Онлайн чтение книги Эта странная жизнь Даниил Гранин. Эта странная жизнь

о причинах и странностях любви.

Давно уж меня смущал энтузиазм его поклон­ников. Не впервые их эпитеты казались чересчур восторженными. Когда он приезжал в Ленинград, его встречали, сопровождали, вокруг него по­стоянно роился народ. Его «расхватывали» на лек­ции в самые разные институты. То же самое твори­лось и в Москве. И занимались этим не любители сенсаций, не журналисты - открыватели непри­знанных гениев: есть такая публика,- как раз наоборот, серьезные ученые, молодые доктора на­ук - весьма точных наук, люди скептические, го­товые скорее свергать авторитеты, чем устанав­ливать.

Чем для них был Любищев - казалось бы, про­винциальный профессор, откуда-то из Ульяновска, не лауреат, не член ВАКа... Его научные труды? Их оценивали высоко, но имелись математики и покрупнее Любищева, и генетики позаслуженнее его.

Его эрудиция? Да, он много знал, но в наше время эрудицией можно удивить, а не за­воевать.

Его принципиальность, смелость? Да, конечно...

Но я, например, не многое мог оценить, и боль­шинство мало что понимало в его специальных исследованиях... Что им было до того, что Люби­щев получал лучшую дискриминацию трех видов Хэтокнема? Я понятия не имел, что это за Хэтокнем, и до сих. пор не знаю. И дискриминантные функции тоже не представляю. И тем не менее редкие встречи с Любищевым производили на меня сильное впечатление. Оставив свои дела, я следовал за ним, часами слушал его быструю речь с дикцией отвратительной, неразборчивой, как и его почерк.

Симптомы этой влюбленности и жадного инте­реса напомнили мне таких людей, как Николай Владимирович Тимофеев-Ресовский, и Лев Дави­дович Ландау, и Виктор Борисович Шкловский. Правда, там я знал, что передо мною люди исклю­чительные, всеми признанные как исключитель­ные. У Любищева же такой известности не было. Я видел его без всякого ореола: плохо оде­тый, громоздкий, некрасивый старик, с провин­циальным интересом к разного рода литературным слухам. Чем он мог пленить? Поначалу казалось, что привлекает еретичность его взглядов. Все, что он говорил, шло как бы вразрез. Он умел подвер­гнуть сомнению самые незыблемые положения. Он не боялся оспаривать какие угодно авторитеты - Дарвина, Тимирязева, Тейера де Шардена, Шредингера... Всякий раз доказательно, неожиданно, думал оттуда, откуда никто не думал. Видно бы­ло, что он ничего не заимствовал, все было его собственное, выношенное, проверенное. И говорил он собственными словами, в их первородном зна­чении.

Я - кто? Я - дилетант, универсальный ди­летант. Слово-то это происходит от итальянского «дилетто», что значит - удовольствие. То есть че­ловек, которому процесс всякой работы доставляет удовольствие.

Еретичность была только признаком, за ней угадывалась общая система миропонимания, неч­то непривычное, контуры уходящего куда-то ввысь грандиозного сооружения. Формы этого еще не достроенного здания были странны и привлека­тельны...

И все же этого было недостаточно. Чем-то меня еще пленял этот человек. Не только меня. К нему обращались учителя, заключенные, академики, ис­кусствоведы и люди, о которых я не знаю, кто они. Я читал не их письма, а ответы Любищева. Обстоятельные, свободные, серьезные, некоторые - очень интересные, и в каждом письме он оставал­ся самим собой. Чувствовалась его непохожесть, отдельность. Через письма я лучше понял свое чувство. В письмах он раскрывался, по-видимому, лучше, чем в общении. По крайней мере так мне казалось теперь.

Не случайно у него почти не было учеников. Хотя это вообще свойственно многим крупным ученым, создателям, целых направлений и учений. У Эйнштейна тоже не было учеников, и у Менде­леева, и у Лобачевского. Ученики, научная шко­ла - это бывает не так часто. У Любищева были поклонники, были сторонники, были почитатели и были читатели. Вместо учеников у него были учащиеся, т. е. не он их учил, а они учились у него - трудно определить, чему именно, скорее всего тому, как надо жить и мыслить. Похоже было, что вот наконец-то нам встретился человек, которому известно, зачем он живет, для чего... Словно бы имелась у него высшая цель. а может, даже открылся ему смысл его бытия. Не просто нравственно жить и добросовестно работать, а по­хоже, он понимал сокровенное значение всего того, что делал. Ясно, что это годилось только для него одного. Альберт Швейцер не призывал никого ехать врачами в Африку. Он отыскал свой путь, свой способ воплощения своих принципов. Тем не менее пример Швейцера затрагивает совесть людей.

У Любищева была своя история. Не явная, большей частью скрытая как бы в клубнях. Они начали обнажаться лишь теперь, но присутствие их ощущалось всегда. Что б там ни говорилось, интеллект и душа человеческая обладают особым свойством излучения - помимо поступков, помимо слов, помимо всех известных законов физики. Чем значительнее душа, тем сильнее впечатление...

Другие новости по теме:

Вопросы теста

1. Какой фразеологизм объяснен правильно?

А. Медвежья услуга - очень большая, значимая услуга.

Б. Сгущать краски - запутывать кого-нибудь.

В. Божий одуванчик - тихий, слабый, обычно пожилой человек.

2. Назовите группу слов, в которой род хотя бы одного из несклоняемых существительных определен неправильно.

