Чернышевский Н. Г.: Воспоминания об отношениях Тургенева к Добролюбову и о разрыве дружбы между Тургеневым и Некрасовым

Вы здесь: Идеальный дом

История журнала «Современник» связана с именем Пушкина. Он покупает права на этот журнал незадолго до смерти — в 1836 году. При жизни Пушкина вышли четыре номера «Современника», который сразу выделился как издание нового типа. Именно здесь были напечатаны ранние повести Гоголя, подборка стихов молодого Тютчева и многие интереснейшие материалы на различные темы общественно-культурной жизни. После смерти Пушкина журнал перешел к его наследникам, а издателем его был давний друг поэта Плетнев.

Новую жизнь «Современник» обрел, когда в 1846 году его приобрели в аренду Некрасов и Панаев. Тем самым они осуществили давнюю мечту группы молодых литераторов, получившую название «натуральная школа», вдохновителем и идейным руководителем которой был Белинский. Одним из активных деятелей «натуральной школы» был Тургенев. Молодым писателям, отстаивавшим принципы реализма и демократизма в литературе, необходим был печатный орган, на страницах которого они могли бы свободно выражать свои позиции. Им и стал теперь журнал «Современник». Тургенев принял самое непосредственное участие в организации нового журнала.

Первый его номер вышел в 1847 году и подлинным его украшением стал рассказ «Хорь и Калиныч », открывший цикл Тургенева «Записки охотника ». Здесь же публиковались и программные статьи Белинского, указавшие дальнейшие пути развития литературы «гоголевского периода» и определившие лицо «Современника» того времени. По-разному складывались потом отношения Тургенева с литераторами, входившими в «натуральную школу» и сотрудничавшими на первых порах с журналом «Современник», но неизменным оставалось его отношение к Белинскому.

После смерти Белинского в 1848 году руководство журналом полностью принял на себя Некрасов, а идейные позиции его стали определять статьи критиков революционно-демократического направления Н.Г. Чернышевского и Н. Добролюбова. Но поначалу в нем продолжали сотрудничество писатели и критики, стоявшие на других позициях, среди которых были И.А. Гончаров, А.В. Дружинин, А.Н. Островский, Л.H. Толстой, Д.В. Григорович. Благодаря им активно развивался "Современник".

И Тургенев также активно принимал участие в публикациях этого журнала, хотя с 1847 по 1850 год он безвыездно жил за границей, а в 1852-1853 годах находился в ссылке в имении Спасское-Лутовиново за публикацию в 1852 году некролога на смерть Гоголя. Тургенев назвал его великим человеком, «который своим именем означил эпоху истории в нашей литературе».

Тургенев и "Современник" - их сотрудничество было очень плодотворным. В этом журнале были опубликованы не только такие рассказы Тургенева как "Муму ", но и повести, определившие начало нового направления его творчества, — «Гамлет Щигровского уезда », «Дневник лишнего человека », «Затишье » и написанные чуть позже «Ася » и «Фауст ». В них Иван Сергеевич обратился к проблеме «лишнего человека» в новых общественных условиях. Потом он продолжил ее разработку в жанре романа — в «Рудине » и «Дворянском гнезде ». Позицию Ивана Сергеевича определяет отрицательное отношение к бездеятельности дворянской интеллигенции, ее неумению найти свое место в жизни. Такой подход в целом соответствовал позиции Чернышевского и Добролюбова. Тургенев и "Современник" во многом были близки. Повесть «Ася », а потом романы «Рудин» и «Дворянское гнездо» были высоко оценены критиками этого журнала.

Но уже в «Рудине» отношение писателя к герою не было однозначным. Еще более это относится к Лаврецкому из романа «Дворянское гнездо», опубликованного в 1858 году и имевшего огромный успех. Человеком удивительной нравственной чистоты и чуткости предстает в романе Лиза Калитина. Трагическая история любви Лизы и Лаврецкого составляет поэтическую основу романа, но в ней содержится и его важнейшая мысль. Оба они осознают порочность жизни, построенной за чужой счет, и не могут освободиться от тайного чувства стыда за свое непростительно счастье, что и ведет к разрыву.
В конце романа все же звучат светлые мотивы, связанные с надеждами на новое поколение, которое приветствует герой. Такой финал был воспринят многими, в том числе и ведущими критиками «Современника», как прощание автора с дворянским периодом, а в молодых героях видели разночинцев «новых людей».

Но отношение самого писателя к этим «новым людям» было весьма сложным, что показал уже следующий его роман «Накануне », опубликованный в январском номере «Современника» в 1860 году. Пытаясь найти нового «героя времени», Тургенев обратил свое внимание на историю болгарского революционера Катранова, о судьбе которого он узнал из pукописи, оставленной ему соседом по имению — молодым помещиком Каратеевым. Эта история и была положена в основу сюжета нового романа, а Катранов стал прототипом его героя — Инсарова.

Не менее важен и образ Елены Стаховой, натуры поэтичной, любящей, жертвенной, страстно желающей быть полезной и нужной людям. Она олицетворяет собой молодую Россию. Самоотверженность и увлеченность Инсарова так поразили ее, что она не только отправляется с ним в Болгарию, но и после смерти Инсарова продолжает его дело.

Добролюбов откликнулся на роман статьей «Когда же придет настоящий день? », в которой отметил, что в лице Елены вся Россия протягивает руку борцам за свободу. Но главное для критика то, что роман, по его убеждению, показывает близость того дня, когда появятся «русские Инсаровы» и начнут борьбу «с нашими внутренними турками».

Под этими «внутренними турками» Добролюбов понимает не только консерваторов, противников реформ, но и близких Ивану Сергеевичу по духу либералов. Такая трактовка вступила в резкое противоречие с авторской идеей. В романе Инсаров говорит о единении всех сил Болгарии в борьбе за свободу. О таком единении, консолидации всех антикрепостнических сил в России и о примирении партий на основе общенациональной идеи мечтал Тургенев, создавая свой роман.

Таким образом, статья Добролюбова не просто противоречит авторскому замыслу, но без промаха бьет в святая святых верований и убеждений Тургенева— «гения меры». Понятно, почему писатель так противился публикации статьи Добролюбова. Он умолял Некрасова не печатать ее, но Некрасов сделал свой выбор в пользу Добролюбова, и статья появилась на страницах журнала «Современник».

И Тургенев решил порвать с журналом, у истоков которого он стоял, сотрудничество с которым длилось 15 лет. Это был и разрыв с давними друзьями и соратниками, объединенными памятью о Белинском. Разрыв назревал давно, многие добролюбовские статьи и рецензии вызывали острый протест со стороны Тургенева.

Так, в рецензии на новое издание собраний сочинений Пушкина Добролюбов приписывал великому поэту, которого боготворил Иван Сергеевич, не только «поверхностность и пристрастность» взглядов, «слабость характера», но и «чрезмерное уважение к штыку».

Подобные выпады не могли не возмущать не только Тургенева, но и многих других писателей, близких «Современнику». Вместе с Тургеневым из журнала ушли Л.Н. Толстой, И.А. Гончаров, А.Н. Островский. Так закончилась целая эпоха не только этого журнала, но и литературно-общественной жизни России.

Мы с тобой бестолковые люди,
Что минута, то вспышка готова,
Разрешенье взволнованной груди,
Неразумное, резкое слово.

