МУНИЦИПАЛЬНОЕ БЮДЖЕТНОЕ ОБЩЕОБРАЗОВАТЕЛЬНОЕ УЧРЕЖДЕНИЕ МУНИЦИПАЛЬНОГО ОБРАЗОВАНИЯ ГОРОД КРАСНОДАР

СРЕДНЯЯ ОБЩЕОБРАЗОВАТЕЛЬНАЯ ШКОЛА № 66 ИМЕНИ ЕВГЕНИЯ ДОРОША

МЕТОДИЧЕСКАЯ РАЗРАБОТКА ПО ЛИТЕРАТУРЕ

Тема:

«Лирические отступления в поэме Н.В. Гоголя

Степанян А.С.,

учитель русского языка и литературы

МБОУ СОШ № 66

I. Введение.

1. Значение Н.В.Гоголя для русской литературы и для Росиии.

II . Основная часть

«Мертвый души» - вершина творчества Гоголя.

Замысел и история создания произведения.

Композиция поэмы Гоголя

Лирические отступления и их роль в «Мертвых душах»

III. Заключение.

1. Значение произведения Гоголя для современного читателя.

«...Давно уже не было в мире писателя, который был бы так важен для своего народа, как Гоголь для России.» Так писал о Гоголе вождь русской демократии Н.Г.Чернышевский, когда Гоголя уже не было в живых. И не только Чернышевский, многие великие русские критики и писатели указывали на огромное значение Гоголя как в литературе, так и «для России» вообще.

Почему же так велико значение Гоголя? Гоголь превратил литературу в грозное оружие. Таким оружием явилась гоголевская сатира. Правдивые сатирические произведения писателя беспощадно высмеивали и разоблачали правителей царской России. Своими произведениями Гоголь пробуждал сознание народа.

Произведения Гоголя наполнены горячей любовью к простому народу, к «маленьким людям». Писатель верил в могучие силы народа, в великое будущее своей Родины. Он гордился ее славной историей.

В русской литературе Гоголь окончательно утвердил критический реализм.

Поэма «Мертвые души» является вершиной творчества Гоголя. В ней нашли свое высшее выражение все основные особенности его таланта: глубокий реализм, народность, лирическое одушевление и бесконечный юмор, переходящий в грозный, карающий смех.

Читая «Мертвые души», мы сначала смеемся. Смеемся над тем, с каким комическим одушевлением Гоголь повествует о господине средней руки, въезжающим в город К, смеемся над рассуждением двух мужиков по поводу колеса проехавшей брички, над франтом в весьма узких и коротких канифасовых панталонах. И мы продолжаем смеяться и далее, читая поэму, как смеялся Пушкин и вся читающая Россия, впервые знакомясь с замечательным произведением Гоголя. Однако смех скоро уступает место раздумью, и становится совершенно ясно, что ничего шуточного и смешного нет в поэме, как и во всех произведениям Гоголя, что в ней ни в одном слове нет намерения смешить читателя: все в ней «серьезно, спокойно, истинно и глубоко», как писал В.Г.Белинский.

Прежде всего хотелось бы сказать об истории создания произведения.

Гоголь начал писать «Мертвые души» в 1835 году. А.С.Пушкин дал ему сюжет для комического рассказа о том, как мошенник-чиновник пытается разбогатеть, покупая у помещиков умерших крепостных. Когда Гоголь летом 1835 года читал А.С.Пушкину свои путевые заметки-сценки и наброски с натуры, он был поражен наблюдательностью Гоголя и меткостью зарисовок людей и характеров. «Как, - воскликнул он, - с этой способностью угадывать человека и несколькими чертами выставлять его вдруг всего, как живого, с этой способностью не приняться за большое сочинение!» И Гоголь, работая над комедией «Ревизор», начинает писать свою поэму.

В 1836 году «Ревизор» был напечатан и показан в театре. Он имел шумный успех у демократической публики. А.С.Пушкин, В.Г.Белинский, Герцен и другие передовые писатели восторженно приветствовали комедию как историческое событие в общественной жизни России. Но идею комедии хорошо поняли и защитники самодержавия, которых зло высмеял сатирик. Они объявили Гоголя опасным писателем. Царь запретил постановку «Ревизора» в театрах, начали бешеную травлю Гоголя. С горечью Гоголь писал: «Полицейские против меня, купцы против меня, литераторы против меня... Теперь я вижу, что значит быть комическим писателем. Малейший призрак истины - и против тебя восстают, и не один человек, а целые сословия...» Аетом 1836 года затравленный писатель вынужден был уехать из России. Больше всего гоголь жил в Италии. В Риме Гоголь завершил работу над «Мертвыми душами». Первому тому писатель посвятил 6 лет. Осенью 1841 года Гоголь привез в Москву готовый к печати первый том, но возникли цензурные затруднения. «Удар для меня никак неожиданный: запрещают всю рукопись», сообщил Гоголь Плетневу.

Председатель московского цензурного комитета восстал против названия поэмы: «Нет, этого я никогда не позволю: душа бывает бессмертна!» Недалекому чиновнику объяснили, что речь идет о ревизских мертвых душах. Председатель сурово ответил, что «этого и подавно нельзя позволить., это значит против крепостного права».

Гоголь направил рукопись поэмы в Петербург. Друзья писателя, в том числе Белинский, помогали автору преодолеть сопротивление цензуры. Гоголю пришлось внести существенные изменения. В мае 1842 года «Мертвые души» вышли в свет.

При крепостном праве помещики владели крестьянами. Они могли продавать крестьян, менять их, отдавать в залог, т.е. закладывать в банк, получая за них деньги. Но за своих крестьян помещики были обязаны платить в государственную казну налоги или подати. С этой целью правительство периодически проводило ревизию и составляло списки крепостных (эти списки назывались «ревизскими сказками»), по которым помещики платили подати до следующей ревизии. Помещикам приходилось платить подати и за тех крестьян, которые умирали между ревизиями. Помещики, следовательно были заинтересованы в том, чтобы избавиться от «мертвых душ» и не платить за них налоги.

С этими обстоятельствами эпохи крепостного права связан сюжет поэмы Гоголя. Герой ее, отставной чиновник Павел Иванович Чичиков, решил воспользоваться существующими порядками, чтобы нажить капитал, разбогатеть. Он разъезжает по имениям помещиков и покупает у них «мертвые души». Помещики отдают их ему почти даром. Чичиков рассчитывает потом либо заложить «мертвые души» в банк, получив за них деньги как за живых, либо прослыть богачом и жениться на действительно богатой помещице.

Хотя Чичиков активно участвует во всех происходящих событиях, сюжет произведения выходит за рамки истории его жизни, его личной судьбы. «Мертвые души» - это книга о России, а не о Чичикове. Так понимал автор свой великий замысел. Вот как Гоголь делился своим замыслом с Жуковским: «Если совершу это творение так, как нужно его совершить, то какой огромный, какой оригинальный сюжет! Какая разнообразная куча! Вся Русь явится в нем!»