А. Путассу, мозоль, авеню - существительные женского рода.

Б. Метро, фламинго, танго - существительные среднего рода.

В. Торнадо, шампунь, тюль - существительные мужского рода.

3. Как пишутся следующие слова: пол/Европы, мини/футбол, Лисичка/Сестричка?

А. Вместе.

Б. Через дефис.

В. Отдельно.

4. Продолжи предложение: «Волк подкрался…»

А. исподтешка.

Б. испоттишка.

В. исподтишка.

5. Как в творительном падеже пишется числительное «две тысячи пятьсот тридцать семь»?

А. Двумя тысячами пятьсот тридцатью семью.

Б. Двумя тысячами пятьюстами тридцатью семью.

В. Двумя тысячами пятьсотью тридцатью семью.

6. Какое имя и отчество написано правильно?

А. Инокентий Николаевич.

Б. Агриппина Юрьевна.

В. Вячеслав Сергеич.

8. … имеет такое же строение, что и скрипка.

А. Веолончель

Б. Виолончель.

В. Виалончель.

9. Укажи предложение, в котором знаки препинания расставлены правильно?

А. Это озеро, казалось, огромным зеркалом в оправе из тростника.

Б. Над ещё не улёгшимся, после недавней бури, бескрайним морем возвышалось небо унизанное ярко мерцавшими звёздами.

В. В письмах он раскрывался, по-видимому, лучше, чем в общении.

Скачать книгу
Вся книга на одной странице (значительно увеличивает продолжительность загрузки)
Всего страниц: 83
Размер файла: 466 Кб

Это происходит от итальянского "дилетто", что значит - удовольствие. То есть человек, которому процесс всякой работы доставляет удовольствие. Еретичность была только признаком, за ней угадывалось большее - система миропонимания, нечто непривычное, контуры уходящего куда-то ввысь грандиозного сооружения. Формы этого еще не достроенного здания были странны и привлекательны... Все же и этого было недостаточно. Чем-то еще пленял этот человек. Не только меня. К нему обращались учителя, заключенные, академики, искусствоведы, журналисты, агрономы и люди, о которых я не знаю, кто они. Я читал не их письма, а ответы Любищева. Обстоятельные, свободные, серьезные, некоторые - очень интересные, и в каждом письме он оставался самим собой. Чувствовалась его непохожесть, отдельность. Через письма я лучше понял свое чувство. В письмах он раскрывался, по-видимому, лучше, чем в общении. По крайней мере так мне кажется теперь. Не случайно у него почти не было учеников. Хотя это вообще свойственно многим крупным ученым, создателям целых направлений и учений. У Эйнштейна тоже не было учеников, и у Менделеева, и у Лобачевского. Ученики, научная школа - это бывает не так часто. У Любищева были поклонники, были сторонники, были почитатели и были читатели. Вместо учеников у него были учащиеся, то есть не он их учил, а они учились у него - трудно определить, чему именно, скорее всего тому, как надо жить и мыслить. Похоже было, что вот наконец-то нам встретился человек, которому известно, зачем он живет, для чего... Словно бы имелась у него высшая цель, а может, даже открылся ему смысл его бытия. Но просто нравственно жить и добросовестно работать, а, похоже, он понимал сокровенное значение всего того, что делал. Ясно, что это годилось только для него одного. Альберт Швейцер не призывал никого ехать врачами в Африку. Он отыскал свой путь, свой способ воплощения своих принципов. Тем не менее пример Швейцера затрагивает совесть людей. У Любищева была своя история. Не явная, большей частью скрытая, как в клубнях. Они начали обнажаться лишь теперь, но присутствие их ощущалось всегда. Что бы там ни говорилось, интеллект и душа человеческая обладают особым свойством излучения - помимо поступков, помимо слов, помимо всех известных законов физики... Чем значительнее душа, тем сильнее впечатление. ГЛАВА ТРЕТЬЯ, В КОТОРОЙ АВТОР СООБЩАЕТ СВЕДЕНИЯ, РАЗУМЕЕТСЯ, ДОСТОЙНЫЕ УДИВЛЕНИЯ И РАЗДУМЬЯ

Гранин Д. А., 1974

Оформление. ООО «Манн, Иванов и Фербер», 2013

Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.

Электронная версия книги подготовлена компанией ЛитРес (www.litres.ru )

Заряжен Граниным. Заряжен Любищевым

В далекие студенческие годы мне попала в руки книга Даниила Гранина, которую я прочел – сначала запоем, а потом уже перечитывал, перечитывал и перечитывал, смакуя, как дорогой коньяк…

И думал: «Вот человечище!..»

И таких людей – тогда еще в СССР – было немало.

Ученые, спортсмены, изобретатели, преподаватели, студенты… сотни, тысячи, десятки тысяч людей старались стать лучше, эффективнее, профессиональнее.

Не все шли на такие жертвы, как герой Гранина, не все работали по его системе один в один – но многие брали с него пример и равнялись на него.

Сколько людей «заряженных» Граниным, работает в России (и, увы, за рубежом), я не знаю – но я точно знаю, что многие могли бы – как и я – признаться в том, что мы в значительной степени обязаны ему и его герою своими достижениями и успехами.

Я буду очень рад, если книга, которую выпускают мои коллеги, будет такой же популярной, как и в момент ее выхода (тогда стартовый тираж книги составил 100 тысяч экземпляров).

