимать во внимание намерения, с которыми совершаются таинства. Если совершитель таинства движим сознательным стремлением разделить Церковь, разрушить ее единство, то тогда таинства нельзя считать настоящими, «действительными». Св. Киприан не признавал таинства новациан, хотя доктринально они ничем не отличались от православных: мы скорее признали бы их раскольниками, а не еретиками. Но они воевали против Церкви, и, следовательно, их таинства не могли быть действительными. Если же таинства вне канонических пределов Православной Церкви совершаются в доброй вере, с честными намерениями, с желанием упрочить Церковь, то тут, наверное, мы не можем быть столь категоричными.

В качестве примера можно вспомнить деятельность католиков на территории Греции в XVIII в., когда иезуитский орден брал на откуп у Оттоманской империи населенные православными острова и насильно замещал там священство на униатское. Именно тогда Константинопольский Патриархат перешел к практике крещения приходящих в Православие из католичества, признав, таким образом, недействительными совершаемые католиками в Греции таинства. Недействительными также были признаны и таинства обновленцев в России, равно как и таинства наших сегодняшних раскольников, раздирающих хитон Христов.

Но существует и обратный пример. Это письмо епископа Александрийского св. Дионисия Великого к Папе римскому Сиксту о крещении:

«В собрании братий находился некто, считавшийся давним правоверным и присоединенный к обществу христиан еще до моего рукоположения... Быв при недавнем крещении и выслушав вопросы и ответы, он пришел ко мне с плачем и самосокрушением и, упав мне в ноги, начал исповедоваться и клясться, что крещение, принятое им от еретиков, было не таково и не имеет ничего общего с нашим, потому что оно исполнено нечестия и богохульств. Говоря, что душа его сильно страдает и что от тех нечестивых слов и действий у него даже нет дерзновения возвести очи к Богу, он просил преподать ему истиннейшее очищение, усыновление и благодать. Но я не решился сделать это, сказав, что для сего довольно долговременного общения его с Церковью, что я не дерзаю снова приготовлять того, который внимал благословению даров, вместе с другими произнося «аминь», приступая к трапезе, протягивая руки для принятия святой пищи, принимал ее и долгое время приобщался тела и крови Господа нашего Иисуса Христа. Я повелел ему благодушествовать и с твердой верою, с доброй совестию приступать к приобщению святых тайн».

Спор Киприана с папой Стефаном завершился мученической кончиной св. Стефана в 256 г. и св. Киприана - во время гонения Валериана, 14 сентября 258 г.

13 сентября 258 г. Киприана вызвали к проконсулу. Сохранились длинные акты его допроса. «Галерий Максим, проконсул, сказал: «Ты Таский Киприан, папа сакрилегов?» Киприан сказал: «Я». - «Императоры предписывают тебе совершить жертвоприношения». - «Я не подчиняюсь». - «Советую тебе подумать». - «Делай, что тебе предписано. В столь праведном деле не требуется советов». ...Посоветовавшись с асессорами, проконсул прочел приговор: «...Ты показал себя врагом римских богов и священных законов. Августейшие императоры не могли убедить тебя вернуться к исполнению римских религиозных обрядов. В предостережение тем, кого ты вовлек в свое преступное сообщество, ты своею кровью заплатишь за нарушение законов. Таския Киприана обезглавить мечом»... «Deo gratia «, - сказал Киприан».

На место казни его сопровождала толпа христиан с зажженными светильниками, с пением молитв. Его мученичество преобразилось в торжественный литургический акт... За месяц до него «засвидетельствовал» и папа Сикст. Полиция застала его, окруженного духовенством, возглавляющим собрание верных. Он умер, сидя на епископском престоле, с ним был умерщвлен и его дьякон Лаврентий. Единство Церкви и ее правда в те дни запечатлевались кровью мучеников...

Разногласие между двумя великими кафедрами было улажено при посредничестве епископа Александрийского св. Дионисия. И Рим и Карфаген остались каждый при своем. Лишь через пятьдесят пять лет, во время донатистского кризиса, Риму удалось убедить Карфаген перейти к своей практике.

3. Гонения возобновились во время правления Валериана, который запретил собрания. Валериан начал практику выборочных казней, когда разыскивались и предавались смерти епископы и старшие пресвитеры; впоследствии Диоклетиан воспользуется его примером.