«Мертвые души» - это крупное прозаическое произведение, которое по своему содержанию и построению близко к роману. Но некоторыми особенностями оно отличается от романа. Эпическое повествование, то есть описание событий, действие и поступков героев произведения, картин жизни, - что характерно и для романа, - сочетается в «Мертвых душах» с многочисленными авторскими, или лирическими отступлениями, раздумьями. Такие лирические отступления свойственны жанру поэмы. В «Мертвых душах» они играют такую же важную идейную роль, как и эпическое повествование. Автор выражает в лирических отступлениях свои мысли и чувства о происходящем, выражает свое отношение к изображаемым жизненным явлениям. К лирическим отступлениям гоголь обращается в тех случаях, когда описание внешних событий и действий персонажей оказывается недостаточным для того, чтобы полностью раскрыть авторский замысел. С эпическим повествованием в «Мертвых душах» преимущественно связано разоблачение господствующих классов, сатирически изображая своих современников, обывательский мир помещиков и чиновников. Лирические отступления по своему торжественно-патетическому тону как будто противоречащие общему сатирическому характеру повествования, на самом деле имеют колоссальное значение. Картины того, что творится в крепостническом мире оставляют у нас мрачные настроения и чувства.

Герцен в статье «О развитии революционных сил в России», охарактеризовав поэму Гоголя, как «крик» ужаса и стыда, который испускает человек, унизившийся от пошлой жизни, когда вдруг замечает в зеркале свое оскопившееся лицо, добавляет: «Но чтобы такой крик мог раздаться из чьей- нибудь груди, нужно, чтобы были и здоровые части, и большое стремлении к реабилитации»

У Гоголя было страстное стремление к «реабилитации» России. Он понимал, что все безотрадно и мрачно в жизни родины. На гибель обречены не Россия и ее народ, а крепостной строй. В лирических отступлениях писатель и выразил веру в свой народ, в будущее своей страны. Потому- то автор и определяет произведение как поэму, восходящую к ее классическим образам. В Древней Греции поэмами назывались народные эпические произведения, в которых изображалась жизнь и борьба всего народа. Такой литературный жанр давал возможность Гоголю «озирать всю громадно-несущуюся жизнь», родину «во всей своей громаде».

Лирические отступления придают «Мертвым душам» и особую поэтическую взволнованность, которая обычно свойственна поэтическим произведениям. Все это дало основание Гоголю назвать свое произведение поэмой.

Темы лирических отступлений в поэме очень разнообразны:

размышления Гоголя над судьбой рисуемых им представителей мертвого мира человеческой пошлости;

размышления о судьбе писателя-сатирика;

размышления о судьбе русского народа, условиях крепостного права;

размышления о замашистом и бойком русском слове;

новелла о Кифе Мокиевиче и Мокие Кифовиче;

заключительное лирическое размышление о Руси - птице-тройке.

Лирические отступления отличаются друг от друга по содержанию. В некоторых автор, как будто что-то по ходу поэмы случайно наталкивает читателя на мысль, начинает рассуждать о жизни в России вообще, а читатель, тем временем, проводит параллели между городами NN и всей Российской империей. Иногда даже непонятно, чьи это рассуждения: голос автора переплетается с голосом Чичикова, сам автор будто уходит в тень. К таким лирическим отступлениям можно отнести, например, рассуждения о «толстых» и «тонких», которые появляются в сцене губернаторского бала.

Мужчины здесь, как и везде, были двух родов: одни тоненькие, которые всё увивались около дам; некоторые из них были такого рода, что с трудом можно было отличить их от петербургских, имели так же весьма обдуманно и со вкусом зачесанные бакен­барды или просто благовидные, весьма гладко выбритые овалы лиц, так же небрежно подседали к дамам, так же говорили по-французски и смешили дам так же, как и в Петербурге. Другой род мужчин составляли толстые или такие же, как Чичиков, то есть не так чтобы слишком толстые, однако ж и не тонкие. Эти, напротив того, косились и пятились от дам и посматривали только по сторонам, не расставлял ли где губернаторский слуга зеленого стола для виста. Лица у них были полные и круглые, на иных даже были бородавки, кое-кто был и рябоват, волос они на голове не носили ни хохлами, ни буклями, ни на манер «черт меня побери», как говорят французы,- волосы у них были или низко подстрижены, или прилизаны, а черты лица больше закругленные и крепкие. Это были почетные чиновники в городе. Увы! толстые умеют лучше на этом свете обделывать дела свои, нежели тоненькие.

Гоголь говорит здесь о чиновниках с нескрываемой насмешкой:

Тонкие чиновники увиваются около дам, виляют туда и сюда, спускают нажитое отцами добро на курьерских.

Толстые чиновники также рисуются в смешном виде: лица у них полные, круглые, на иных даже были бородавки. Они наживают себе капиталец и, чтобы скрыть награбленное покупают деревеньки.

Несколько лирических отступлений Гоголь посвящает женщинам, хотя признается, что очень боится говорить о дамах. С сожалением он отмечает, что не так уж и велика пропасть, отделяющая Коробочку от дамы высшего света.

Может быть, станешь даже думать: да полно, точно ли Коробочка стоит так низко на бесконечной лестнице человеческого совершенствования? Точно ли так велика пропасть, отделяющая ее от сестры ее, недосягаемо огражденной стенами аристократического дома с благовонными чугунными лестницами, сияющей медью, красным деревом и коврами, зевающей за недочитанной книгой в ожидании остроумно-светского визита, где ей предстанет поле блеснуть умом и высказать вытверженные мысли, мысли, занимающие по законам моды на целую неделю город, мысли не о том, что делается в ее доме и в ее поместьях, запутанных и расстроенных благодаря незнанью хозяйственного дела, а о том, какой политический переворот готовится во Франции, какое направление принял модный католицизм

Даму высшего света автор обвиняет в том, что в ней нет искренности, она ведет разговор о модных глупостях, а не о том, что творится в ее помести. Писателю становится от этого грустно и он торопится: «...мимо! Мимо!» - дальше по дороге, своей жизненной дороге и пути развития сюжета.

Образ дороги становится композиционным стержнем поэмы. С праведной, правильной жизнью в русской культуре всегда ассоциируется прямая дорога. Символическое значение в поэме принимает то, что Чичиков постоянно «сбивается с пути», поворачивает, выбирает окольные пути для достижения своей цели. По ходу произведения дорога становится символом текучести времени, жизненного пути и пути духовных исканий человека. Ей, дороге, посвящено несколько авторских отступлений, проникнутых особым лиризмом.

Прежде, давно, в лета моей юности, в лета невозвратно мелькнувшего моего детства, мне было весело подъезжать в первый раз к незнакомому месту: все равно, была ли то деревушка, бедный уездный городишка, село ли, слободка,- любопытного много открывал в нем детский любопытный взгляд. Всякое строение, все, что носило только на себе напечатленье какой-нибудь заметной особенности,- все останавливало меня и поражало...

Теперь равнодушно подъезжаю ко всякой незнакомой деревне и равнодушно гляжу на ее пошлую наружность; моему охлажденному взору неприютно, мне не смешно, и то, что пробудило бы в прежние годы живое движенье в лице, смех и немолчные речи, то скользит теперь мимо, и безучастное молчание хранят мои недвижные уста. О моя юность! о моя свежесть!