Чернышевский, когда оказывался причастным к некрасовскому быту с его «вспышками» и «неразумными, резкими словами», явно, видя прежде всего в женщине страдательный элемент, демонстративно, подчеркнуто и несколько для него необычно целовал Панаевой руку.
Любовь здесь чаще всего и держалась страстным страданием. И неизбежно сопровождалась беспощадностью приговоров и бесстрашием перед, казалось бы, последним для любви испытанием - бытом: истинно, по слову самого поэта, «проза любви».
Проза: любовь, опущенная в горнило быта и проходящая через испытание пошлостью.
В пору особенно напряженных отношений с Панаевой, все более приближавшихся к разрыву, Некрасов написал стихи «Слезы и нервы»:

О, слезы женские, с придачей
Нервических, тяжелых драм!
Вы долго были мне задачей,
Я долго слепо верил вам.
И много вынес мук мятежных,
Теперь я знаю наконец:
Не слабости созданий нежных, -
Вы их могущества венец.
Вернее закаленной стали
Вы поражаете сердца.
Не знаю, сколько в вас печали,
Но деспотизму нет конца!
Когда, бывало, предо мною
Зальется милая моя,
Наружно ласковость удвою,
Но внутренне озлоблен я.
Пока она дрожит и стонет,
Лукавлю праздною душой:
Язык лисит, а глаз шпионит
И открывает... Боже мой!
Зачем не мог я прежде видеть?
Ее не стоило любить,
Ее не стоит ненавидеть...
О ней не стоит говорить...

Стихи были напечатаны в газете Суворина «Новое время» только через 15 лет, в 1876 году, совсем незадолго до смерти Некрасова, а почти сразу после его смерти издатель Пономарев прокомментировал: «По яркости изображения невольно подумаешь, что стихи полны автобиографического значения».
Вторая часть стихотворения в автографе имела подзаголовок «Кто?».
Кто же? Дело в том, однако, что «яркость изображения» это «автобиографическое значение» удвоила, утроила, учетверила, ...возвела в бесконечную степень. Кто? Да все.

Кто ей теперь флакон подносит,
Застигнут сценой роковой?
Кто у нее прощенья просит,
Вины не зная за собой?
Кто сам трясется в лихорадке,
Когда она к окну бежит
В преувеличенном припадке
И «ты свободен» говорит?
Кто боязливо наблюдает,
Сосредоточен и сердит,
Как буйство нервное стихает
И переходит в аппетит?
Кто ночи трудные проводит
Один, ревнивый и больной,
А утром с ней по лавкам бродит,
Наряд торгуя дорогой?
Кто говорит: «Прекрасны оба» -
На нежный спрос: «Который взять?» -
Меж тем как закипает злоба
И к черту хочется послать
Француженку с нахальным носом,
С ее коварным «c"estjoli» Прелестно (фр.).
И даже милую с вопросом...
Кто молча достает рубли,
Спеша скорей покончить муку,
И, увидав себя в трюмо,
В лице своем читает муку
И рабства темное клеймо?..

В рукописи осталось, очевидно, сочтенное излишним объяснение:

Под иго пошлости всесильной
Лишь тот главы не преклонил,
Кто рано под плитой могильной
Невинным сердцем опочил.
Все к ней идем толпой послушной.
Кто не упал, тот должен пасть.

Куда идем? Под иго пошлости или к могильной плите? Или под иго пошлости, как к могильной плите. В рукописи же остались зачерненные слова, видимо, совсем уж «автобиографического значения»:

Есть не одна такая пара.
Я не таков. Мне не вкусна
Ни раз погасшая сигара,
Ни обманувшая жена.