Церковь спасало то, что политическое положение Рима было очень серьезным. Империя боролась не на жизнь, а на смерть против наступающих варваров. Следовательно, гонения не были повсеместными и систематическими, чтобы нанести серьезный урон. Их наихудшим последствием были внутренние разделения Церкви.

В 260-261 гг. император Галлен издал эдикт о веротерпимости и в ответ на просьбы епископов вернул христианам всю конфискованную собственность, включая храмы и кладбища.

Теперь основные нападения на Церковь были совершаемы посредством пера, а не меча.

За исключением периода между 274-275 гг., когда император Аурелиан ввел насильно культ бога-солнца, как обязательный для всех монотеистический культ, Церковь жила в мире до 303 г. Даже провинциальные правители-христиане были негласно освобождены от участия в жертвоприношениях. А в Испании, напротив, сотрудничество Церкви и Империи зашло так далеко, что более 300 христиан ничтоже сумняшеся совмещали членство в Церкви с работой муниципальными жрецами.

Ко времени св. Киприана повсеместно укоренившимся обычаем Церкви стали соборы. Обычно соборы проходили в главном городе провинции (метрополисе) под председательством его епископа, получившего название митрополит.

К концу III в. стали проводиться соборы епископов из нескольких провинций. Они собирались в главных городах Империи, таких как Александрия или Антиохия, поэтому епископы этих городов получали значение даже выше митрополитов. Но еще не было принято никакого решения относительно статуса этих кафедр, так же как пока не было возможности созвать общий собор, говорящий от имени всей Церкви.

Киприан Карфагенский

(† около 258)

ТЕРТУЛЛИАН И КИПРИАН

Киприан не только сознавал свою зависимость от Учителя, свою неполноценность рядом с ним, но подавил ради него некоторые свои способности и готов был следовать за ним как на привязи.

В Киприане прежде всего впечатляет не писатель, а человек и епископ. Он замечателен не вспышками гениальности, а психологической тонкостью. Лучшее представление о нем даст врезанный, а не рельефный портрет. Тертуллиан внушает, Киприан объясняет, в нем не меньше своеобразия, но своеобразия более тонкого, уравновешенного. Африка рождала совершенно разных сыновей.

Киприан отличался качествами, которых не хватало Тертуллиану: сдержанностью, участливостью, обходительностью, благоразумием, вкусом к порядку и согласию. Он был рожден для общественной должности. Останься он язычником, из него вышел бы прекрасный прокуратор; обратившись в христианство, он стал замечательным епископом, непревзойденным пастырем своей эпохи.

Возможно, молодого карфагенского адвоката особенно поразила политическая жизнь Империи, годы анархии, постоянные военные перевороты, словно в какой?нибудь теперешней латиноамериканской республике. Он мог заметить, что только римская администрация, соблюдение порядка и иерархии еще удерживали на плаву тонущую Империю.

Киприан родился в Африке, предположительно в Карфагене, в начале III–го столетия. Родители его были;, богатыми язычниками. Он получил обычное по тем временам образование и сделался ритором. Позднее в письмах к Донату он сам признавался, что юность его была не слишком целомудренной, не вдаваясь, однако, в подробности мимолетных увлечений тех лет.

НОВООБРАЩЕННЫЙ

Он был уже известным ритором, когда обратился в христианство при посредстве старого карфагенского священника Цецилия. Тот лишь вложил ему в руки Библию, остальное довершила благодать. Борьба с собой однако нелегко далась этому молодому мирянину, привыкшему к роскошной жизни. Он рассказывал об этом в письме к Донату, послужившем вступлением к «Исповеди»: «Я бродил вслепую в ночной тьме, меня швыряли волны моря житейского, я плыл наудачу, не сознавая своей жизни, чуждый свету и истине. Тогда я был таков, что вера в благость Божию и упование на спасение стоили мне трудов и сомнений. Как же это человек может возродиться для новой жизни крещением в воде живой, преобразиться, расстаться с собой прежним и, не изменившись телесно, изменить душу и жизнь?» (К Донату, 3–4).

Это обращение наделало шуму в Карфагене. Перемена была совершенная и бесповоротная. Киприан ничего никогда не делал наполовину. Он, подобно Оригену, удалился от всего мирского, соблюдал воздержание и читал лишь Писание и Тертуллиана. С тех самых пор он исключил языческих авторов: ни одной цитаты из них мы не находим в его сочинениях.