В этом лирическом отступлении автор по дорожным впечатлениям судит о степени угасания человека, ухода его молодости. Кажется, что жизнь течет также быстро, как мелькают верстовые столбы за окном почтовой кареты. В детстве автор смотрит на все любопытным взором, все ему кажется радостным и заманчивым. Однако, по мере взросления, он становится все равнодушнее к чудесам жизни. Писатель сожалеет о своей безвозвратно прошедшей юности и свежести. Этим лирическим отступлением он заставляет читателей задуматься и почувствовать разницу между дорогой жизни и столбовой дорогой: по первой никогда нельзя вернуться туда, откуда идешь.

Описывая тот переполох, которых произвели в городе слухи о мертвых душах, которые скупает Чичиков непонятно для чего, Гоголь посвящает несколько строчек размышлениям о заблуждениях человечества. И в этом лирическом отступлении образ дороги разрастается до символа пути всего человеческого рода:

Много совершилось в мире заблуждений, которых бы, казалось, теперь не сделал и ребенок. Какие искривленные, глухие, узкие, непроходимые, заносящие далеко в сторону дороги избирало человечество, стремясь достигнуть вечной истины, тогда как перед ним весь был открыт прямой путь, подобный пути, ведущему к великолепной храмине, назначенной дарю в чертоги! Всех других путей шире и роскошнее он, озаренный солнцем и освещенный всю ночь огнями, но мимо его в глухой темноте текли люди. И сколько раз уже наведенные нисходившим с небес смыслом, они и тут умели отшатнуться и сбиться в сторону, умели среди бела дня попасть вновь в непроходимые захолустья, умели напустить вновь слепой туман друг другу в очи и, влачась вслед за болотными огнями, умели-таки добраться до пропасти, чтобы потом с ужасом спросить друг друга: где выход, где дорога? Видит теперь все ясно текущее поколение, дивится заблужденьям, смеется над неразумием своих предков, не зря, что небесным огнем исчерчена сия летопись, что кричит в ней каждая буква, что отовсюду устремлен пронзительный перст на него же, на него, на текущее поколение; но смеется текущее поколение и самонадеянно, гордо начинает ряд новых заблуждений, над которыми также потом посмеются потомки.

Но самое проникновенное, овеянное настоящей поэзией лирическое отступление автор посвящает дороге - своей спутнице и музе. Настоящей жизнью Гоголь может жить только в дороге, только там может чувствовать «странное, и манящее, и несущее, и чудесное». Только находясь в дороге, человек может увидеть жизнь во всем ее разнообразии, почувствовать гармонию и единение с небом. Кроме того, в этом лирическом отступлении автор признается, что без дороги не было бы и его поэмы.

Не только в этом месте Гоголь размышляет о нелегком труде писателя, как о путнике. Со счастливым путником, семьянином, которого после долгого пути ждет семья, он сравнивает писателя, который описывает характеры выдающиеся. А писателя, который, подобно ему, выставляет напоказ читателю страшную картину жизни, он сравнивает с бессемейным путником, у которого впереди лишь «горькая, скучная дорога».

Несмотря на горечь этого авторского отступления, в нем отстаивается сила нравственного влияния смеха, основного оружия Гоголя. Насколько величественнее кажутся писателю, которые готовы, презрев славу и почести, сделать человека, подобного Чичикову, главным героем поэмы. Тем самым они дают «подлецам» надежду на исправление, ищут и в них крупицы человеческого величия. И заканчивает Гоголь свое лирическое отступление словами, которые как нельзя лучше характеризуют в целом сатиру Гоголя: писатель-сатирик озирает жизнь «сквозь видный миру смех и незримые, неведомые ему слезы».

В каждом слове Гоголя чувствуется одновременно и смех, и какая-то печаль. Гоголь видит все недостатки российской действительности, он их высмеивает, но это все его глубоко трогает и задевает, как человека, по-настоящему любящего Россию. Писатель все раны отечества воспринимал как свои. Но нашлись даже такие, кто упрекал Гоголя в отсутствии патриотизма, и именно им автор посвятил лирическое отступление о Кифее Мокиевиче и Мокии Кифовиче. В нем автор говорит, что эти самые патриоты не думают о том. Что бы не делать дурное, а только говорят об этом. Гоголь же чувствует на себе обязанность сказать всю правду.

Так проводили жизнь два обитателя мирного уголка, которые не­жданно, как из окошка, выглянули в конце нашей поэмы, выглянули для того, чтобы отвечать скромно на обвиненье со стороны некоторых горячих патриотов, до времени покойно занимающихся какой-нибудь философией или приращениями на счет сумм нежно любимого ими отечества, думающих не о том, чтобы не делать дурного, а о том, чтобы только не говорили, что они делают дурное. Но нет, не патриотизм и не первое чувство суть причины обвинений, другое скрывается под ними. К чему таить слово? Кто же, как не автор, должен сказать святую правду?

Помимо размышлений о творчестве, предназначении писателя, Гоголь посвящает одно лирическое отступление основному «инструменту» своего труда - русскому слову. Он восхищается «метко сказанным русским словом», и, кажется, видит в нем главное достоинство русского народа. С русским словом не может тягаться речь ни одного другого народа.

Как несметное множество церквей, монастырей с куполами, главами, крестами, рассыпано на святой, благочестивой Руси, так несметное множество племен, поколений, народов толпится, пестреет и мечется по лицу земли. И всякий народ, носящий в себе залог сил, полный творящих способностей души, своей яркой особенности и других даров бога, своеобразно отличился каждый своим собственным словом, которым, выражая какой ни есть предмет, отражает в выраженье его часть собственного своего характера. Сердцеведением и мудрым познаньем жизни отзовется слово британца; легким щеголем блеснет и разлетится недолговечное слово француза; затейливо придумает свое, не всякому доступное, умно-худощавое слово немец; но нет слова, которое было бы так замашисто, бойко так вырвалось бы из-под самого сердца, так бы кипело и животрепетало, как метко сказанное русское слово.

В своих лирических отступлениях Гоголь умеет очень тонко подметить и все особенности русского характера. Главное в них то, что писатель очень объективно воспринимает, видит русский народ. Автор подмечает и некоторую мечтательность мужика, который способен философствовать над самыми пустейшими предметами; русскому мужику присуща суеверность, которая зачастую только мешает ему работать; и в тоже время как замечательно гоголь описывает мужиков-мастеровых, одаренных, прекрасных работников-богатырей.

Реестр Собакевича поражал необыкновенною полнотою и обстоятельностию, ни одно из качеств мужика не было пропущено; об одном было сказано: «хороший столяр», к другому приписано: «дело смыслит и хмельного не берет». Означено было также обстоятельно, кто отец, и кто мать, и какого оба были поведения; у одного только какого-то Федотова было написано: «отец неизвестно кто, а родился от дворовой девки Капитолины, но хорошего нрава и не вор». Все сии подробности придавали какой-то особенный вид свежести: казалось, как будто мужики еще вчера были живы.