Испытание страданием любовь прошла, но под игом пошлости сникала. Впрочем, и здесь, как видим, поэзия брала последний взяток. Завершался панаевский цикл в жизни поэта. «Слезы и Нервы» завершили стихотворный панаевский цикл, который навсегда остался в русской поэзии, как единственная в своем роде поэзия страдания и «проза любви».
Хотя и более опосредованно, но вряд ли менее полно, чем в русскую поэзию Панаева, вошла в русскую прозу Полина Виардо. Некрасов, так сказать, исторически насытил и здесь свою жажду-страдания. Тургенев удовлетворял свою - исторически.
Творчество Тургенева, все его мироощущение и самая жизнь его точно нашли, может быть, тоже единственную в своем роде точку приложения, удовлетворения постоянно возбуждаемой жажды - артистизм. Полина Виардо не только великая певица, не только выдающаяся актриса, но как бы сам воплощенный артистизм. Ее руки домогался Альфред де Мюссе. Ею вдохновилась на «Консуэло» Жорж Занд. Она приводила в экстаз Делакруа. Ее некрасивость парадоксалист Гейне назвал «почти прекрасною». В конце концов она вполне оценила буквально выросшего при ней в великого писателя русского молодого человека, которого ей когда-то, еще в 1843 году, представили словами: «славный охотник и плохой поэт».
Кстати сказать, ему, «европейцу» Тургеневу, видимо, импонировала и европейскость всей у испанки Виардо очень французской жизни, буржуазно комфортной, размеренной, рационально устроенной, рассчитанной и обдуманной. Сам быт не травмировал, не неглижировался, не оскорблял, а протекал всегда где-то рядом. Но Виардо удовлетворяла полно и разнообразно не только западничество Тургенева, но и его русскость. И если ее фразу о «дорогой русской публике» еще можно рассматривать как комплиментарный пассаж артистки, то слова о России - «своей второй родине» - нельзя не принять за искреннее признание человека, неплохо говорившего по-русски, безукоризненно по-русски певшего и писавшего музыку на стихи Афанасия Фета и Алексея Кольцова.
Так что и Некрасов и Тургенев многое взяли за этой своей страдательной, «ненормальной» любовью. Но и расплатились немалым: неприкаянностью, неустроенностью, в конце концов, и бессемейностью. Хорошо это понимали: каждый в себе и каждый в другом.
Вообще же связи Некрасова и Тургенева, еще от начала 40-х годов сперва только приятельские, становятся все более тесными и, наконец, дружескими. Много помогла тому уже в начале 50-х потрясшая обоих смерть Гоголя: стихи Некрасова, «спровоцированный» ими некролог Тургенева, арест Тургенева и заключение на гауптвахте (правда, наказание для русских писателей неоригинальное: в этом смысле петербургская гауптвахта есть и своеобразный, чуть ли не единственный в мире литературный музей, объединивший писателей сколь многих, столь и разных - от Булгарина до Достоевского), постоянные визиты к нему туда Некрасова.
Как раз после весны 1852 года в их общениях (и в переписке тоже) «вы» сменилось на «ты»: теплота отношений переходит в верную и трогательную любовь: прежде всего со стороны Некрасова. Панаева вспоминала: «Привязанность Некрасова к Тургеневу можно было сравнить с привязанностью матери к сыну, которого она, как бы жестоко он ни обидел ее, все-таки прощает и старается приписать всевозможные оправдания его дурным поступкам». «Я, - пишет, наконец, Некрасов Тургеневу в ноябре 1856 года, - дошел в отношении к тебе до той высоты любви и веры, что говаривал самую мою задушевную правду о тебе».
Эта преданность и эта высота любви у Некрасова во многом рождались и тем, как он понимал место Тургенева в литературной жизни страны, и явно тем, чем считал себя обязанным Тургеневу - писателю и общественному деятелю. Иначе говоря, отношение Некрасова к Тургеневу, казалось бы, столь личное, интимное, до сентиментальности трогательное было и общественно значимым, и именно так осознанным.
Уже о первом (неоконченном) романе, над которым Тургенев работал в 1853 году, Некрасов писал: «...Я решительно утверждаю, что первые его четыре главы превосходны и носят на себе характер той благородной деятельности, от которой, к прискорбию, так далеко отошла русская литература». А благородную эту деятельность Некрасов связывал прежде всего с именем Гоголя: «Вот честный-то сын своей земли... Как ни озлобляет против Гоголя все, что нам известно из закулисного и даже, кой-что из его печатного, а все-таки в результате это благородная и в русском мире самая гуманная личность - надо желать, чтобы по стопам его шли молодые писатели в России».
Тургенев же был для Некрасова первым после Гоголя русским писателем. «У него, - делится он с Фетом, - огромный талант, и коли правду сказать, - так он в своем роде стоит Гоголя. Я теперь это положительно утверждаю». «Любимым современным писателем» называет он Тургенева в письме от 18 декабря 1856 года.
Все это не дружеские любезности и не комплиментарные заявления в частной переписке. О том же Некрасов со всей определенностью высказывался печатно. Например, в «Заметках о журналах за февраль 1856 года» он заверяет, «что для г. Тургенева начинается новая эпоха деятельности, что его талант приобрел новые силы, что он даст нам произведения еще более значительные, чем те, которыми заслужил он в глазах публики первое место в нашей новейшей литературе после Гоголя».
Заметим, что Тургенев еще не автор ни «Дворянского гнезда», ни «Накануне», ни «Отцов и детей». Правда, Некрасов эксперт особый. Его прогнозы рождаются из глубин: он чуть ли не единственный по характеру тесного общения с Тургеневым, по степени доверительности, по посвященности в планы и проекты.
Сообщая Боткину о впечатлении от еще не опубликованного «Рудина», которого Тургенев читал Некрасову в октябре 1855 года, Некрасов заявляет: «Здесь в первый раз Тургенев явится самим собою - еще все-таки не вполне, - это человек, способный дать нам идеалы, насколько они возможны в русской жизни» (курсив мой. - Н. С.). Сколь многие и какие именно надежды возлагал здесь Некрасов на Тургенева, прекрасно поясняется одним письмом - октябрьским 1857 года:
«Ax, милый мой Тургенев, как мне понравились твои слова»: «наше последнее слово еще не сказано» - не за веру, которая в них заключается и которая может обмануть, а за готовность жить для других. С этою готовностью, конечно, сделаешь, что-нибудь».
Общее отношение Некрасова к Тургеневу определило и место Тургенева в «Современнике», и авторитет его в решении «идеологических» и «кадровых» вопросов. Тургенев с самого начала сочувственно отнесся к Чернышевскому (исключая его эстетическую диссертацию, которую, подобно многим, наш писатель расценил как антиэстетическую): за знание, за умение, за способность к критике и просто за работоспособность.
Иные страницы его «Очерков гоголевского периода русской литературы» он читал, по его признанию, «с сердечным умилением», прежде всего из-за подкупающего «дорогого имени» - Белинского, которому впервые в седьмом номере «Современника» за 1856 год разрешили быть произнесенным.
Все это - находясь за границей. В то же время, выражая в письме к Панаеву уверенность явно не только из вежливости, что тот вместе с Чернышевским сможет «очень хорошо вести журнал» (Некрасов ведь тоже почти на год уехал в Европу), Тургенев предупреждает Боткина, что «Чернышевскому нужен ментор, а Панаеву - нянька».
Вообще он наблюдает за «Современником» как за своим журналом. Его не удивляет предложение Дружинина, как совершенно естественное: «Вы пишете, что придется наконец мне взяться за редакцию журнала. Не знаю, что предстоит мне в будущем...» Это еще зимой 1856 года. А летом 1857 года он уже довольно уверенно сообщает своей корреспондентке: «А зиму я проведу в Петербурге, где мне придется взять на руки хромающий «Современник».
Правда, зиму он провел в Париже, а «Современник» взяли на руки другие люди и уж от хромоты-то его довольно быстро исправили. Более того, походка журнала, если уж продолжить сравнение, становилась все более четкой, и шаг уже почти печатался.
Еще в 1857 году, в самом конце, Некрасов писал за границу Тургеневу: «Читай в «Современнике» критику, «Библиографию», «Современное обозрение», ты там найдешь страницы умные и даже блестящие: они принадлежат Добролюбову, человек очень даровитый».
В начале года Добролюбов становится постоянным сотрудником «Современника» и членом редакции. С другой стороны, «Обязательное соглашение», объединившее и сковавшее вокруг «Современника» Тургенева, Толстого, Григоровича, Островского, Гончарова, расторглось: по инициативе издателей, но к удовлетворению всех сторон - знак того, что оно перестало быть органичным.
Тем не менее журнал набирает силу и подписчиков. «Журнал наш идет относительно подписки отлично, - делится Heкрасовс Тургеневым в сентябре 1858 года. - Думаю, что много в этом «Современник» обязан Чернышевскому». И - все более и более - Добролюбову.
Тургенев возвращался из-за границы в «свой» журнал («Современник») и к «своему» человеку (Некрасову). Но оказалось, что журнал уже не совсем свой и в нем не только свои, но и чужие люди. Наконец, все более выяснялось, что и чуждые.