Киприан раздал почти все свое имущество бедным и принял крещение. Карфагенская церковь отнеслась к нему по–особому: он был рукоположен в конце 248 или в начале 249 г. и избран городским епископом «присуждением Господним и решением народным». Предпочтя его множеству священников, народ рассудил правильно. По всему, он был предназначен первенствовать: прозорливый и сдержанный, снисходительный и твердый, к тому же качества предстоятеля соединялись в нем с любовью к Церкви. Он сразу занялся укреплением дисциплины и реформой нравов. Но его пастырская деятельность была оборвана свирепым гонением императора Деция уже в первые месяцы 250 г.

ЕПИСКОП В ТРЕВОЖНОЕ ВРЕМЯ

Это было потрясением. Во времена затишья и безопасности обратились многие. Немало неофитов из купцов и чиновников вели прежнюю беззаботную жизнь. В среде случайных христиан началась паника, и они поспешили к жертве в Капитолий, не дожидаясь, пока их туда погонят. Именитые граждане волокли за собой рабов и колонов, женатых - с женами, стариков с малыми детьми. Шли туда и священники, и епископы. Ловкачи ухитрялись не приносить жертвы, а обзавестить свидетельствами о благонадежности.

Тем временем епископ укрылся в окрестностях Карфагена, заботливо опекая свою паству. До нас дошло около двадцати его писем того времени. Это выжидание длилось около четырнадцати месяцев; в Риме и в Карфагене к этому отнеслись недоброжелательно. В письмах он оправдывает свое поведение.

Возвратившись, он принялся улаживать трудные дела. Во время гонений многие отступились от христианства. Те, у кого было неспокойно на сердце, искали возвращения к Церкви без особенного покаяния. Другие предъявляли свидетельства о благонадежности и надеялись на скидку.

Мягкий в обхождении, Киприан в серьезных случаях был несгибаем и даже суров. Он отлучил от церкви главарей оппозиции - недовольных священников, сгруппировавшихся вокруг мирянина, некоего Фелициссимуса, и наложил на отступников тяжкое покаяние, сообразное провинности. Собор утвердил решения Киприана.

Африканских христиан ожидали новые испытания: в ответ на массовые похищения нумидийских собратьев по вере епископ организовал сбор средств для их выкупа; началась эпидемия, виновниками которой считали христиан. И снова епископ не только поддерживал в народе мужество, но и призвал помогать страждущим без различия вероисповедания, чем снискал уважение многих язычников. От тех времен до нас дошла книга «О смертности», где стоицизм, заставляющий вспомнить «Чуму» Камю, дополнен христианским упованием тех, кто желал «скорее воссоединиться с Христом».

Последние его годы были омрачены раздорами с папой Евтихием по поводу крещения, совершенного еретиками. Киприан, вслед за Тертуллианом, не признавал в этом вопросе никаких уступок и вместе с епископами Малой Азии объявил такое крещение недействительным. Он созвал собор, и тот утвердил африканский обычай повторного крещения обращенных еретиков. Престиж епископа возрастал, ему несколько раз приходилось вершить третейский суд в испанских и галльских делах. Взоры всего Запада были обращены к Карфагену, как столетием позже - к Гиппону.

Спорный вопрос о крещении еретиков показался папе удачным случаем для утверждения примата римской епархии. Он был провозглашен без малейших обиняков. Папа противопоставил африканским доводам римскую традицию как вселенскую. Отрывистая команда из Рима пришлась не по нраву африканцам. Киприан созвал новый синод. С дипломатическим тактом председательствовавший карфагенский епископ призвал собратий свободно высказывать свои мнения. «Каждый из нас в свою очередь выскажет соображения об этом деле, не притязая ни на осуждение, ни на отлучение тех, кто с ним несогласен». Здесь явный намек на римское самовластие.

Смерть пары Евтихия, а затем мученическая кончина Киприана положили конец раздорам, которые могли обернуться бедой. Пока они длились, Киприан переживал конфликт между чувством и долгом. Он признавал, что «престол Петра есть краеугольный камень единения священства», то есть всеединства Церкви. Он считал символическим выражением церковного единства бесшовное облачение и слияние пшеничных зерен и виноградных гроздий в хлебе и вине причастия. Но во имя единства Церкви, которое он ставил превыше всего, он утверждал единую веру и единое крещение, совершаемое Церковью, ибо лишь она есть избранница Христова.