Обращаюсь к своим ровесникам – дайте (обязательно!) прочитать книгу своим детям.

Поколение YYY – прочитайте эту книгу, отложив в сторону ваши социальные сети и компьютерные игры.

Нам всем нужно, чтобы эту книгу прочитало как можно больше молодых людей.

Может, тогда нынешнее поколение не будет потерянным – и будет сфокусированным, сконцентрированным и нацеленным на то, чтобы находить свои цели и достигать их.

Мои коллеги из «Манн, Иванов и Фербер» помогли вам, как могли, – книга, как всегда, отлично изданная, перед вами.

Осталось вздохнуть… найти время и нырнуть в чтение…

Заряжайтесь Граниным. Заряжайтесь Любищевым.

И действуйте, действуйте, действуйте.

Нам нужны новые герои.

Игорь Манн

Рассказать об этом человеке хотелось так, чтобы придерживаться фактов и чтобы было интересно. Довольно трудно совместить оба этих требования. Факты интересны тогда, когда их не обязательно придерживаться. Можно было попытаться найти какой-то свежий прием и, пользуясь им, выстроить из фактов занимательный сюжет. Чтобы была тайна, и борьба, и опасности. И чтобы при всем при том сохранялась достоверность.

Я мог бы изобразить, например, этого человека спаянным бойцом-одиночкой против могущественных противников. Один против всех. Еще лучше – все против одного. Несправедливость сразу привлекает сочувствие. Но на самом деле было как раз – один против всех. Он нападал. Он первый наскакивал и сокрушал. Смысл его научной борьбы был достаточно сложен и спорен. Это была настоящая научная борьба, где никому не удается быть окончательно правым. Можно было приписать ему проблему попроще, присочинить, но тогда неудобно было оставлять подлинную фамилию. Тогда надо было отказаться и от многих других фамилий. Но тогда бы мне никто не поверил. Кроме того, хотелось воздать должное этому человеку, особенно теперь, когда его нет в живых.

Конечно, подлинность мешала, связывала руки. Куда легче иметь дело с выдуманным героем. Он и покладистый и откровенный – автору известны все его мысли и намерения, и прошлое его, и будущее.

У меня была еще другая задача: ввести в читателя все полезные сведения, дать описания – разумеется, поразительные, удивительные, но, к сожалению, не подходящие для литературного произведения. Они, скорее, годились для научно-популярного очерка. Представьте себе, что в середине «Трех мушкетеров» вставлено описание фехтования. Читатель наверняка пропустит эти страницы. А мне надо было заставить читателя прочесть мои сведения, поскольку это и есть самое важное…

Хотелось, чтобы о нем прочло много людей, ради этого, в сущности, и затевалась эта вещь.

…На крючок секрета тоже вполне можно было подцепить. Обещание секрета, тайны – оно всегда привлекает, тем более что тайна эта не придуманная: я действительно долго бился над дневниками и архивом моего героя, и все, что я извлек оттуда, было для меня открытием, разгадкой секрета поразительной жизни.

Впрочем, если по-честному, – тайна эта не сопровождается приключениями, погоней, не связана с интригами и опасностями.

Секрет – он насчет того, как лучше жить. И тут тоже можно возбудить любопытство, объявив, что вещь эта – про поучительнейший пример наилучшего устройства жизни – дает единственную в своем роде Систему жизни.

«Наша Система позволяет достигнуть больших успехов в любой области, в любой профессии!»

«Система обеспечивает наивысшие достижения при самых обыкновенных способностях!»

«Вы получаете не отвлеченную систему, а гарантированную, проверенную многолетним опытом, доступную, продуктивную…»

«Минимум затрат – максимум эффекта!»

«Лучшая в мире!..»

Можно было бы обещать читателю рассказать про неизвестного ему выдающегося человека XX века. Дать портрет героя нравственного, с такими высокими правилами нравственности, какие ныне кажутся старомодными. Жизнь, прожитая им, – внешне самая заурядная, по некоторым приметам даже незадачливая; с точки зрения обывателя, он – типичный неудачник, по внутреннему же смыслу это был человек гармоничный и счастливый, причем счастье его было наивысшей пробы. Признаться, я думал, что люди такого масштаба повывелись, это – динозавры…

Как в старину открывали земли, как астрономы открывают звезды, так писателю может посчастливиться открыть человека. Есть великие открытия характеров и типов: Гончаров открыл Обломова, Тургенев – Базарова, Сервантес – Дон-Кихота.

Это было тоже открытие, не всеобщего типа, а как бы личного, моего, и не типа, а скорее, идеала; впрочем, и это слово не подходило. Для идеала Любищев тоже не годился…

Я сидел в большой неуютной аудитории. Голая лампочка резко освещала седины и лысины, гладкие зачесы аспирантов, длинные лохмы, и модные парики, и курчавую черноту негров. Профессора, доктора, студенты, журналисты, историки, биологи… Больше всего было математиков, потому что происходило это на их факультете – первое заседание памяти Александра Александровича Любищева.

Я не предполагал, что придет столько народу. И особенно – молодежи. Возможно, их привело любопытство. Поскольку они мало знали о Любищеве. Не то биолог, не то математик. Дилетант? Любитель? Кажется, любитель. Но почтовый чиновник из Тулузы – великий Ферма – был тоже любителем… Любищев – кто он? Не то виталист, не то позитивист или идеалист, во всяком случае – еретик.