Гоголь верит в высокое предназначение России, так как русский народ обладает живым и бойким умом. «... живой и бойкий русский ум, что не лезет за словом в карман, не высиживает его, как наседка цыплят, а влепливает сразу, как пашпорт на вечную носку...»

Чем ближе к своему завершению движется первый том поэмы «Мертвые души», тем длиннее и проникновеннее становятся лирические отступления. В них, как в огромной мозаике, все полнее собирается образ Руси. Именно ей посвящены последние лирические отступления, каждое из которых похоже на небольшое стихотворение в прозе. Автор обращается к Руси из «прекрасного далека». Из биографии Гоголя следует, что под «прекрасным далеком» он подразумевает Италию, страну, которую он считал своей духовной родиной и где написал большую часть поэмы. Однако по тексту кажется, что оно находится где-то очень высоко: автор словно оглядывает Русь с неба, видит ее необозримые поля, просторы, пустоты. Русь лежит перед ним, как открытая книга. Гоголь восхищается русской землей, красота которой заключается в простоте и необычайной гармоничности природы и духа самого народа. Эта красота завораживает автора, как она завораживает каждого поистине русского человека. И Гоголь буквально вскрикивает: «Русь! Но какая же непостижимая, тайная сила влечет к тебе! Почему слышится и раздается немолчно в душах твоя тоскливая, несущаяся по всей длине и ширине твоей, от моря до моря, песня! Что в ней, в этой песне? Что зовет, и рыдает, и хватает за сердде? Русь! Чего же ты хочешь от меня? Что глядишь ты так, и зачем все, что ни есть в тебе, обратила на меня полные ожидания очи?...»

И кажется, что эта песня Руси, воспринятая Гоголем- художником, воплощается в его бессмертную поэму. Русь сама заставляет его писать, обращая на него взоры, полные ожидания.

Гоголь восхищается необъятными просторами России: «Что пророчит сей необъятный простор! Здесь ли, в тебе ли не родится беспредельные мысли, когда ты сама без конца! Здесь ли не быть богатырю, когда есть место, где развернуться и пройтись ему?» И действительно, что заключается в этих просторах России!

Россия - земля, любимая богом, но ей и испытания даются жесточайшие. Но Русь бесшабашно относится к своему предназначению, сколько раз стояла Россия на краю пропасти!

Наконец, завершает поэму необыкновенная по силе и лиризму авторская речь о Руси, о ее историческом пути и будущей судьбе. В этом лирическом отступлении объединяются все темы, которые волновали автора на протяжении всей поэмы: темы движения, дороги, русской души и русской смекалки, роли России в судьбе человечества. Он сравнивает Русь с птицей-тройкой.

Эк, тройка! птица тройка, кто тебя выдумал? знать, у бойкого народа ты могла только родиться, в той земле, что не любит шутить, а ровнем-гладнем разметнулась на полсвета, да и ступай считать версты, пока не зарябит тебе в очи. И не хитрый, кажись, дорожный снаряд, не железным схвачен винтом, а наскоро живьем с одним топором да долотом снарядил и собрал тебя ярославский расторопный мужик. Не в немецких ботфортах ямщик: борода да рукавицы, и сидит черт знает на чем; а привстал, да замахнулся, да затянул песню - кони вихрем, спицы в колесах смешались в один гладкий круг, только дрогнула дорога, да вскрикнул в испуге остановившийся пешеход - и вон она понеслась, понеслась, по­неслась!.. И вон уже видно вдали, как что-то пылит и сверлит воздух.

Чудесным образом соединяются лирический и эпический сюжеты поэмы. Кажется, что это бричка Чичикова незаметно превратилась в «бойкую, необгонимую тройку» и скачет по воздуху. В этом видении есть что-то пугающее и прекрасное одновременно: она мчится «вся вдохновенная богом», но, одновременно, не дает ответа, куда же она мчится.

Заканчивается поэма на оптимистической ноте. Вновь возникает в конце образ дороги, но эта дорога уже не жизнь одного человека, а судьба всего русского государства.

Не так ли и ты, Русь, что бойкая необгонимая тройка несешься? Дымом дымится под тобою дорога, гремят мосты, все отстает и остается позади. Остановился пораженный божьим чудом созерцатель: не молния ли это, сброшенная с неба? что значит это наводящее ужас движение? и что за неведомая сила заключена в сих неведомых светом конях? Эх, кони, кони, что за кони! Вихри ли сидят в ваших гривах? Чуткое ли ухо горит во всякой вашей жилке? Заслышали с вышины знакомую песню, дружно и разом напрягли медные груди и, почти не тронув копытами земли, превратились в одни вытянутые линии, летящие по воздуху, и мчится вся вдохновенная богом!.. Русь, куда ж несешься ты? дай ответ. Не дает ответа. Чудным звоном заливается колокольчик;

гремит и становится ветром разорванный в куски воздух; летит мимо все, что ни есть на земли, и, косясь, постораниваются и дают ей дорогу другие народы и государства.

И хотя на вопрос: «Русь, куда же несешься ты?» - автор не находит ответа, он уверен в России, потому что, «косясь, постораниваются и дают ей дорогу другие народы и государства».

Лирических отступлений в поэме Гоголя немного, они составляют ее меньшую часть. Однако именно за счет этих прекрасных, вдохновенно написанных строк, поэма становится поэмой, в ней начинает звучать лирическое начало. В лирических отступлениях отражаются мечты и раздумья автора о жизни, смене поколений, идеальной России, где рождаются богатыри и живут духовно богатые люди. Гоголь верил, что когда-нибудь это горячо им любимая «чудная, незнакомая земле даль» станет такой. Остается только удивляться прозорливости автора, сумевшего в своем далеком прошлом увидеть то, что произойдет. Только пламенный патриот, каким был Гоголь, смог увидеть и показать всему миру, что ждет Россию. А мы, читая его произведения, восхищаясь его юмором, чистотой и глубиной мыслей и языка, учимся у писателя любить родину, быть ей полезными.

Итак, мы видим, что авторские отступления помогают Гоголю создать полную картину действительности России, превращая книгу в настоящую «энциклопедию русской жизни» середины 19 века. Именно отступления, где писатель не только рисует сцены быта различных слоев русского населения, но и высказывает свои думы, мысли и надежды, позволяют воплотить авторский замысел. «Вся Русь явилась» в этом произведении полно.

Использованная литература

Н.В.Гоголь. Собрание сочинений. Т 5 «Мертвые души» - М. «Художественная литература», 1978;

Гоголь в воспоминаниях современников. - М., 1962;

Гуковский Г.А. Реализм Гоголя. - М.; Л., 1959;

Машинский С.П. Художественный мир Гоголя. - М., 1971;

Западов А.С. В глубине строки. - М., 1975;

Золотусский И.П. Гоголь. - М., 1979;

Зольникова В.И. Самостоятельная работа учащихся над литературными произведениями. - М., 1978.