Не меньшее значение, чем сами принципы, имело для Киприана проведение их в жизнь. Владыка и поборник порядка, он настаивал на уважении к людям, и ему претило голое администрирование, низводящее Церковь до уровня мирского сообщества.

СОЧИНЕНИЯ

Литературное наследие Киприана обширно. В нем скорее сказывается пастырь, озабоченный своей ответственностью, нежели сочинитель, пекущийся о литературном имени. В письменной форме он продолжал свои устные наставления и проповеди: его стихией было живое слово. Труды его представляют собой трактаты по спорным вопросам религиозной и духовной дисциплины.

Наиболее важное из его теологических сочинений - трактат «О единстве Церкви». Это первый подобный трактат в церковной истории. Суждение Киприана, как говорится, о двух концах и по–разному заострено в двух равно аутентичных изданиях трактата: с одной стороны, он поборник единства Церкви, предполагающего нерушимое единение епископатов с Римским престолом; с другой, он утверждает епископство как реальную основу церковного единства, т. е. как бы выступает сторонником принципа епископальности. Лишь со временем удалось примирить оба эти положения и снять двусмысленность. И все же в некоторых особых случаях принцип властной централизации вступал в противоречие с африканским стремлением к самостоятельности.

В двух томах «Свидетельств» Киприан сделал обширную выборку библейских текстов, надобных для наставления в вере, и тем подтвердил свое основательное знакомство с Писанием. Изобрел этот жанр, правда, не он, но он блистательно им воспользовался. Как и для Оригена, Библия была для него настольной, главной книгой. Он неизменно обращается к слову Божию в поисках просветления, уразумения, вдохновения на борьбу.

Трактаты Киприана чаще всего принадлежат к жанру пастырских посланий, речь в них идет о дисциплине или о духовной жизни. В одной из книг разбирается вопрос об отпавших, об отступниках (lapsi). Он постоянно напоминает о долге подаяния, о милосердии, призванном смягчать социальную несправедливость. В одном из сочинений Киприан корит знатную матрону, которая явилась к мессе и ничего не пожертвовала на бедных: «Глаза твои не видят нуждающихся и бедняков, ибо они застланы непроницаемым мраком; ты благополучна и богата и думаешь соучаствовать в вечере Господней, не озаботившись приношением. Ты идешь к мессе с пустыми руками и покушаешься на ту долю искупительной жертвы, которая принадлежит неимущим» («О милостыне», 17).

Подобно Тертуллиану, епископ карфагенский пекся о девственницах, посвятивших жизнь Христу. В трактате «Об одеянии девиц» он воспрещал им кокетство, украшения, румяна, окраску волос, присутствие на брачных пирах, чреватых распутством, хождение в публичные смешанные бани. Другими словами, он призывал их неусыпно хранить свою добродетель и никогда не быть во искушение другим. Здесь проявились характерное для него чувство меры, стыдливость, сдержанность. Идя по стопам Тертуллиана, он, в отличие от него, не впадал в излишества и писал с тем тактом, который предвещает Амвросия.

Кое–где он следует за Тертуллианом шаг в шаг. Он ничуть не скрывал этой зависимости, даже подчеркивал ее, когда писал о молитве, о терпении, о мученичестве или о смерти. Перед Учителем он преклоняется вплоть до полного самоуничижения. Эта зависимость не мешает, однако, проявлению его собственных качеств: тонкой наблюдательности, пастырского чутья, умного милосердия. Он куда менее оригинален, чем Тертуллиан, зато ближе к духу Писания.

Язык Киприана - классический до изысканности. Отказавшись от многого, он не счел нужным отказываться от изящества формы. Ему, правда, не хватает той живости, какой отличаются сочинения Тертуллиана, его теологические соображения несколько монотонны; пастырский талант в полной мере сказывается лишь когда речь заходит о нравственных и политических вопросах. Он наиболее самобытен в «определении отношений с современной действительностью».

ЛИЧНОСТЬ

Самым естественным способом выражения была для Киприана его переписка. Документ первостепенного значения, она содержит множество бесценных сведений о церковной организации, уставе, богослужении того времени. С ее помощью можно уяснить, как представлял себе Киприан роль и обязанности епископа. В ней нам открывается человек.