И докладчики тоже не вносили ясности. Одни считали его биологом, другие – историком науки, третьи – энтомологом, четвертые – философом…

У каждого из докладчиков возникал новый Любищев. У каждого имелось свое толкование, свои оценки.

У одних Любишев получался революционером, бунтарем, бросающим вызов догмам эволюции, генетики. У других возникала добрейшая фигура русского интеллигента, неистощимо терпимого к своим противникам.

– …В любой философии для него была ценна живая критическая и созидающая мысль!

– …Сила его была в непрерывном генерировании идей, он ставил вопросы, он будил мысль!

– …Как заметил один из великих математиков, гениальные геометры предлагают теорему, талантливые ее доказывают. Так вот он был предлагающий.

– …Он слишком разбрасывался, ему надо было сосредоточиться на систематике и не тратить себя на философские проблемы.

– …Александр Александрович – образец сосредоточенности, целеустремленности творческого духа, он последовательно в течение всей своей жизни…

– …Дар математика определил его миропонимание…

– …Широта его философского образования позволила по-новому осмыслить проблему происхождения видов.

– …Он был рационалист!

– …Виталист!

– …Фантазер, человек увлекающийся, интуитивист!

Они многие годы были знакомы с Любищевым, с его работами, но каждый рассказывал про того Любищева, какого знал.

Они и раньше, конечно, представляли его разносторонность. Но только сейчас, слушая друг друга, они понимали, что каждый знал только часть Любищева.

Неделю до этого я провел, читая его дневники и письма, вникая в историю забот его ума. Я начал читать без цели. Просто чужие письма. Просто хорошо написанные свидетельства чужой души, прошедших тревог, минувшего гнева, памятного и мне, потому что и я когда-то думал о том же, только не додумал…

Вскоре я убедился, что не знал Любищева. То есть знал, я встречался с ним, я понимал, что это человек редкий, но масштабов его личности я не подозревал. Со стыдом я признавался себе, что числил его чудаком, мудрым милым чудаком, и было горько, что упустил много возможностей бывать с ним. Столько раз собирался поехать к нему в Ульяновск, и все казалось, успеется.

Который раз жизнь учила меня ничего не откладывать. Жизнь, если вдуматься, терпеливая заботница, она снова и снова сводила меня с интереснейшими людьми нашего века, а я куда-то торопился и часто спешил мимо, откладывая на потом. Ради чего я откладывал, куда спешил? Ныне эти прошлые спешности кажутся такими ничтожными, а потери – такими обидными и, главное, непоправимыми.

Студент, что сидел рядом со мною, недоуменно пожал плечами, не в силах соединить в одно противоречивые рассказы выступавших.

Прошел всего год после смерти Любищева – и уже невозможно было понять, каким он был на самом деле.

Ушедший принадлежит всем, с этим ничего не поделаешь. Докладчики отбирали из Любищева то, что им нравилось, или то, что им было нужно в качестве доводов, аргументов. Рассказывая, они тоже выстраивали свои сюжеты. С годами из их портретов получится нечто среднее, вернее – приемлемо среднее, лишенное противоречий, загадок – сглаженное и малоузнаваемое.

Этого осредненного объяснят, определят, в чем он ошибался и в чем шел впереди своего времени, сделают совершенно понятным. И неживым. Если он, конечно, поддастся. Над кафедрой висела в черной рамке большая фотография – старый плешивый человек, наморщив висячий нос, почесывал затылок. Он озадаченно поглядывал не то в зал, не то на выступающих, как бы решая, какую ему еще штуку выкинуть. И было ясно, что все эти умные речи, теории не имеют сейчас никакого отношения к тому старому человеку, которого уже нельзя увидеть и который так был сейчас нужен. Я слишком привык к тому, что он есть. Мне достаточно было знать, что где-то есть человек, с которым обо всем можно поговорить и обо всем спросить.

Когда человек умирает, многое выясняется, многое становится известным. И наше отношение к умершему подытоживается. Я чувствовал это в выступлениях докладчиков. В них была определенность. Жизнь Любищева предстала перед ними завершенной, теперь они решились обмыслить, подытожить ее. И было понятно, что теперь-то многие его идеи получат признание, многие работы будут изданы и переизданы. У умерших почему-то больше прав, им больше позволено…

…А можно сделать и так: предупредить читателя, что никакой занимательности не будет, наоборот, будет много сухой, сугубо деловой прозы. И прозой-то это назвать нельзя. Автор мало что сделал для украшения и развлечения. Автор сам с трудом разобрался в этом материале, и все, что тут сделано, было сделано по причинам, о которых автор сообщает в самом конце этого непривычного ему самому повествования.

Глава вторая

О причинах и странностях любви

Давно уж меня смущал энтузиазм его поклонников. Не впервые их эпитеты казались чересчур восторженными. Когда он приезжал в Ленинград, его встречали, сопровождали, вокруг него постоянно роился народ. Его «расхватывали» на лекции в самые разные институты. То же самое творилось в Москве. И занимались этим не любители сенсаций, не журналисты – открыватели непризнанных гениев: есть такая публика, – как раз наоборот, серьезные ученые, молодые доктора наук – весьма точных наук, люди скептические, готовые скорее свергать авторитеты, чем устанавливать.

Чем для них был Любищев – казалось бы, провинциальный профессор, откуда-то из Ульяновска, не лауреат, не член ВАКа… Его научные труды? Их оценивали высоко, но имелись математики и покрупнее Любищева, и генетики позаслуженнее его.