“Мертвые души” - лиро-эпическое произведение - поэма в прозе, которая объединяет в себе два начала: эпическое и лирическое. Первый принцип воплощается в замысле автора нарисовать “всю Русь”, а второй - в лирических отступлениях автора, связанных с его замыслом, составляющих неотъемлемую часть произведения.
Эпическое повествование в “Мертвых душах” то и дело прерывается лирическими монологами автора, оценивающего поведение персонажа или размышляющего о жизни, об искусстве, о России и ее народе, а также затрагивая такие темы, как молодость и старость, назначение писателя, которые помогают больше узнать о духовном мире писателя, о его идеалах.
Наибольшее значение имеют лирические отступления о России и русском народе. На протяжении всей поэмы утверждается идея автора о положительном образе русского народа, которая сливается с прославлением и воспеванием родины, в чем выражается гражданско-патриотическая позиция автора.
Так, в пятой главе писатель славит “живой и бойкий русский ум”, его необыкновенную способность к словесной выразительности, что “если наградит косо словцом, то пойдет оно ему в род и потомство, утащит он его с собой и на службу, и в отставку, и в Петербург, и на край света”. На такие рассуждения Чичикова навел его разговор с крестьянами, которые называли Плюшкина “заплатанным” и знали его только потому, что он плохо кормил своих крестьян.
Гоголь чувствовал живую душу русского народа, его удаль, смелость, трудолюбие и любовь к свободной жизни. В этом отношении глубокое значение имеют рассуждения автора, вложенные в уста Чичикова, о крепостных крестьянах в седьмой главе. Здесь предстает не обобщенный ббраз русских мужиков, а конкретные люди с реальными чертами, подробно выписанными. Это и плотник Степан Пробка - “богатырь, что в гвардию годился бы”, который, по предположению Чичикова, исходил всю Русь с топором за поясом и сапогами на плечах. Это и сапожник Максим Телятников, учившийся у немца и решивший разбогатеть враз, изготавливая сапоги из гнилушной кожи, которые расползлись через две недели. На этом он забросил свою работу, запил, свалив все на немцев, не дающих житья русскому человеку.
Далее Чичиков размышляет о судьбах многих крестьян, купленных у Плюшкина, Собакевича, Манилова и Коробочки. Но вот представление о “разгуле народной жизни” настолько не совпадало с образом Чичикова, что слово берет сам автор и уже от своего имени продолжает повествование, рассказ о том, как гуляет Абакум Фыров на хлебной пристани с бурлаками и купцами, наработавшись “под одну, как Русь, песню”. Образ Абакума Фырова указывает на любовь русского народа к свободной, разгульной жизни, гуляньям и веселью, несмотря на тяжелую крепостную жизнь, гнет помещиков и чиновников.
В лирических отступлениях предстает трагическая судьба закрепощенного народа, забитого и социально приниженного, что нашло отражение в образах дяди Митяя и дяди Миняя, девчонки Пелагеи, которая не умела отличить, где право, где лево, плюшкинских Прошки и Мавры. За этими образами и картинами народной жизни кроется глубокая и широкая душа русского народа.
Любовь к русскому народу, к родине, патриотические и возвышенные чувства писателя выразились з созданном Гоголем образе тройки, несущейся вперед, олицетворяющей собой могучие и неисчерпаемые силы России. Здесь автор задумывается о будущем страны: “Русь, куда ж несешься ты?” Он смотрит в будущее и не видит его, но как истинный патриот верит в то, что в будущем не будет Маниловых, собакевичей, ноздревых Плюшкиных, что Россия поднимется к величию и славе.
Образ дороги в лирических отступлениях символичен. Это дорога из прошлого в будущее, дорога, по которой идет развитие каждого человека и России в целом.
Произведение завершается гимном русскому народу: “Эх! тройка! Птица-тройка, кто тебя выдумал? Знать у бойкого народа ты могла родиться...” Здесь лирические отступления выполняют обобщающую функцию: служат для расширения художественного пространства и для создания целостного образа Руси. Они раскрывают положительный идеал автора -России народной, которая противопоставлена Руси помещичье-чиновной.
Но, помимо лирических отступлений, воспевающих Россию и ее народ, в поэме есть и размышления лирического героя на философские темы, например, о молодости и старости, призвании и назначении истинного писателя, о его судьбе, которые так или иначе связаны с образом дороги в произведении. Так, в шестой главе Гоголь восклицает: “Забирайте же с собою в путь, выходя из мягких юношеских лет в суровое ожесточающее мужество, забирайте с собою все человеческие движения, не оставляйте их на дороге, не подымете потом!..” Тем самым автор хотел сказать, что все самое хорошее в жизни связано именно с юностью и не нужно забывать об этом, как это сделали описанные в романе помещики, стаз “мертвыми душами”. Они не живут, а существуют. Гоголь же призывает сохранить живую душу, свежесть и полноту чувств и оставаться такими как можно дольше.
Иногда, размышляя о скоротечности жизни, об изменении идеалов, автор сам предстает как путешественник: “Прежде, давно, в лета моей юности...мне было весело подъезжать в первый раз к незнакомому месту... Теперь равнодушно подъезжаю ко всякой незнакомой деревне и равнодушно гляжу на ее пошлую наружность; моему охлажденному взору неприятно, мне не смешно... и безучастное молчание хранят мои недвижные уста. О моя юность! О моя свежесть!”
Для воссоздания полноты образа автора необходимо сказать о лирических отступлениях, в которых Гоголь рассуждает о двух типах писателей. Один из них “не изменил ни разу возвышенного строя своей лиры, не ниспускался с вершины своей к бедным, ничтожным своим собратьям, а другой дерзнул вызвать наружу все, что ежеминутно перед очами и чего не зрят равнодушные очи”. Удел настоящего писателя, дерзнувшего правдиво воссоздать действительность, скрытую от всенародных очей, таков, что ему, в отличие от писателя-романтика, поглощенного своими неземными и возвышенными образами, не суждено добиться славы и испытать радостных чувств, когда тебя признают и воспевают. Гоголь приходит к выводу, что непризнанный писатель-реалист, писатель-сатирик останется без участия, что “сурово его поприще, и горько чувствует он свое одиночество”.
Также автор говорит о “ценителях литературы”, у которых свое представление о назначении писателя (“Лучше же представляйте нам прекрасное и увлекательное”), что подтверждает его вывод о судьбах двух типов писателей.
Все это воссоздает лирический образ автора, который долго будет еще идти рука об руку со “странным героем, озирать всю громадно-несущуюся жизнь, озирать ее сквозь видный миру смех и незримые, неведомые ему слезы!”
Итак, лирические отступления занимают значительное место в поэме Гоголя “Мертвые души”. Они примечательны с точки зрения поэтики. В них угадываются начинания нового литературного стиля, который позднее обретет яркую жизнь в прозе Тургенева и особенно в творчестве Чехова.

Лирические отступления в поэме Гоголя Мертвые души

Лирические отступления в поэме Гоголя Мертвые души

Книгу «Мертвые души» Гоголя можно по праву назвать поэмой. Это право дает особая поэтичность, музыкальность, выразительность языка произведения, насыщенного такими образными сравнениями и метафорами, какие можно встретить разве что в поэтической речи. А главное – постоянное присутствие автора делает это произведение лиро-эпическим.