В известном смысле возникла настоящая коллизия будущих «Отцов и детей», но в иной перспективе. В романе - «дитё» (Базаров) попадал в среду «отцов». В жизни - «отец» (Тургенев) попал в среду «детей». Не Базаров приехал к Кирсановым, а, так сказать, Кирсанов попал к Базаровым: рядом с Базаровым - Чернышевским стоял Базаров - Добролюбов...
Сравнительно даже с Чернышевским, который был крепко - на десять лет - моложе Тургенева, Добролюбов был моложе уже почти на двадцать, а самому ему за двадцать едва перешло: мальчишка.
По воспоминаниям Чернышевского, Тургенев - и всегда мягкий, любезный и доброжелательный - был особенно внимателен к начинающим писателям: «Без сомнения, он был любезен и с Добролюбовым... по всей вероятности, Добролюбов в это первое время своего личного знакомства с Тургеневым думал о нем как о человеке точно так же, как Некрасов: хороший человек. Вероятно, талантливость и добродушие Тургенева заставляли и Добролюбова, как Некрасова или меня, закрывать глаза на те особенности его качеств, которые не могли быть симпатичными Добролюбову или мне».
Постепенно стало определяться взаимоотчуждение и явное взаимораздражение. В общем, «отцы» и «дети» - люди разных общественных ориентации, разной культуры (и там и там очень высокой), разного воспитания. Нужно иметь в виду, что за Чернышевским и, особенно явно проявляясь, за Добролюбовым стояла традиция сурового, не без аскетизма, нравственного православного духовного воспитания: оба они из рода потомственных священнослужителей: верные, законопослушные, любящие дети своих отцов. Не потому ли Добролюбов-критик обмолвился в статье о Пушкине замечанием, удивительным по простоте, чуткости и проницательности, до которого не договаривалась никакая самая восторженная к Пушкину либеральная критика, характеристикой, чуть ли не единственной в нашей «большой» критике вплоть до начала XX века: «Стихотворения Пушкина в последнее время отличаются особенно религиозным характером. Он даже занимался в это время переложением житий святых и чуть ли не участвовал в составлении «Словаря святых, прославленных в российской церкви». Он обещал идти еще дальше по этому пути, но судьба не дала ему выразить этого направления ни в каком великом издании. Страшный удар поразил поэта в то самое время, когда он готовился изумить Россию новыми творениями, которых от него не ожидали».
Кстати сказать, ни Чернышевский, ни Добролюбов, безотносительно к тому, как складывались их взгляды, никогда не предавались никакому атеизму и не позволили себе ни одного выпада в сторону церкви, не говоря уже хоть о каком-то элементе богоборчества, тем более ерничества, которому отдало такую обильную дань дворянское вольтерьянство.
«Добролюбов, - писал позднее Николай Бердяев, - был человек чистый, суровый, серьезный, лишенный всякой игры, которая была у людей дворянской культуры и составляла их прелесть».
Такая прелесть была у Тургенева, и она, в частности, видимо, все более и более раздражала Добролюбова. К тому же, в отличие от Чернышевского, в основном сталкивавшегося с Тургеневым, так сказать, по службе, хотя и на квартире - некрасовской, Добролюбов, в сущности, был обречен на совместный с Тургеневым быт - опять-таки квартирный, некрасовский.
Дело в том, что Добролюбов с его абсолютным равнодушием к бытовой стороне своего существования жил после окончания института в скверной, сырой и запущенной квартире. Когда Некрасов об этом узнал, то немедленно занялся организацией добролюбовского быта: квартира, слуга, обед. А через два-три дня уже его и организовал. В доме Краевского, где жили Некрасов и Панаевы, оказались свободными две комнаты с передней: вернее, их освободили за соответствующее вознаграждение от жильцов. Переселившись туда, Добролюбов, естественно, вошел в некрасовско-панаевский быт. Тургенев же, когда жил в Петербурге, пребывал в этом некрасовском быту издавна и неизменно: приезжал каждый день с утра и оставался до вечера, до визитов, а часто и после них.
«Положительно, - вспоминает Чернышевский, - он жил больше у Некрасова, чем у себя дома». А Добролюбов, собственно, жил у Некрасова, как у себя дома: утренние чаи, завтраки, обеды...
«Дети» не слишком деликатничали с «отцом» даже и в вопросах, касающихся художественной литературы, в которых Тургенев для «Современника» всегда был главным мэтром и судьей окончательных приговоров.
Сам Чернышевский рассказал о двух характерных эпизодах.
Один раз Некрасов по совету Тургенева просил Чернышевского на предмет помещения в «Современнике» познакомиться с народными рассказами немецкого писателя Ауэрбаха, неизменно автором «Записок охотника» ценившегося. Чернышевский находил Ауэрбаха жеманным, пресным и скучным. Что замечательно - никогда его не читав. Прочитав-таки по настоянию Некрасова один (!) рассказ, критик отдал книгу Некрасову, сказав, что «ничего (!) из нее переводить не стоит»: «Тургенев долго не отставал, - рассказывает Чернышевский, - и много раз спорил со мною, и был очень раздражен неуспехом».
Опять-таки бросается в глаза проявляющаяся даже в зрелом, воспитанном литераторе, а не в молодом разночинном лекаре, абсолютно базаровская самоуверенность и категоризм: прочитал один рассказ, но - переводить не стоит ничего.
Получал Тургенев и публичные щелчки. Однажды у Некрасова Тургенев читал «Псковитянку» Мея, опять-таки желая напечатать ее в «Современнике». Пьеса вызвала общее сочувствие. «Когда, - пишет Чернышевский, - говор стал утихать, я сказал с своего места: «Иван Сергеевич, это скучная и совершенно бездарная вещь, печатать ее в «Современнике» не стоит». Тургенев стал защищать высказанное им прежде мнение, я разбирал его аргументы, так поговорили мы несколько минут. Он свернул и спрятал рукопись, сказав, что не будет продолжать чтение. Тем дело и кончилось. Не помню, каким языком вел я спор. По всей вероятности, безобидным для Тургенева. О нем положительно помню, что он спорил со мною очень учтиво». Чем не спор Базарова с любым из братьев Кирсановых? И какова его «безобидность» для Тургенева? Да, Тургенев лично переживал такие споры будущего романа и лично обижался и лично восхищался. Но дело тем не кончилось.
В случае с Добролюбовым все приобрело и еще большую остроту и большее постоянство: оба - и Тургенев и Добролюбов - жили рядом и вокруг Некрасова, который, впрочем, до поры до времени, видимо, не склонен был драматизировать положение в готовности, так сказать, совмещать в себе того и другого. Хотя неприязнь Тургенева к Добролюбову проявлялась все чаще и Некрасов ощущал ее все сильнее: «Некрасов, - вспоминал Чернышевский, - стал рассказывать мне о причинах этой ненависти. «Их две, - говорил он мне, - главная была давнишняя и имела своеобразный характер такого рода, что я со смехом признал ожесточение Тургенева совершенно справедливым. Дело в том, что давным-давно когда-то Добролюбов сказал Тургеневу, который надоедал ему своими - то нежными, то умными разговорами: «Иван Сергеевич, мне скучно говорить с вами, и перестанем говорить», - встал и перешел на другую сторону комнаты. Тургенев после этого упорно продолжал заводить разговоры с Добролюбовым каждый раз, когда встречался с ним у Некрасова, то есть каждый день, а иногда и не раз в день. Но Добролюбов неизменно уходил от него или на другой конец комнаты, или в другую комнату. После множества таких случаев Тургенев отстал, наконец, от заискивания задушевных бесед с Добролюбовым, и они обменивались только обыкновенными словами встреч и прощаний, или если Добролюбов разговаривал с другими и Тургенев подсаживался к этой группе, то со стороны Тургенева бывали попытки сделать своим собеседником Добролюбова, но Добролюбов давал на его длинные речи односложные ответы и при первой возможности отходил в сторону».
Добролюбов учил Тургенева базаровским односложным ответам, но Чернышевский и Добролюбов, возможно, не отдавали отчет, что великий писатель изучал и изучил их, до неведомых им самим трагических глубин, до проникновения в будущее самих их судеб. Базаров (Добролюбов) полагал, что он выше и умнее Кирсанова (Тургенева), но в конце-то концов умнее оказался Тургенев (Кирсанов) -автор, создавший Базарова.
Так или иначе, но личные пристрастия и противостояния, казалось, лишь ждали общественно значимой причины и разрешения. И дождались. События развились быстро и драматично.
В начале I860 года «Русский вестник» напечатал новый роман Тургенева «Накануне». Добролюбов написал о нем статью. Цензор Бекетов предварительно, и не без искательности, показал ее Тургеневу. Тургенева статья не удовлетворила, и он в довольно категоричной форме просил Некрасова ее не печатать. Со своей стороны, Добролюбов решительно заявил о готовности уйти из журнала, если статья не будет напечатана, тем более что по ряду причин, прежде всего цензурного характера, статья и так была смягчена и трансформирована. Тогда Тургенев ультиматумом поставил перед Некрасовым вопрос: «Я или Добролюбов».
Статья была напечатана. Тургенев покинул «Современник» и разорвал с Некрасовым отношения. Таковы события в их внешней канве. Обычно пишут и говорят, что Некрасов, находясь между Тургеневым и Добролюбовым, сделал выбор в пользу Добролюбова.