Он превозносит устав, видя в нем «охрану надежды, скрепы веры, руководство на пути спасения». Его обеспечивает иерархия. Киприан много пишет о правах епископа, но не забывает и об обязанностях. «Епископ в Церкви и церковь в епископе, и кто без епископа, тот вне Церкви». Он ясно сознавал место христианского люда и законность его вмешательства в дела церковной организации. Он выстроил иерархию, закрепил функции, ввел в обиход африканские соборы. Он был первым во многом.

Киприан не ограничивается общим руководством и обеспечением дисциплины, он заботится обо всех и каждом и прежде всего о бедняках, о вдовах и сиротах, исповедующих христианскую веру. Соборный человек, он любил мир, единство и согласие, ради них он жертвовал и своим самолюбием и даже стремлением к порядку.

Из переписки мы явственно видим, что Киприан не довольствовался лишь изложением возвышенных идей, он превращал свои принципы в руководство к действию. Послания полностью соответствуют его поступкам. Этот правитель был на удивление гармонической личностью, он соединял убежденность с мягкостью, осмотрительность с энтузиазмом, предвидение с практической хваткой. Человек деятельный, он жил мистической жизнью, столь же полно отдаваясь молитве, сколь и реальным делам. Подобно Оригену, он пребывал в состоянии духовного подъема, и предвидение мученичества укрепляло его. В его сочинениях поразительно часто заходит речь о видениях.

Теология и деяния сливаются у Киприана в молитве. Он молится, как верует, с той же заботой о сохранении единства и евангельского одушевления Церкви. При сравнении с Тертуллианом особенно явственна церковная устремленность его молитв.

«Молитва наша публична и совокупна, и, вознося ее, молимся не об одних себе, а обо всем народе христианском, ибо с ним едины. Господь мира и согласия учит нас единению, и Он желал, чтоб каждый молился обо всех, ибо и сам Он свел нас всех воедино». («О воскресной молитве», 8).

Писание Киприана были столь действенны, что о нем при жизни складывались легенды. Богатому прибавится, говорит пословица. Его литературное влияние было велико и на Западе, и на Востоке. Его деятельность стала вехой латинского законодательства. История предала забвению некоторые примеры его непоследовательности и сохранила облик истого мужа Церкви: «Никому не дано назвать Бога Отцом, не назвав Церковь матерью», - это слова Киприана, и их не устают повторять.

Вскоре его начали путать с магом Киприаном, и таким образом зародился отдаленный прообраз доктора Фауста. Главнейшее же свидетельство, которое он нам оставил, - его мученичество.

МУЧЕНИК

В августе 257 г. император Валериан издал новый указ о преследовании христиан. Киприану было предложено принести жертву. Он отказался и был сослан в городок Курубис, где провел около года, продолжая опекать свою епархию, рассылать единоверцам утешительные послания и оказывать материальную поддержку, о которой он в своем деятельном милосердии никогда не забывал. Он готовился принять мученическую смерть, ибо в видении, говорил он, ему открылось, что он будет обезглавлен.

Через год вышел новый императорский указ, еще суровее прежнего. Киприана призвали в Карфаген. Он явился туда, лишь когда в город возвратился проконсул. Ибо, писал он со свойственной ему весомостью, «подобает, дабы епископ исповедовал Господа в главном городе своей епархии и оставил народу своему память о своем исповедании». Он готовился к смерти с той же мужественной прямотой, какую являл всей своей жизнью.

Когда верующие узнали о прибытии их епископа, они окружили его дом. Киприан со своим обычным тактом потребовал лишь, чтобы из толпы увели девушек, дабы им не подвергаться оскорблениям солдат. Последняя ночь перед судилищем протекла в неусыпном бдении, словно над телом мученика. Наутро епископ предстал перед проконсулом. Сохранилась запись разбирательства, краткая и полновесная.

«Ты ли Фасций Киприан?»

«Да, это я».

«Ты ли здешний папа этих святотатцев?»

«Божественные императоры повелели всем принести жертву».

«Я это знаю».

«Обдумай».

«Делай, что тебе приказано, обдумывать тут нечего».

Проконсул поразмыслил и вынес приговор:

«Повелеваем, дабы Фасций Киприан был предан смерти путем отсечения головы».

«Благодарение Богу, Deo gratias», - ответствовал мученик.