Лирическими отступлениями пронизано все художественное полотно «Мертвых душ». Именно лирические отступления обусловливают идейно-композиционное и жанровое своеобразие поэмы Гоголя, ее поэтическое начало, связанное с образом автора. По мере развития сюжета появляются новые лирические отступления, каждое из которых уточняет мысль предыдущего, развивает новые идеи, все более проясняет авторский замысел.

Лирическое отступление о «несметном множестве церквей» и о том, как «выражается сильно русский народ». Это авторское рассуждение наводит на такую мысль: здесь не только прославляется меткое русское слово, но и Божье слово, одухотворяющее его. Думается, и мотив церкви, который впервые в поэме встречается именно в этой главе, и отмеченная параллель народного языка и Божьего слова, указывают на то, что именно в лирических отступлениях поэмы концентрируется некое духовное наставление писателя.

С другой стороны, в лирических отступлениях выражен широчайший диапазон настроений автора. Восхищение меткостью русского слова и бойкостью русского ума в конце 5 главы сменяется грустно-элегическим размышлением об уходящей юности и зрелости, об «утрате живого движения» (начало шестой главы). В конце этого отступления Гоголь прямо обращается к читателю: «Забирайте же с собою в путь, выходя из мягких юношеских лет в суровое ожесточающее мужество, забирайте с собою все человеческие движения, не оставляйте их на дороге, не подымете потом! Грозна, страшна грядущая впереди старость, и ничего не отдает назад и обратно!».

Сложная гамма чувств выражена в лирическом отступлении в начале следующей седьмой главы. Сопоставляя судьбы двух писателей, автор с горечью говорит о нравственной и эстетической глухоте «современного суда», который не признает, что «равно чудны стекла, озирающие солнцы и передающие движенья незамеченных насекомых», что «высокий восторженный смех достоин стать рядом с высоким лирическим движеньем».

Негативным сторонам бытия, к мертвым душам. Автор прекрасно понимает, на что он обрекает себя, встав на путь «обличения толпы, ее страстей и заблуждений», – на гонения и травлю со стороны лжепатриотов, на неприятие соотечественников, – но мужественно избирает именно этот путь.

Подобная этическая система заставляет художника воспринимать литературу как орудие исправления человеческих пороков в первую очередь очищающей силой смеха, «высокого, восторженного смеха»; современный суд не понимает, что смех этот «достоин стоять рядом с высоким лирическим движеньем и что целая пропасть между ним и кривляньем балаганного скомороха».

В финале этого отступления настроение автора резко меняется: он становится возвышенным пророком, его взору открывается «грозная вьюга вдохновенья», которая «подымется из облеченной в святой ужас и в блистанье главы», и тогда его читатели «почуют в смущенном трепете величавый гром других речей».

Автор, болеющий за Россию, видящий в своем литературном труде путь к улучшению нравов, наставлению сограждан, искоренению порока, показывает нам образы живых душ, народа, который и несет в себе живое начало. В лирическом отступлении в начале седьмой главы на наших глазах оживают крестьяне, купленные Чичиковым у Собакевича, Коробочки, Плюшкина. Автор, как бы перехватывая внутренний монолог своего героя, говорит о них, как о живых, показывает воистину живую душу умерших или беглых крестьян.

Здесь предстает не обобщенный образ русских мужиков, а конкретные люди с реальными чертами, подробно выписанными. Это и плотник Степан Пробка – «богатырь, что в гвардию годился бы», который, возможно, исходил всю Русь «с топором за поясом и сапогами на плечах». Это Абакум Фыров, который гуляет на хлебной пристани с бурлаками и купцами, наработавшись под «одну бесконечную, как Русь, песню». Образ Абакума указывает на любовь русского народа к свободной, разгульной жизни, гуляньям и веселью, несмотря на подневольную крепостную жизнь, тяжкий труд.

В сюжетной части поэмы мы видим другие примеры народа, закрепощенного, забитого и социально приниженного. Достаточно вспомнить яркие образы дяди Митяя и дяди Миняя с их суетой и неразберихой, девочки Пелагеи, которая не может отличить, где право, где лево, плюшкинских Прошки и Мавры.

Но в лирических отступлениях мы находим авторскую мечту об идеале человека, каким он может и должен быть. В заключительной 11 главе лирико-философское раздумье о России и призвании писателя, чью «главу осенило грозное облако, тяжелое грядущими дождями», сменяет панегирик дороге, гимн движению – источнику «чудных замыслов, поэтических грез», «дивных впечатлений».

Так две важнейшие темы авторских размышлений – тема России и тема дороги – сливаются в лирическом отступлении, которое завершает первый том поэмы. «Русь-тройка», «вся вдохновенная Богом», предстает в нем как видение автора, который стремится понять смысл ее движения; «Русь, куда ж несешься ты? дай ответ. Не дает ответа».

Всадник», и с риторическим вопросом, звучащим там: «А в сем коне какой огонь! Куда ты скачешь, гордый конь, / И где опустишь ты копыта?».

Мчащейся страны, устремленной в будущее, не повинующейся своим «седокам»: грозному Петру, который «Россию поднял на дыбы», остановив ее стихийное движение, и «небокоптителям», чья неподвижность резко контрастирует с «наводящим ужас движеньем» страны.

В высоком лирическом пафосе автора, устремленного мыслями в будущее, в его размышлениях о России, ее пути и судьбе, выразилась важнейшая идея всей поэмы. Автор напоминает нам о том, что скрывается за изображенной в 1 томе «тиной мелочей, опутавших нашу жизнь», за «холодными, раздробленными повседневными характерами, которыми кишит наша земная, подчас горькая и скучная дорога».

Он недаром в заключении 1тома говорит о «чудном, прекрасном далеке», из которого смотрит на Россию. Это эпическая даль, притягивающая его своей «тайной силой», даль «могучего пространства» Руси и даль исторического времени: «Что пророчит сей необъятный простор? Здесь ли, в тебе ли не родиться беспредельной мысли, когда ты сама без конца? Здесь ли не быть богатырю, когда есть место, где развернуться и пройтись ему?»

Отступлениях, для них не находится места: они словно умаляются, исчезают, подобно тому, как «точки, значки, неприметно торчат среди равнин невысокие города».

Только сам автор, наделенный знанием истинной Руси, «страшною силою» и «неестественной властью», полученной им от русской земли, становится единственным подлинным героем 1тома поэмы. Он предстает в лирических отступлениях как пророк, несущий свет знания людям: «Кто же, как не автор, должен сказать святую правду?»

Но, как сказано, нет пророков в своем отечестве. Голос автора, прозвучавший со страниц лирических отступлений поэмы «Мертвые души», мало кем из его современников был слышен, и еще меньше кем понят. Гоголь пытался потом донести свои идеи и в художественно-публицистической книги «Выбранные места из переписки с друзьями», и в «Авторской исповеди», и – главное – в последующих томах поэмы. Но все его попытки достучаться до умов и сердец современников оказались тщетны. Как знать, может быть, только сейчас настало время открыть настоящее гоголевское слово, и сделать это предстоит уже нам.