Специальность ВАК РФ10.01.01
Количество страниц 52

Оглавление диссертации доктор филологических наук в форме науч. докл. Мостовская, Наталия Николаевна

В истории литературной и культурной жизни России прошлого века проблема творческих взаимоотношений Тургенева и Некрасова одна из узловых, сложных и неразгаданных. Она не сводится только к традиционному конфликту "дружба-вражда", спровоцированному разрывом Тургенева с некрасовским "Современником", которому он отдал много сил и где по-настоящему сблизился с Некрасовым. Сопоставление общественных позиций писателей (как это было принято долгое время в литературе) также недостаточно полно разъясняет всю глубину их творческих контактов. Тем более, что между этими большими художниками не было ни острых профессиональных полемик, ни контроверз по принципиальным идеологическим вопросам времени, как это было у Тургенева и Достоевского или Тургенева и Герцена. Напротив в 40-50-е годы их многое объединяло: дружба с Белинским, еднная журнальная трибуна - "Современник", общие литературные интересы.

Мало разъясняет дело и признание человеческой несовместимости двух художников, хотя высказанное в новейшей литературе представление о Тургеневе и Некрасове как о "слабом" и "сильном" типах (Н.Н.Скатов) в известной степени приоткрывает мотивы дружбы, закончившейся в конце концов полным отчуждением.

Известно, что сложные отношения Тургенева и Некрасова приобрели еще при их жизни (начиная с 1860 года) характер скандальной легенды. Разобраться в ее истоках и временных наслоениях непросто. В ее живучести сказались и исторически сложившиеся репутации друзей-недругов и поверхностное, точнее пристрастное, внимание к ним современников и потомков.

Исследовать историю и перипетии творческих связей Тургенева и Некрасова на разных временных этапах представляется важным, т.к. речь идет не о частных судьбах двух больших художников, но о талантливых и влиятельных участниках того исторического времени, когда в роли центрального персонажа выступала сама эпоха.

В течение большого периода истории русской литературы взаимоотношения этих писателей не были устойчивыми и бескомпромиссными, но при этом они оставались неизменно творческими. Условно их можно разделить на несколько этапов. 40-50-е годы, отмеченные формированием литераторов, будущих лидеров русской словесности, одного в прозе, другого в поэзии, наиболее гармоничные, что, по-видимому, объяснялось духовным подъемом эпохи 40-х годов, оставившим огромный след в истории русской культуры.

Тургенев и Некрасов сближаются в это время с писателями и критиками, подчас самых неоднородных взглядов: с В.Г.Белинским, П.В Анненковым, А.В.Дружининым, В.П.Боткиным, А.А.Фетом, А И^ерценом, Л.Толстым и др. Оба преклоняются перед личностью Т.Н.Грановского, его нравственным обаянием, о чем позднее, в 1855 году будуг писать в созвучных тонах: Тургенев в некрологическом воспоминании "Два слова о Грановском (Письмо к редакторам "Современника"), Некрасов - в "Заметках о журналах за октябрь 1855 года". Разгадке влияния личности Грановского посвящены строки в романе, Тургенева "Накануне". Через одиннадцать лет Грановский оживет в "Сценах из лирической комедии "Медвежья охота"" Некрасова, насыщенной реалиями и реминисценциями из известных статей и выступлений историка.

Особую роль в судьбе двух литераторов сыграл Белинский, хотя место и значение каждого из них в окружении критика различны. Молодой Тургенев, с философским образованием и огромными знаниями, относился с пиететом к "неистовому Виссариону", и был с ним почти на равных в числе его помощников благодаря знанию языков и врождённой культуре. Вспоминая о своих спорах с Белинским, Тургенев объяснял смысл философских увлечений: "Впрочем, мы тогда в философии искали всего на свете, кроме чистого мышления".

К молодому Некрасову вполне применима его же формула: ". недавно вырвавшийся из подземных литературных сфер." (в черновом автографе фрагментов его незавершенной повести "В тот же день часов в одиннадцать утра.", известной в литературе и под названием "Как я велик1).3 К этому времени он часто печатался одновременно с Белинским в одних и тех же газетах и журналах ("Литературная газета", "Финский вестник", "Русский инвалид", Отечественые записки"), затем привлекал его в свои сборники О сходстве некрасовских стихов с мыслью и текстом Грановского, о смысле совпадений оценок Тургенева и Некрасова личности историка см.: Мостовская H.H. Т.Н.Грановский и русская литература его времени//Литература и история (Исторический процесс в творческом сознании русских писателей ХУШ-ХХ вв. СПб.) * Тургенев И.С. Полн.собр.соч. и писем: В 28 т. Соч.: В 15 т. М., Л., 1961. Т.Х1У. С.29. В дальнейшем ссылки на это издание даются в тексте с указанием тома и страницы. 3 См. подготовленные мною варианты чернового автографа ИР ЛИ повести "В тот же день часов в одиннадцать утра."//Некрасов H.A. Полн.собр.соч. и писем: В 15 т. Л., 1987. Т.7. С.669. В дальнейшем ссылки на это издание даются в тексте.

Физиология Петербурга", "Петербургский сборник" и в журнал "Современник", в котором Белинскому предназначалась главенствующая и почетная роль. х

Некрасов прекрасно знал статьи критика и писал о Белинском в своей прозе, гораздо раньше, чем в поэзии. Так черновая рукопись неопубликованного при жизни поэта романа "Жизнь и похождения Тихона Тростникова" (1843-1844) изобилует многочисленными вкраплениями, реминисценциями из публикаций Белинского (см.: 8, 726, 732-733, 739, 744, ^^ 747-749).

Таким образом в духовной жизни кружка Белинского Некрасова привлекали не горячие философские споры. К ним он относился спокойно и, в известной степени, не без иронии, усматривая в них "слова и фразы". Это выражение неоднократно повторено в романе "Тонкий человек, его приключения и наблюдения" (1855), причем в пародийном тоне. Оно имело прямое оценочное отношение к замкнутым кружковым спорам и к рассуждениям участников "Современника" о губительности "фразы", "фразы" как этической особенности личности, как черте поведения. Другое загадочное прозаическое произведение Некрасова "В тот же день часов в одиннадцать утра.", по-видимому и задумывалось как рассказ о Белинском и его кружке. Подтверждение содержится в творческой истории этого незавершенного замысла, связанного с поэмами "В.Г.Белинский", "Несчастные"." Некрасов проникновенно писал о Белинском и тогда, когда имя критика было под строжайшим запретом (стихотворения "Деловой разговор" (1957), "Памяти ^^ приятеля" (1855). (Название "Памяти Белинского" появилось лишь в 1877 г. в издании: Некрасов. СПб., 1877. Серия "Русская библиотека"). О нем вспоминается и в стихотворении "Поэт и гражданин", творческая история которого связана с поэмой "В.Г.Белинский".

Духовная близость с Белинским, согласно с его литературно-эстетическими принципами сказались как в первых критических опытах молодого Некрасова, так позднее во всех его иных видах литературной

1 См.: Мостовская H.H. 1.Некрасов и Белинский в 1840-е годы//Некрасовский сб. СПб., 1998. Вып.Х1-ХП. С.35-43; г.Пародия в прозе Некрасова (сатирическое мастерство полемика)//Там же Л., 1988. Вып.1Х. С.54-68. деятельности. Не менее важно и другое. Наделенный от природы даром целеустремленности, поэт неизменно восхищался мыслью Белинского, обаянием его личности, его неуемной энергией.

Пушкин и Гоголь - два феномена в истории литературы и культурной традиции России, без которых невозможно представление о творческих сближениях и расхождениях Тургенева и Некрасова.

Начнем с Пушкина. Для Тургенева-художника, воспитанного на классиках, Пушкин во все времена оставался "высоким проявлением русского поэтического гения" (х/^3). Мир Пушкина как неотъемлемая часть духовной культуры писателя присутствует и в его юношеских поэмах ("Параша", "Помещик", и в повестях и романах, и в "стихотворениях в прозе" и в многочисленных предисловиях к французским переводам стихотворений Пушкина, его драматических сочинений, неизданной главы из "Капитанской дочки", и в известной речи на открытии памятника поэта в Москве, и в переписке.