Его эрудиция? Да, он много знал, но в наше время эрудицией можно удивить, а не завоевать. Его принципиальность, смелость? Да, конечно… Но я, например, не многое мог оценить, и большинство мало что понимало в его специальных исследованиях… Что им было до того, что Любищев получал лучшую дискриминацию трех видов Хэтокнема? Я понятия не имел, что это за Хэтокнем, и до сих пор не знаю. И дискриминантные функции тоже не представляю. И тем не менее редкие встречи с Любищевым производили на меня сильное впечатление. Оставив свои дела, я следовал за ним, часами слушал его быструю речь с дикцией отвратительной, неразборчивой, как и его почерк.

Симптомы этой влюбленности и жадного интереса напомнили мне таких людей, как Николай Владимирович Тимофеев-Ресовский, и Лев Давидович Ландау, и Виктор Борисович Шкловский. Правда, там я знал, что передо мною люди исключительные, всеми признанные как исключительные. У Любищева же такой известности не было. Я видел его без всякого ореола: плохо одетый, громоздкий, некрасивый старик, с провинциальным интересом к разного рода литературным слухам. Чем он мог пленить? Поначалу казалось, что привлекает еретичность его взглядов. Все, что он говорил, шло как бы вразрез. Он умел подвергнуть сомнению самые незыблемые положения. Он не боялся оспаривать, какие угодно авторитеты – Дарвина, Тимирязева, Тейяра де Шардена, Шредингера… Всякий раз доказательно, неожиданно, думал оттуда, откуда никто не думал. Видно было, что он ничего не заимствовал, все было его собственное, выношенное, проверенное. И говорил он собственными словами, в их первородном значении.

– Я – кто? Я – дилетант, универсальный дилетант. Слово-то это происходит от итальянского «дилетто», что значит – удовольствие. То есть человек, которому процесс всякой работы доставляет удовольствие.

Еретичность была только признаком, за ней угадывалась общая система миропонимания, нечто непривычное, контуры уходящего куда-то ввысь грандиозного сооружения. Формы этого еще не достроенного здания были странны и привлекательны…

И все же этого было недостаточно. Чем-то меня еще пленял этот человек. Не только меня. К нему обращались учителя, заключенные, академики, искусствоведы и люди, о которых я не знаю, кто они. Я читал не их письма, а ответы Любищева. Обстоятельные, свободные, серьезные, некоторые – очень интересные, и в каждом письме он не снисходил, а напряженно размышлял. Чувствовалась его непохожесть, отдельность. Через письма я лучше понял свое чувство. В письмах он раскрывался, по-видимому, лучше, чем в общении. По крайней мере так мне казалось теперь.

Не случайно у него почти не было учеников. Хотя это вообще свойственно многим крупным ученым, создателям целых направлений и учений. У Эйнштейна тоже не было учеников, и у Менделеева, и у Лобачевского. Ученики, научная школа – это бывает не так часто. У Любищева были поклонники, были сторонники, были почитатели и были читатели. Вместо учеников у него были учащиеся, то есть не он их учил, а они учились у него – трудно определить, чему именно, скорее всего тому, как надо жить и мыслить. Похоже было, что вот наконец-то нам встретился человек, которому известно, зачем он живет, для чего… Словно бы имелась у него высшая цель, а может, даже открылся ему смысл его бытия. Не просто нравственно жить и добросовестно работать, нет, он понимал сокровенное значение всего того, что делал. Ясно, что это годилось только для него одного. Альберт Швейцер не призывал никого ехать врачами в Африку. Он отыскал свой путь, свой способ воплощения своих принципов. Тем не менее пример Швейцера затрагивает совесть людей.

У Любищева была своя история. Не явная, большей частью скрытая как бы в клубнях. Они начали обнажаться лишь теперь, но присутствие их ощущалось всегда. Что б там ни говорилось, интеллект и душа человеческая обладают особым свойством излучения – помимо поступков, помимо слов, помимо всех известных законов физики. Чем значительнее душа, тем сильнее впечатление…

Никто, даже близкие Александра Александровича Любищева не подозревали величины наследия, оставленного им.

Всего же им написано более пятисот листов разного рода статей и исследований. Пятьсот листов – это значит двенадцать с половиной тысяч страниц машинописного текста: с точки зрения даже профессионального писателя, цифра колоссальная.

История науки знает огромные наследия Эйлера, Гаусса, Гельмгольца, Менделеева. Для меня подобная продуктивность всегда была загадочной. При этом казалось необъяснимым, но естественным, что в старину люди писали больше. Для нынешних же ученых многотомные собрания сочинений – явление редкое и даже странное. Писатели – и те, похоже, стали меньше писать.

Наследие Любищева состоит из нескольких разделов: там работы по систематике земляных блошек, истории науки, сельскому хозяйству, генетике, защите растений, философии, энтомологии, зоологии, теории эволюции… Кроме того, он писал воспоминания о ряде ученых, о Пермском университете.