«Лирические отступления» в поэме Н. В. Гоголя «Мертвые души»

“Мертвые души” - лиро-эпическое произведение - поэма в прозе, которая объединяет в себе два начала: эпическое и лирическое. Первый принцип воплощается в замысле автора нарисовать “всю Русь”, а второй - в лирических отступлениях автора, связанных с его замыслом, составляющих неотъемлемую часть произведения.

Эпическое повествование в “Мертвых душах” то и дело прерывается лирическими монологами автора, оценивающего поведение персонажа или размышляющего о жизни, об искусстве, о России и ее народе, а также затрагивая такие темы, как молодость и старость, назначение писателя, которые помогают больше узнать о духовном мире писателя, о его идеалах.

Наибольшее значение имеют лирические отступления о России и русском народе. На протяжении всей поэмы утверждается идея автора о положительном образе русского народа, которая сливается с прославлением и воспеванием родины, в чем выражается гражданско-патриотическая позиция автора.

Так, в пятой главе писатель славит “живой и бойкий русский ум”, его необыкновенную способность к словесной выразительности, что “если наградит косо словцом, то пойдет оно ему в род и потомство, утащит он его с собой и на службу, и в отставку, и в Петербург, и на край света”. На такие рассуждения Чичикова навел его разговор с крестьянами, которые называли Плюшкина “заплатанным” и знали его только потому, что он плохо кормил своих крестьян.

Гоголь чувствовал живую душу русского народа, его удаль, смелость, трудолюбие и любовь к свободной жизни. В этом отношении глубокое значение имеют рассуждения автора, вложенные в уста Чичикова, о крепостных крестьянах в седьмой главе. Здесь предстает не обобщенный образ русских мужиков, а конкретные люди с реальными чертами, подробно выписанными. Это и плотник Степан Пробка - “богатырь, что в гвардию годился бы”, который, по предположению Чичикова, исходил всю Русь с топором за поясом и сапогами на плечах. Это и сапожник Максим Телятников, учившийся у немца и решивший разбогатеть враз, изготавливая сапоги из гнилушной кожи, которые расползлись через две недели. На этом он забросил свою работу, запил, свалив все на немцев, не дающих житья русскому человеку.

Далее Чичиков размышляет о судьбах многих крестьян, купленных у Плюшкина, Собакевича, Манилова и Коробочки. Но вот представление о “разгуле народной жизни” настолько не совпадало с образом Чичикова, что слово берет сам автор и уже от своего имени продолжает повествование, рассказ о том, как гуляет Абакум Фыров на хлебной пристани с бурлаками и купцами, наработавшись “под одну, как Русь, песню”. Образ Абакума Фырова указывает на любовь русского народа к свободной, разгульной жизни, гуляньям и веселью, несмотря на тяжелую крепостную жизнь, гнет помещиков и чиновников.

В лирических отступлениях предстает трагическая судьба закрепощенного народа, забитого и социально приниженного, что нашло отражение в образах дяди Митяя и дяди Миняя, девчонки Пелагеи, которая не умела отличить, где право, где лево, плюшкинских Прошки и Мавры. За этими образами и картинами народной жизни кроется глубокая и широкая душа русского народа.

Любовь к русскому народу, к родине, патриотические и возвышенные чувства писателя выразились в созданном Гоголем образе тройки, несущейся вперед, олицетворяющей собой могучие и неисчерпаемые силы России. Здесь автор задумывается о будущем страны: “Русь, куда ж несешься ты?” Он смотрит в будущее и не видит его, но как истинный патриот верит в то, что в будущем не будет маниловых, собакевичей, ноздревых, плюшкиных, что Россия поднимется к величию и славе.

Образ дороги в лирических отступлениях символичен. Это дорога из прошлого в будущее, дорога, по которой идет развитие каждого человека и России в целом.

Произведение завершается гимном русскому народу: “Эх! тройка! Птица-тройка, кто тебя выдумал? Знать у бойкого народа ты могла родиться...” Здесь лирические отступления выполняют обобщающую функцию: служат для расширения художественного пространства и для создания целостного образа Руси. Они раскрывают положительный идеал автора -России народной, которая противопоставлена Руси помещичье-чиновной.

Но, помимо лирических отступлений, воспевающих Россию и ее народ, в поэме есть и размышления лирического героя на философские темы, например, о молодости и старости, призвании и назначении истинного писателя, о его судьбе, которые так или иначе связаны с образом дороги в произведении. Так, в шестой главе Гоголь восклицает: “Забирайте же с собою в путь, выходя из мягких юношеских лет в суровое ожесточающее мужество, забирайте с собою все человеческие движения, не оставляйте их на дороге, не подымете потом!..” Тем самым автор хотел сказать, что все самое хорошее в жизни связано именно с юностью и не нужно забывать об этом, как это сделали описанные в романе помещики, став “мертвыми душами”. Они не живут, а существуют. Гоголь же призывает сохранить живую душу, свежесть и полноту чувств и оставаться такими как можно дольше.

Иногда, размышляя о скоротечности жизни, об изменении идеалов, автор сам предстает как путешественник: “Прежде, давно, в лета моей юности...мне было весело подъезжать в первый раз к незнакомому месту... Теперь равнодушно подъезжаю ко всякой незнакомой деревне и равнодушно гляжу на ее пошлую наружность; моему охлажденному взору неприятно, мне не смешно... и безучастное молчание хранят мои недвижные уста. О моя юность! О моя свежесть!”

Для воссоздания полноты образа автора необходимо сказать о лирических отступлениях, в которых Гоголь рассуждает о двух типах писателей. Один из них “не изменил ни разу возвышенного строя своей лиры, не ниспускался с вершины своей к бедным, ничтожным своим собратьям, а другой дерзнул вызвать наружу все, что ежеминутно перед очами и чего не зрят равнодушные очи”. Удел настоящего писателя, дерзнувшего правдиво воссоздать действительность, скрытую от всенародных очей, таков, что ему, в отличие от писателя-романтика, поглощенного своими неземными и возвышенными образами, не суждено добиться славы и испытать радостных чувств, когда тебя признают и воспевают. Гоголь приходит к выводу, что непризнанный писатель-реалист, писатель-сатирик останется без участия, что “сурово его поприще, и горько чувствует он свое одиночество”.

Также автор говорит о “ценителях литературы”, у которых свое представление о назначении писателя (“Лучше же представляйте нам прекрасное и увлекательное”), что подтверждает его вывод о судьбах двух типов писателей.

Итак, лирические отступления занимают значительное место в поэме Гоголя “Мертвые души”. Они примечательны с точки зрения поэтики. В них угадываются начинания нового литературного стиля, который позднее обретет яркую жизнь в прозе Тургенева и особенно в творчестве Чехова.

При каждом слове поэмы чита­тель может говорить: «Здесь рус­ский дух, здесь Русью пахнет!» Этот русский дух ощущается и в юморе, и в иронии, и в выражении автора, и в размашистой силе чувств, и в лиризме отступлений...