Совершенно очевидно, что "пушкинское" у Тургенева не только примета "литературности",- а нечто большее и сущностное в его творчестве. Писатель всегда свободно, возможно, и непроизвольно опирался на логику художественного мышления Пушкина, а потому "пушкинское" в его произведениях естественно и органично. В основе пушкинского творчества лежит полнота и цельность художественного и исторического сознания, что ощущается и в поэтическом стиле Тургенева, несмотря на то, что его художественный опыт приходится на иную эпоху общественной дисгармонии. Очевидно природа талантов этих художников так близка, что создается впечатление подлинного литературного родства. По-видимому, потому типы, образы, аллюзии пушкинской поэзии являются для Тургенева естественной формой собственных поэтических раздумий и воплощений.

У Тургенева свое видение художественного мира Пушкина и безоговорочное приятие пушкинского "классического чувства меры и гармонии" (ХУ, 73). Эту особенность отмечали и современники. Анненков проницательно заметил, что с Пушкиным Тургенева роднит "внутренняя искренность чувства и правда мысли". Некрасов одним из первых назвал Тургенева "поэтом более, чем все русские писатели после Пушкина, взятые вместе". 06 этом же, но иными словами писал Салтыков-Щедрин после смерти Тургенева.

Вполне естественно, что Тургенев никогда не вступал в полемику с своим великим предшественником, нет в его творчестве и "поэтических диалогов" с ним. В то же время пушкинские реминисценции, аллюзии (характерная примета поэтики тургеневской прозы) выполняли в его текстах самые разные назначения, как правило, структурообразующие. Они служили характеристикой героев: чтение стихов Пушкина Николаем Петровичем Кирсановым в "Отцах и детях";Наталия Петровна Ласунская знала наизусть Пушкина и часто "загадывала" по Пушкину. Одно из упоминаний стихов Пушкина Базаровым, нарочито пародийное ("Кстати, он должно быть, в военной службе служил <.> Помилуй, у него на каждой странице: "на бой, на бой за честь России! - УШ, 325-326) примечательно для характеристики поэта глазами "нигилистов" - шестидесятников.1 Завуалированное присутствие стихотворения Пушкина "Телега жизни" в "Рудине" создавало музыкальный и смысловой фон романа, в известной степени предопределяляя его философскую наполненность и композиционный строй.

Чаще всего Тургенев прибегал к прямому цитированию Пушкина ("Рудин", "Клара Милич (После смерти)", "Стихотворения в прозе" и др.). Одна из самых "пушкинских"по обилию цитат и их многофункциональной роли в поэтике - повесть "Затишье" (изданнд^во французском переводе под названием "Antchar" с прозаическим переводом стихотворения, выполненным Тургеневым и Л.Виардо).2 Здесь трижды цитируется "Анчар", используется стихотворение "Кто знает край, где небо блещет." и "маленькая трагедия", "Каменный гость".

1 Источником подобного "прочтения" Пушкина, как правило, называется отзыв Н.Успенского, который в одно из посещений Тургенева в Париже в 1861 году "счел долгом бранить Пушкина, уверяя, что Пушкин во всех своих стихотворениях только и делал, что кричал: "на бой, на бой за святую Русь" (1У, 182). Можно назвать и другой. С суждением Базарова и Н.Успенского перекликались и некрасовские строки: "Иди в огонь за честь отчизны." ("Поэт и гражданин"^ Ощутима здесь и контаминация стихотворных строк как из "Поэта и гражданина", так и из пушкинских "Бородинской годовщины", "Клеветникам России" и даже "Полтавы".

2 Интерес литературоведов к теме перекличек и аналогий у Пушкина и Тургенева отмечен.; в статье: Мостовская H.H. "Пушкинское" в творчестве Тургенева^сская литература. 1997. № 1. С.28-37.

Анчар" - самое метафорическое стихотворение Пушкина, которое можно понимать очень широко: и как символ неизбежности и закономерности зла живой природы, и как власть человека над человеком, и как проблему, точнее символ трагичности судьбы.

Тургенев по-своему интерпретирует это стихотворение и в этом следует пушкинской воле: не затушевывать и не ограничивать художественного смысла его творения. По глубокой значимости, которую оно несет в повествовании Тургенева, оно антиномично названию повести. На фоне благодатного затишья возникает извечная человеческая трагедия, знаком которой и служит пушкинское стихотворение. То, что Тургенев придавал особое значение "Анчару" видно по правке в черновом автографе, в многочисленных вариантах и в первоначальном его названии "Дерево смерти" (у Пушкина "Древо смерти").

Цитирование в повести близко к пушкинскому тексту сцены из "Каменного гостя" (диалог Дона Карлоса с Лаурой) в форме своеобразного пересказа ее героем (Веретьев) символизирует иную жизненную позицию -эпикурейство. Эпикурейская философия героя терпит неизбежный крах, что созвучно тургеневскому мироощущению. Так, опираяясь на пушкинские образы, Тургенев переносит философское, трагедийное содержание повести в глубину подтекста. На поверхности остается традиционная заземленно реальная сюжетная канва, лишь косвенно затрагивающая основную тургеневскую тему, присущую всему его творчеству: смертная тоска по недостижимому человеческому счастью, любовь и смерть, красота и зло.

Так же естественно и органично писатель апеллировал к Пушкину, защищая свободу творчества в пушкинском понимании слова. Он часто цитировал (в письмах, своих произведениях) стихи из стихотворения "Поэту", считая, что их "каждый начинающий писатель должен вытвердить наизусть и помнить как заповедь: дорогою свободной Иди, куда влечет тебя свободный ум." (Х}У, 107)

1 См.: Измайлов Н.В. Из истории пушкинского текста: "Анчар, древо яда"//Пушкин и его современники. Л., 1927. Вып.31-32. С.3-14.

РО*" ? " >""

9 ГСС1,. , 1: < Ь! , ■ - /

Другими пушкинскими строками из этого стихотворения: "Услышишь суд глупца и смех толпы холодной." - Тургенев собирался воспользоваться в качестве эпиграфа к "Нови", роман, которым он намеревался "раскланяться с читателями". По-видимому этот эпиграф остался в стороне из-за его откровенно полемического смысла. Возможно потому, что уже тогда возник замысел стихотворения в прозе "Услышишь суд глупца.", посвященного судьбе писателя и общества, апофеозу свободы творчества, которую Тургенев -художник неизменно исповедовал и отстаивал по-пушкински.

И для Некрасова - поэта, прозаика, критика Пушкин также естественно и закономерно являлся эталоном мастерства, критерием оценки поэтических явлений. Однако, несмотря на обилие "пушкинского" в его собственном творчестве, говорить о литературном родстве Некрасова с Пушкиным невозможно.

В статье Тургенева "Несколько слов о стихотворениях Тютчева", написанной вслед за некрасовской "Русские второстепенные поэты", от которой Тургенев отталкивался, о Тютчеве говорится как о поэте, который "стоит решительно выше всех собратьев по Аполлону" (У, 423). Имеются в виду Фет, Майков, Некрасов. Статья о Тютчеве написана в 1854 году, когда еще ничто не предвещало конфликта с Некрасовым, но оценочные акценты в ней расставлены весьма четко. Ощутим и общий строй эстетической мысли Тургенева, сказавшейся в его оценке поэта: ".но на одном г.Тютчеве лежит печать той великой эпохи, к которой он принадлежит и которая так ярко и сильно выразилась в Пушкине" (У, 423). Некрасов же для Тургенева - иное, новое явление. В этой статье он назван одним из даровитейших "теперешних" поэтов, талант которого отмечен "энергической, часто сухой и жесткой страстностью". В эпитетах "часто сухой" и "жесткий" скрытно присутствует оттенок негативной оценки, неприятия. Тургенев отдает предпочтение тютчевской поэзии, по своей эстетической природе ему наиболее близкой. "О Тютчеве не спорят", - писал он Фету (Ш, 254).