Он читал лекции, заведовал кафедрой, отделом научного института, ездил в экспедиции: в тридцатые годы он исколесил вдоль и поперек Европейскую Россию, ездил по колхозам, занимаясь вредителями садов, стеблевыми вредителями, сусликами… В так называемое свободное время, для «отдыха», он занимался классификацией земляных блошек. Объем только этих работ выглядит так: к 1955 году Любищев собрал 35 ящиков смонтированных блошек. Их было там 13 000. Из них у 5000 самцов он препарировал органы. Триста видов. Их надо было определить, измерить, препарировать, изготовить этикетки. Он собрал материалов в шесть раз больше, чем имелось в Зоологическом институте. Он занимался классификацией вида Халтика всю жизнь. Для этого надо иметь особый талант углубления, надо уметь понимать такие работы, их ценность и неисчерпаемую новизну. Когда у известного гистолога Невмываки спросили, как может он всю жизнь изучать строение червя, он удивился: «Червяк такой длинный, а жизнь такая короткая!»

Любищев умудрился работать и вширь и вглубь, быть узким специалистом и быть универсалом.

Диапазон его знаний трудно было определить. Заходила речь об английской монархии – он мог привести подробности царствования любого из английских королей; говорили о религии – выяснялось, что он хорошо знает Коран, Талмуд, историю папства, учение Лютера, идеи пифагорейцев… Он знал теорию комплексного переменного, экономику сельского хозяйства, социал-дарвинизм Р. Фишера, Античность и бог знает что еще. Это не было ни всезнайством, ни начетничеством, ни феноменом памяти. Подобные знания возникли в силу причин, о которых речь пойдет ниже. Замечу, что, конечно, и усидчивостью он обладал колоссальной. Усидчивость – это ведь тоже свойство некоторых талантов, кстати – распространенное и необходимое для такой специальности, как энтомология: Любищев сам говорил, что принадлежит к ученым, которых надо снимать не с лица, а с зада.

Судя по отзывам специалистов – таких ученых, как Лев Берг, Николай Вавилов, Владимир Беклемишев, Павел Светлев, – цена написанного Любищевым – высокая. Ныне одни его идеи из еретических перешли в разряд спорных, другие из спорных – в несомненные. За судьбу его научной репутации, даже славы, можно не беспокоиться.

Я не собираюсь популярно рассказывать о его идеях и заслугах. Мне интересно иное: каким образом он, наш современник, успел так много сделать, так много надумать? Последние десятилетия – а умер он восьмидесяти двух лет – работоспособность и идеепроизводительность его возрастали. Дело даже не в количестве, а в том, как, каким образом он этого добивался. Вот этот способ и составлял суть наиболее для меня привлекательного создания Любищева. То, что он разработал, представляло открытие, оно существовало независимо от всех остальных его работ и исследований. По виду это была чисто технологическая методика, ни на что не претендующая, – так она возникла, но в течение десятков лет она обрела нравственную силу. Она стала как бы каркасом жизни Любищева. Не только наивысшая производительность, но и наивысшая жизнедеятельность.

История жизни А. А. Любищева сама по себе достаточно интересна, я бы сказал, романтична. Благодаря усилиям его учеников и поклонников, с годами фигура и труды этого человека предстали перед широкой публикой более или менее полно. Опубликовано несколько монографий о Любищеве, напечатана бо́льшая часть его биологических, философских трудов, его замечательные письма. Справедливость как бы восстановлена. Хотя тем самым установлена и несправедливость его прижизненной судьбы.

В который раз перед нами предстает пример большого ученого, естествоиспытателя, в полной мере не оцененного современниками, отвергнутого официальной наукой (была такая!), репрессированного партийной идеологией.

Меня в огромном наследии Любищева, да и в его жизни более всего занимала одна черта, одна удивительная особенность – то, как он пользовался временем своей жизни. Он создал специальную систему времяпользования и в результате получил совершенно новое качество жизни.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Ответами к заданиям 1–24 являются слово, словосочетание, число или последовательность слов, чисел. Запишите ответ справа от номера задания без пробелов, запятых и других дополнительных символов.

Прочитайте текст и выполните задания 1–3.

(1)B XIV веке популярной формой развлечения богатых людей становятся балы и танцевальные маскарады. (2)Основное внимание на этих мероприятиях уделялось обсуждению костюмов и демонстрации украшений. (3)_____ танцы на балах были медлительны, торжественны и состояли из разнообразного движения колонн танцоров по залу.

1

В каких из приведённых ниже предложений верно передана ГЛАВНАЯ информация, содержащаяся в тексте?

1. В XIV веке танцы на балах были очень торжественны, поскольку основное внимание уделялось обсуждению костюмов и демонстрации украшений.

2. Танцы на балах в XIV веке были очень торжественны и состояли в основном из разнообразного движения колонн танцоров по залу.

3. Балы и танцевальные маскарады становятся в XIV веке популярной формой развлечения богатых, которые во время неторопливых танцев обсуждали костюмы и демонстрировали украшения.

4. Обсуждению костюмов и демонстрации украшений на балах в XIV веке уделяли основное внимание, поэтому танцы были медлительны и торжественны.

5. Основное внимание на балах и танцевальных маскарадах в XIV веке уделялось обсуждению костюмов и демонстрации украшений.

2

Какое из приведённых ниже слов (сочетаний слов) должно стоять на месте пропуска в третьем (3) предложении текста? Выпишите это слово (сочетание слов).

1. Неужели

2. Наоборот,

3. Вопреки всему

4. Поэтому

5. Вряд ли

3

Прочитайте фрагмент словарной статьи, в которой приводятся значения слова ДЕМОНСТРАЦИЯ. Определите значение, в котором это слово употреблено во втором (2) предложении текста. Выпишите цифру, соответствующую этому значению в приведённом фрагменте словарной статьи.