В. Г. Белинский

Я знаю; если я сейчас раскрою «Мертвые души» наугад, то томик привычно раскроется на 231 странице...

«Русь! Чего же ты хочешь от меня? Какая не­постижимая связь таится между нами? Что гля­дишь ты так, и зачем все, что ни есть в тебе, об­ратило на меня полные ожидания очи?.. И еще, полный недоумения, неподвижно стою я, а уже главу осенило грозное облако, тяжелое гряду­щими дождями, и онемела мысль пред твоим про­странством. Что пророчит сей необъятный про­стор? Здесь ли, в тебе ли не родиться беспредель­ной мысли, когда ты сама без конца? Здесь ли не быть богатырю, когда есть место, где развер­нуться и пройтись ему? И грозно объемлет меня могучее пространство, страшною силою отразясь во глубине моей; неестественной властью осветились мои очи: У! какая сверкающая, чудная, незнакомая земле даль! Русь!» Это - любимое. Сто раз прочитанное и перечитанное. Поэтому томик всегда сам раскрывается на 231 странице...

Почему именно это? Почему не такое: «Эх, тройка!..» Или: «Боже, как ты хороша подчас, да­лекая, далекая дорога!» Или... Нет, все-таки это. Вот он. Гоголь, объятый «могучим пространством» Руси, что «страшною силою» отразилось в его глубине... А какую же глубину дал бессмерт­ный писатель словам, в которых отразилась вся его «сверкающая, чудная, незнакомая земле даль...». Это и есть та «непостижимая связь» между талантом и землей, взрастившей этот та­лант.

«В «Мертвых душах» везде ощущаемо и ося­заемо проступает его субъективность... которая в художнике обнаруживает человека с горячим сердцем... которая не допускает его с апатическим равнодушием быть чуждым миру, им рисуемому, но заставляет его проводить через свою душу живу явления внешнего мира, а через то и в них вды­хать душу живу... Преобладание субъективности, проникая и одушевляя собою всю поэму Гоголя, доходит до высокого лирического пафоса и осве­жительными волнами охватывает душу читате­ля...» (В. Г. Белинский).

Читая лирические отступления (да и не только их, а всю поэму) в первый раз, не зная имени ав­тора, с уверенностью скажешь: «Писал русский». Какие точные выражения, само построение фраз, глубокое и обширное знание земли, о какой пи­шешь! Истинно русская (плавная, немного с грус­тью, богатая самыми тонкими оттенками настро­ения) поэзия. Надо быть поэтом, каким был Гоголь, чтобы написать такую поэму в прозе! В «Мертвых душах» Гоголь стал «русским нацио­нальным поэтом во всем пространстве этого слова» (В. Г. Белинский).

Поэт? Поэма? Да. Поэт. И поэма. Гоголь не зря назвал свое детище поэмой. Ни в рассказе, ни в повести, ни в романе автор не может так свободно вторгаться своим «я» в ход повествования.

Отступления в «Мертвых душах» представля­ют большую ценность. Ценны они своей высокохудожественностью, предельностью самовыра­жения автора, уместностью в том или ином кон­тексте.

Гоголь иронически рассуждает о «толстых» и «тонких» представителях дворянства, о «господах большой руки» и «господах средней руки», гово­рит о русском слове и русской песне. Все это тонко и умело вплетается в сюжет произведения.

Помните начало шестой главы? «Прежде, давно, в лета моей юности...» Помните: «... О моя юность! о моя свежесть!»? А через несколько стра­ниц: «У одного из строений Чичиков скоро заме­тил какую-то фигуру... Платье на ней было совер­шенно неопределенное, похожее очень на женский капот, на голове колпак, какой носят де­ревенские дворовые бабы, только один голос пока­зался ему несколько сиплым для женщины». Ба, да это же Плюшкин! Ну и убого же выглядит эта «прореха на человечестве» на фоне такого лири­ческого отрывка!

А между двумя прекрасными отступлениями («Русь! Русь! Вижу тебя...» и «Какое странное, и манящее, и несущее, и чудесное в слове: дорога!»), что в начале одиннадцатой главы, кошмарным диссонансом звучит: «Держи, держи, дурак!» - кричал Чичиков Селифану. «Вот я тебя пала­шом! - кричал скакавший навстречу фельдъегерь с усами в аршин. - Не видишь, леший дери твою душу: казенный экипаж!»

Пошлость, пустота, низость жизни еще четче вырисовываются на фоне возвышенных лиричес­ких строк. Этот прием контраста применен Гого­лем с большим мастерством. Благодаря такому резкому противопоставлению мы лучше уясняем мерзкие черты героев «Мертвых душ».

Такова роль лирических отступлений в компо­зиции поэмы.

Но самое главное то, что в лирических отступ­лениях выражаются многие взгляды автора на искусство, отношения между людьми. Из этих коро­теньких отрывков можно вынести столько душев­ного тепла, столько любви к родному народу и всему, им созданному, столько умного и нужного, сколько не вынесешь из некоторых многотомных романов.

Гоголь вытащил на страницы книги «всю страшную, потрясающую тину мелочей, всю глу­бину повседневных характеров...». Гоголь креп­кою силою неумолимого резца выставил выпукло и ярко на всенародное обозрение скучные, пош­лые мелочи жизни и высмеял их должным обра­зом.

А вот - дорога. Такая, какой рисует ее Гоголь:

«Ясный день, осенние листья, холодный воздух... покрепче в дорожную шинель, шапку на уши, тес­ней и уютней прижмемся к углу!.. Боже! как ты хороша подчас, далекая, далекая дорога! Сколько раз, как погибающий и тонущий, я хватался за тебя, и ты всякий раз меня великодушно выноси­ла и спасала! А сколько родилось в тебе чудных замыслов, поэтических грез, сколько перечувство­валось дивных впечатлений...» Честное слово, так и тянет собраться и отправиться в дорогу. Но те­перь путешествуют немного иначе: поездом, само­летом, автомобилем. Только мелькали бы перед глазами степи, леса, города, полустанки, сверкаю­щие под солнцем облака. Широка страна наша, есть на что поглядеть!

«Не так ли и ты, Русь, что бойкая необгонимая тройка несешься?..» Несется Русь, вечно движет­ся к лучшему. Она уже прекрасна, Русь, но есть ли предел у лучшего, есть ли предел у мечты че­ловеческой? И знакома ли нам теперь эта «незна­комая земле даль»? Во многом знакома. Но много еще у нее далеко впереди, чего уже мы не увидим.

Невозможно разобрать каждое лирическое от­ступление в отдельности, невозможно в коротком сочинении дать оценку каждому отрывку: в «Мертвых душах» множество и больших, и не­многословных авторских отступлений, оценок, за­мечаний, каждое из которых требует и заслужи­вает особого внимания. Множество тем в них затронуто. Но общим является то, что из каждого отступления мы видим одну из черт дорогого нашей памяти писателя, в результате чего получа­ем возможность нарисовать образ истинного гума­ниста, писателя-патриота.