Пушкин прочно вошел в эстетическое сознание молодого поэта, первые стихотворения которого ("Мысль", сборник "Мечты и звуки") отмечены подражанием пушкинской поэтической форме, обилием парафраз, эпиграфов из Пушкина и других литературных источников. Любопытен в этой связи один из первых рассказов девятнадцатилетнего автора: "Без вести пропавший пиита". Пушкинские строки, намеки на пушкинское смело введены в его комический контекст и используются в качестве литературной игры. При этом диапазон знакомства с творениями поэта заметно расширяется. Реминисценции же приобретают вид не цитат, а тем, мотивов, иронически переосмысленных и сниженных.

Так отрывок из трагедии" пииты Грибовникова

О детищи мои! о верная жена! -Федотыч в ярости взывает, -Заутро, может быть, мне плаха суждена, Уж смерть мне взоры осклабляет! (7, 57) представляет собой травестированную переделку монолога Мазепы ("Полтава": "Заутро казнь. Но без боязни/Он мыслит об ужасной казни."), равно как и отрывка из стихотворения Пушкина "Андрей Шенье":

Я плахе обречен. Последние часы Влачу. Заутро казнь.

Усеченная цитата из пушкинского стихотворения "Анчар" легко улавливается и в пересказе пиитой содержания трагедии "Федотыч": "он клянется погубить врага тлетворным ядом-иль мечом" (7, 57). Последние строки Некрасов выделяет курсивом как знак чужого слова. Так посредством включения в пародийный текст такого рода высоких пушкинских реминисценций (явных и едва уловимых) усиливается комизм повествования.

Встречается в некрасовском тексте и скрытая отсылка к Пушкину в качестве перепева пушкинских строк, комически прокомментированных героем - все это выполнено в том же духе литературной игры, рассчитанной на узнавание. Цитирование стихов из романтической поэмы Пушкина "Братья разбойники" выглядит так. После строк "Мне холодно, - я в ад хочу!" пиита Грибовников делает "невеликое отступление". "Что вы скажете насчет последнего стиха, произнесенного героем трагедии? А?! не напоминает ли он вам чего-нибудь этакого великого, колоссального? Подумайте, подумайте! <.> Что забыли! Помните ли вы сей стих из ямбической поэмы "Разбойника":

Мне душно здесь - я в лес хочу! Повторите теперь мой: "Мне холодно, - я в ад хочу!" Что, не та же сила, гармония, звучность, меланхолия? Это просто пандан-с. - Правда, правда: таланты равносильны." (7, 57).

Так, с опорой на Пушкина в рассказе осуществляется снижение романтических канонов ("Братья разбойники") и как зримый результат возникает травестирование высокой темы таланта художника. Подобного рода прозаический опыт предварял написанную в 1846 году Некрасовым совместно с Тургеневым эпиграмму "Послание Белинского к Достоевскому", равно как и эпизоды в повести Некрасова "В тот же день часов в одиннадцать утра.", отмеченные пародией на стиль повести Достоевского "Двойник". Уже в рассказе "Без вести пропавший пиита", написанном в пародийно-комическом стиле, так же как и в "Мечтах и звуках", обозначена одна из ведущих тем Некрасова: тема поэта и поэзии, связанная с размышлениями автора о собственной судьбе художника, о путях развития русской поэзии, о поэтах обыкновенных и "колоссах", "светилах", к которым он относил Шекспира, Пушкина, Лермонтова. Не случайно слово "поэт" - одно из самых часто повторяемых в его переписке, статьях.

У зрелого Некрасова много стихотворений, посвященных этой теме ("Блажен незлобивый поэт.", "Муза", "Замолкни муза мести и печали!.", "Уныние", "Поэту (Памяти Шиллера)? "Поэту", весь цикл стихотворений "Последние песни" и др). Хотя сам он, так же как и "заново открытый" им поэт Ф.Тютчев не любил распространяться по этому поводу. Исключением являются его письма к Тургеневу, проникнутые самыми искренними признаниями о том, как он пишет стихи.1 Лирические же сентенции о творчестве)рассыпанные в его

1 Вот одно из них в письме от 17 ноября 1853 г. ". стихи одолели - т.е. чуть ничего не болит и на душе спокойно, приходит Муза и выворачивает все вверх дном; и добро бы с какой-нибудь пользой, а то без толку - начинается волнение, скоро переходящее границы всякой умеренности, - и прежде чем усдею стихотворениях, не столько автопризнания, сколько особенности его поэтики, естественная дань литературной традиции.

В этом ряду стихотворение "Поэт и гражданин" занимает особое место.

Одно из центральных в творческой жизни Некрасова оно воспринимается и как характерный знак его поэзии, и как примета общественно-литературной жизни эпохи. С ним связаны и множество официозных мифов, литературных преданий и окаменевшая традиция усматривать в стихотворении только боевое революционно-демократическое звучание", только, "общественнополитическую и эстетическую декларацию" (такие формулировки встречаются к в академическом издании), что естественно затемняет самое главное

Некрасова-художника. Поводом к подобному мифотворчеству служил в какойто мере поэтический строй стихотворения, его художественная система, присущая ему диалогичность.

Стихотворение Некрасова отличает и ярко выраженный литературный подтекст. С одной стороны автор обращался к литературным образцам и Р-ев ромапаи^ТТшгьзуясь ими как строительным материалом. По сути же эта литературность становилась стилем его художественного мышления. Ведь стихотворение вовсе не исчерпывается диалагами Поэта и Гражданина. Оно многоголосо и словно преднамеренно противоречиво. В нем, кроме Гражданина, несколько "поэтов", в том числе и тот поэт (не Пушкин), к которому Гражданин обращается с парадоксальным лозунгом, доведенным до крайности и провозглашенным явно полемически: Поэтом можешь ты не быть^ Но гражданином быть обязан Именно эти строки чаще всего цитируются в отрыве от контекста, без учета в них метафоры, при этом приписываются - как прямой призыв - самому Некрасову. овладеть мыслью, а тем паче хорошо выразить ее, катаюсь по дивану - и так, пока не угомонится сверлящая мысль". Тургенев тоже писал о трудностях писательского "ремесла", в котором "удовльствия довольно мало - да оно так и следует: все, даже артисты, даже богатые, должны жить в поте лица. а у кого лицо не потеет, тем хуже для него: у него сердце либо болит, либо засыхает" (Ш, 281). Он же называл "престранными условия, при которых совершается так называемый литературный процесс" и сравнивал его с "запоем".

Между тем литературная родословная стихотворения обуславливает и множество его других тем и образов. Известно, что центральное место в нем принадлежит Пушкину ("Учитель "Пушкин и "Спаситель Пушкин"), авторским размышлениям о поэте-художнике, как о живом явлении современной литературы, как о феномене, с которым связаны надежды Некрасова на поэта будущего. Пушкинская тема в таком направлении намечалась и раскрывалась и в статьях и рецензиях Некрасова ("Русские второстепенные поэты", "Заметки о журналах", насыщенных реминисценциями из стихотворений Пушкина "Поэту", "Поэт и толпа", "Муза", "Румяный критик мой" и др.), предваряющих "Поэта и Гражданина". В период работы над стихотворением ("пищу длинные стишищи и устал" - сказано в письме к Тургеневу) Некрасов писал о Пушкине в высоких библейских тонах, используя пафос и стилистику декабристской ораторской прозы: ". поучайтесь примером великого поэта любить искусство, прврду и родину и, если Бог дал вам талант, идите но следам Пушкина, стараясь сравняться с ним если не успехами, то бескорыстным рвением, по мере сил и способностей, к просвещению, благу и славе отечества!" (112, 214). И библейская статистика при обращении к Пушкину, определившему для Некрасова критерии эстетических и этических ценностей в период работы над "Поэтом и гражданином" неслучайна.1 Тем более, что поэт призывал не к подражанию, а к высокому служению искусству, напоминая о подлинной творческой преемственности, на которой и - зиждится русская духовная культура.