Осужденного тут же повели к месту казни. Он снял плащ, затем мантию, препоручив ее диаконам. Оставшись лишь в льняной тунике, он преклонил колена и погрузился в долгую молитву. Он по–царски одарил палача двадцатью пятью золотыми монетами. Он сам наложил и туго стянул наглазную повязку и, в знак последней покорности дав диакону и священнику связать себе руки, принял смертельный удар.

Это было 14 сентября 258 года. Почитание его тут же распространилось по всей Африке: чтили одного из замечательнейших епископов Христовой Церкви. Долгие века он оставался небесным покровителем Африки. В Карфагене ему было посвящено несколько храмов. До нас дошли проповеди св. Августина на празднествах в честь знаменитого карфагенца.

Киприан напоминает иных епископов новых времен, например, Салиция или фон Галена, он из тех железных натур, которые всегда как бы без усилия остаются на высоте своего положения. Их можно пригнуть, но не сломить. Они величественны и в драматический момент тяжких испытаний и на равнине повседневного бытия. Они героичны без надрыва, когда требуется героизм, - так проявляется нерушимое благородство их духа. Лишь смерть дает нам истинное представление об их жизни.

Христианин молится всегда как член общины, собранной единым Отцом . Даже в одиночестве он не теряет связи с собратьями - чтобы увериться в этом , ему достаточно произнести слова молитвы Господней .

ДА БУДЕТ МОЛИТВА НАША ОТКРЫТОЙ И СОВОКУПНОЙ

И прежде всего наш наставник в делах мира и единства не желал, чтобы мы молились в одиночку и порознь, дабы молящийся не о себе лишь молился. Мы не говорим: Отец Мой, иже еси на небесах; не говорим: хлеб мой насущный даждь мне днесь. И никто не молится о себе, чтобы Бог оставил ему долги его, не вводил его во искушение и избавил его от лукавого.

Молитва наша открыта и совокупна и, вознося моление, молимся не об одних себе, а обо всем народе христианском, ибо с ним со всем едины. Господь мира и согласия учит нас единению, и Он желал, чтоб каждый молился обо всех, как и сам Он свел нас всех воедино.

Трое отроков в огненной пещи блюли этот закон молитвы, и были в молитве своей едины, и она исторгалась из единого сердца. Писание свидетельствует об этом и в повествовании о том, как они молились, дает нам образец, дабы мы знали, какова должна быть наша молитва. Моление их было крепким и действенным, ибо смиренная, простая и одухотворенная молитва угодна Богу. «Все они, - сказано нам (Деян 1, 14), - единодушно пребывали в молитве и молении, с некоторыми женами и Мариею, Материю Иисуса, и с братьями Его».

Единодушно они пребывали в молитве, из чего явствует и их рвение, и единство. Ибо Господь, собирая единодушных в доме Своем, введет в свои предвечные небесные обители лишь тех, кто молился совокупно, заодно с другими.

Мы говорим «Отец», Ибо все соделались сынами Его.

Сколь велики и многообразны сокровища молитвы Господней. В немногих словах они собраны, но пища духовная в них неистощима, и ни в чем нет недостатка духу, впитывающему небесное вероучение из завещанной нам молитвы. Ибо сказано: «Молитесь же так: Отче наш, Иже еси на небесех».

Новый человек, который возродился и пришел к Богу своему силою благодати, говорит от начала: Отец, ибо соделался сыном. «Пришел к своим, и свои Его не приняли. А тем, которые приняли Его, верующим во имя Его, дал власть быть чадами Божиими». (Ин 1, 11–12). И называя Отцом Господа, иже на небесах, всякий тем удостоверяет, что отрекается от своего отца земного, по плоти, которому обязан первым рождением, и ведает отныне лишь единого Отца, иже на небесех. Сказано же так: «Который говорит об отце своем и матери своей: «я на них не смотрю», и братьев своих не признает, и сыновей своих не знает… слова Твои хранят, и завет Твой соблюдают» (Втор 33, 9).

Сам Господь предписал нам в Евангелии не называть никого на земле нашим отцом, ибо имеем единого Отца, иже на небесех. Ученику, что упомянул о своем умершем отце, Он ответствовал: «Предоставь мертвым погребать своих мертвецов» (Мф 8, 22). Ибо ученик говорил об умершем отце, а Отец уверовавших жив.