ДЕМОНСТРАЦИЯ, -и, ж.

1. Демонстрирование, показ. Д. физических приборов на лекции.

2. Массовое шествие для выражения общественно-политических настроений. Праздничная д. Д. протеста. Д. у здания посольства.

3. Проявление, свидетельство чего-н. Яркая д. патриотизма.

4. Военный манёвр на второстепенном направлении, отвлекающий внимание противника от того пункта, где намечается главная операция.

5. Действие, подчёркнуто выражающее протест против чего-н., несогласие с чем-н., неприязнь. Устроить демонстрацию кому-н. Очередная д. домашним.

4

В одном из приведённых ниже слов допущена ошибка в постановке ударения: НЕВЕРНО выделена буква, обозначающая ударный гласный звук. Выпишите это слово.

сверлИшь

бАловать

5

В одном из приведённых ниже предложений НЕВЕРНО употреблено выделенное слово. Исправьте ошибку и запишите слово правильно.

1. Боксер должен быстро и вовремя УКЛОНЯТЬСЯ от ударов.

2. Сегодня сложно ОГРАДИТЬ ребёнка от влияния улицы.

3. Музыка рождала ни с чем не СРАВНИМОЕ впечатление: уже на входе мощь и объём звучания пробирали до мурашек.

4. Он шёл, освещая дорогу карманным фонариком, машинально ИЗБИРАЯ дорогу.

5. Рюкзак стал тяжёл, точно гиря; лямки, врезавшись в плечи, причиняли НЕСТЕРПИМУЮ боль.

6

В одном из выделенных ниже слов допущена ошибка в образовании формы слова. Исправьте ошибку и запишите слово правильно.

ЛЯГТЕ на пол

вопреки ОЖИДАНИЮ

килограмм ВИШНЕЙ

НАИДОБРЕЙШИЙ человек

о ПОЛУТОРА часах

7

Установите соответствие между предложениями и допущенными в них грамматическими ошибками: к каждой позиции первого столбца подберите соответствующую позицию из второго столбца.

Ответ запишите цифрами без пробелов и иных знаков

8

Определите слово, в котором пропущена безударная чередующаяся гласная корня. Выпишите это слово, вставив пропущенную букву.

ут...пический

нагр...дить

9

Определите ряд, в котором в обоих словах в приставке пропущена одна и та же буква. Выпишите эти слова, вставив пропущенную букву.

нед...едание, пр...родители

пр...града, пр...возмочь

ра...двоение, ни...падать

на...кусить, о...грести

ра...щедриться, и...держки

10

Выпишите слово, в котором на месте пропуска пишется буква Е.

игруш...чный

карандаш...к

перешаг...вать

раскраш...вать

изменч...вый

11

Выпишите слово, в котором на месте пропуска пишется буква И.

раста..вший

застел..шь

обкле..нный

задерж..шь

меч..шься

12

Определите предложение, в котором НЕ со словом пишется СЛИТНО. Раскройте скобки и выпишите это слово.

1. Коль нет цветов среди зимы, так и грустить о них (НЕ)НАДО.

2. Князя Андрея раздражал холодный, (НЕ)ПРОПУСКАЮЩИЙ в душу взгляд Сперанского.

3. (НЕ)КАЖДЫЙ может точно сформулировать свою мысль.

4. Иван стал размышлять о том, что в хирургическом отделении очень (НЕ)ПЛОХОЙ коллектив.

5. Липы в старом саду (НЕ)ВЫРУБЛЕНЫ, их удалось отстоять.

13

Определите предложение, в котором оба выделенных слова пишутся СЛИТНО. Раскройте скобки и выпишите эти два слова.

1. В камине (ПО)ДОМАШНЕМУ потрескивали дрова, (С)БОКУ мирно тикали высокие часы-башня с темным циферблатом.

2. Посмотришь с одного берега на другой, так там видится все (В)РОДЕ через дым: ракиты, луга (СО)СВОИМИ цветами и лес.

3. Гром ударил ПОЧЕМУ(ТО) не в самое высокое дерево, нашу великую сосну, а рядом с ней, в догонявшую ее (ИЗ)ДАВНА елку.

4. (В)ПРОЧЕМ, (В)ВИДУ недостатка времени, не будем отклоняться от предмета лекции.

5. Дорога шла (В)ГОРУ, и, поднявшись (НА)ВЕРХ, мы увидели море, раскинувшееся у подножия горы.

14

Укажите все цифры, на месте которых пишется НН.

Тогда он постарался представить себе, в какую име(1)о причудливую форму выльется гнев вспыльчивого прокуратора при этой неслыха(2)ой дерзости арестова(3)ого.

15

Расставьте знаки препинания. Укажите номера предложений, в которых нужно поставить ОДНУ запятую.

1. Смелые и юркие стрижи носились над водой и хлопотливо трещали.

2. Раскалённые лучи заливают круглую клумбу с цветами тёмную зелень сирени садовые аллеи.

3. Среди луговых трав встречаются не только анис и ромашка но и тысячелистник и зверобой и клевер.

4. Получить хорошее воспитание можно не только в семье или в школе но и у самого себя.

5. Вид проснувшейся могучей реки являл собой если не страшное то поистине величественное зрелище.

16

Роса (1) выпадающая вечером (2) бывает такой обильной, что даже блестит ночью (3) отражая свет звёзд (4) и предсказывая тем самым жаркий день на завтра.

17

Расставьте знаки препинания: укажите все цифры, на месте которых в предложениях должны стоять запятые.

Вода (1) казалась (2) огромным волнистым зеркалом, отражавшим невидимый свет, и (3) может быть (4) это и было на самом деле.

18

Расставьте знаки препинания: укажите все цифры, на месте которых в предложении должны стоять запятые.

Капитан тотчас записал в корабельный журнал (1) что произошло (2) но к острову не стал подходить (3) потому что увидел множество рифов (4) и по берегу отвесные скалы.

19

Расставьте знаки препинания: укажите все цифры, на месте которых в предложении должны стоять запятые.

Собака всё лаяла густо и отрывисто (1) и (2) только Обломов пошевелится (3) или лошадь стукнет копытом (4) начиналось скаканье на цепи (5) и непрерывный лай.

20

Отредактируйте предложение: исправьте лексическую ошибку, заменив неверно употребленное слово. Запишите подобранное слово, соблюдая нормы современного русского литературного языка.

Чтобы быть грамотным и обладать большим жаргоном слов, надо много читать.

Прочитайте текст и выполните задания 21-26.

(1)Чем больше черпаешь из колодца воды, тем свежее она и обильнее. (2)От неё веет ароматом глубокой земли и устойчивым холодом талого снега. (З)Каждый глоток колодезной воды сладко утоляет жажду и наполняет бодростью. (4)Утром солнце всплывает со дна, вечером - погружается на дно. (5)Так живёт колодец.

(6)Если же в полутёмном срубе не звенит ведро и рассыпанные звенья цепи не натягиваются тетивой, а ржавеют от бездействия, если во рот весело не поскрипывает под рукой и сорвавшиеся капли серебряными монетами не падают обратно в гулкую глубину - родник перестаёт бить, колодец затягивается илом, чахнет. (7)Наступает смерть колодца.

(8)С нашествием врага появились мёртвые колодцы. (9)Они умирали вместе с людьми. (10)Мёртвые колодцы были похожи на незарытые могилы.

(11)Теперь колодцы ожили, вернее, их оживили люди - живые, пришедшие на смену мёртвым. (12)Весело звенят вёдра, и цепи блестят на солнце, освобождённые от ржавчины прикосновением множества рук. (13)Колодцы поят людей, коров, землю, деревья. (14)Они льют воду на раскалённые чёрные камни банек, и мягкий, захватывающий дух пар делает своё чистое дело, оседая каплями на вялой пахучей листве берёзовых веников.

(15)Колодцы ожили. (16)Но тот, кто погиб на войне, - погиб навечно.

(17)Я взял в руки тяжёлое холодное ведро, медленно поднёс его к губам и вдруг увидел себя мальчишкой. (18)Нескладным, нестриженым, со ссадиной на лбу, с облупившимся носом. (19)Этот мальчишка смотрел на меня из ведра с водой. (20)Я держал в руках свою давнюю жизнь. (21)Она была нелёгкой. (22)Руки начали слегка дрожать, и по воде пошли морщинки: мой маленький двойник корчил рожи и подсмеивался надо мной - солидным, взрослым, городским.

(23)Я наклонился к ведру и сделал глоток. (24)Мальчишка тоже глотнул. (25)Так мы пили вдвоём вкусную колодезную воду, словно поспорили, кто кого перепьёт.

(26)Меня стал сердить мальчишка. (27)Я с удовольствием выпил бы всё ведро, чтобы не видеть его. (28)Пить я больше не мог - мне уже свело зубы от холода, - я размахнулся и вылил воду на дорогу. (29)Я вылил воду, но двойник остался. (30)И когда я шёл по деревне, он всё время давал о себе знать.

(31)Я вдруг почувствовал, что долгое время не помнил многих событий своей прежней жизни. (32)Люди, с которыми я жил когда-то рядом, отодвинулись далеко в пространство, а их очертания стёрлись. (ЗЗ)Образовался провал. (34)Пустота, от которой мне стало не по себе. (35)Теперь этот нестриженый, со ссадиной на лбу приблизил далёкое время. (36)Я увидел своё детство со множеством подробностей.

(37)Я вспомнил щели в брёвнах над моей кроватью, сенник на лавке, занавески, прибитые обойными гвоздями, печную заслонку с отклепавшейся ручкой, рогатые ухваты. (38)Я услышал скрип половиц - у каждой свой особый звук: старые потрескавшиеся доски были клавишами какого-то таинственного инструмента. (39)Я реально ощутил запах топлёного молока - клейкий, кисло-сладкий запах, который неожиданно вытекал из печи и вытеснял из дома все остальные запахи.

(40)Я увидел маму. (41)У колодца, с запотевшими вёдрами.

(42)В соломенных лучах солнца.

(43)Каждое лето мы с мамой ездили в деревню.

(44)Городской человек редко встречается с землёй. (45)3емля скрыта от его глаз каменными плитами, застывшей лавой асфальта. (46)Она покоится в глубине чёрная, бурая, красная, серебристая. (47)Она задержала дыхание и затаилась. (48)Городской человек не знает, чем пахнет земля, как она дышит в разные времена года, как страдает от жажды, как рожает хлеб. (49)Он не ощущает, что вся его жизнь, его благополучие зависят от земли. (50)Не переживает за сухое лето, не радуется обильному снегопаду. (51)А иногда боится земли, как смутной, незнакомой стихии. (52)И тогда в душе затихает необходимое, естественное чувство сыновней любви к земле.