Пушкинское" в стихотворении Некрасова присутствует в обилии реминисценций, в том числе и в процитированных в нем известных строках из стихотворения "Поэт и толпа":

Не для житейского волненья Не для корысти, не для битв, Мы рождены для вдохновенья, для звуков сладких и молитв (2, 6)

1 О том, что вся вторая половина 50-х годов проходит для Некрасова, под знаком Пушкина" см.: Скатов H.H. Некрасов. М., 1994. С.217. "

С разными интонациями они присутствуют в статьях многих литераторов от Гоголя до Дружинина и Писарева. Именно в связи с ними велась полемика по поводу так называемого "чистого искусства" и обличительного направления в литературе. Некрасов цитирует их так же, как это делали его предшественники, преднамеренно отрывая их от контекста превращая их в клише. А ведь у Пушкина этим строкам предшествовали другие, в которых звучала мысль о высоком служении поэта, о поэте-жреце, провозвестнике будущего:

Но позабыв свое служенье Алтарь и жертвоприношенье, Жрецы ль у вас метлу берут?

Одиозным для некрасовского времени отрывком из Пушкина восхищается и Поэт и Гражданин:

Да звуки чудные. Ура! И я восторг твой разделяю (2, 7)

В этих словах нет и тени иронии. В данном контексте "ура!" - знак восторженного одобрения, нет здесь и "подтягивания" образа Гражданина к Поэту (Г.В.Краснов), ведь за Гражданином тоже стоит Некрасов со своими раздумьями и сомнениями о назначении поэзии и собственном призвании.

Апелляция к Пушкину не ограничивается у Некрасова только цитированием знаменитых строк. По существу автор "Поэта и гражданина" обращается к стилистике и поэтической структуре стихотворения "Поэт и толпа" целиком, по-своему прочитывая его. Ведь пушкинское стихотворение изобилует полярнопротивоположными эстетическими декларациями, а авторская позиция не сводится ни к одной из них, так как для автора важна их соотнесенность, диалог и размышление. Как это ни парадоксально на первый взгляд, у Пушкина нет прямой противопоставленности поэта и толпы, напротив, здесь речь идет об их взаимозависимости. А потому главное у Пушкина диалог, поиск, раздумье. И у Некрасова Гражданин в известной мере эквивалент пушкинской "толпы, поучающей поэта, ждущей от него "пользы" и "цели". "К какой он цели нас ведет?", "Какая польза нам от ней", "Ты можешь, ближнего любя,/Двать нам смелые уроки" - все эти элементы эстетической программы просветительского толка не остались незамеченными Некрасовым. Ведь у Пушкина толпа "навязывает" поэту дискуссию и поэт, несмотря на провозглашенную им эстетическую программу ("Не для житейского волненья/не для корысти, не для битв") выступает в конце концов как сатирик и проповедник.

Ту же функцию выполняет в некрасовском стихотворении и Гражданин. Это он побуждает поэта спорить об искусстве, поучает, подсказывает ему темы, отвергая резоны и сомнения поэта.

В пушкинском ключе звучит и заглавие некрасовского стихотворения: "Поэт и гражданин" (аналогичное "Поэту и толпе"), подразумевающее диалог, оппозицию и возможное открытое авторское решение.

У Пушкина диалог происходит в настоящем времени: нет ни прошлого, ни будущего. У Некрасова речь также идет о современной поэзии, а "спаситель Пушкин"! ее участник. Вот почему Гражданин легко меняет тему разговора и переходит от оценки пушкинских стихов к современности, к творчеству своего собеседника ("Но признаюсь твои стихи/Живее к сердцу принимаю"). И далее Гражданин для обоснования своей позиции неожиданно обращается (вне всякой связи с предыдущим текстом) не к Поэту-собеседнику и не к Пушкину, а к поэту из стихотворения "Поэт и толпа" ("А ты, поэт! избранник неба.") до предела развивая пушкинский диалог поэта и толпы. При этом естественно Некрасов использует пушкинские ремисценции, его высокую тональность.

Так Некрасов полемизирует с пушкинским Поэтом (своеобразным эталоном романтической поэтики, ведь пушкинский Поэт-романтик) ни в коей мере не отождествляя его с автором ("Спаситель Пушкин!"), и придает пушкинскому стихотворению новый современный смысл.

В "Поэте и гражданине" присутствуют и другие литературные источники, скрытые и явные. Известно, что в самом названии есть перекличка с поэмой Рылеева "Войнаровский", есть у Некрасова и незамеченные в литературе реминисценции из Радищева и другие.

Наиболее значима для Некрасова апелляция к Гоголю. Она заметна не только в диалоге "Проснись: громи пороки смело. А! знаю: "Вишь, куда метнул!"", но и в намеках на Гоголя-проповедника ("Учить других - потребен гений.ДТотребна сильная душа"), автореминисценциях из стихотворения "Блажен незлобивый поэт." ("Блажен безмолвный гражданин", "Блажен болтающий поэт"), написанного на смерть Гоголя и о Гоголе. И это естественно. В некрасовском стихотворении заключен прямой отклик на журнальную полемику того времени о пушкинском и гоголевском направлениях в литературе, реакция и на появившиеся в печати новые материалы о Гоголе, впервые осветившие личность писателя, глубокую выстраданность его трагического пути.

Преклонение перед самоотвержением и жертвенной гибелью Гоголя-художника (об этом Некрасов писал Тургеневу) ассоциативно связано с афористическими стихами (монолог Гражданина), звучащими как заклинание:

Иди в огонь за честь отчизны, За убежденье, за любовь. Иди и гибни безупрёчно. Умрешь недаром: дело прочно, Когда под ним струится кровь. (2, 9)

Именно эти стихи послужили поводом к вульгаризаторскому истолкованию их досужими комментаторами и более того к дурному

1 О функциях многочисленных литературных источников в стихотворении Некрасова см.: Мостовская H.H. Стихотворение. ;,Поэт и гражданин" в литературной "£радиции//Карабиха. Историко-лит.сб^Ярославль, 1997. Вып.З. С.67-80.

2 Сочинения Н.В.Гоголя, найденные после его смерти. М, 1855; Записки о жизни Н.В.Гоголя, составленные из воспоминаний его друзей и его собственных писем. СПб., 1856. Т. 1-2. В это же время завершилось издание Сочинений и писем Гоголя в 6-ти томах, начатое самим писателем и законченное его племянником Н.П.Трушковским. М., 1855-1856. Интерес к мифотворечству по поводу "гражданских деклараций" Некрасова. Хотя очевидно, что только сознательное небрежение символикой поэтического слова и преднамеренное истолкование его "даегт возможность" увидеть призыв "поэта революционного-демократа" к кровью омытому переустройству общества.

Между тем по сути своей и стилистике этот пассаж восходит к Священному Писанию, к теме жертвенности, искупления, победы над смертью, совершаемой Христом во имя спасения человечества. В Первом соборном послании Св.апостола Петра сказано: "По предведению Бога Отца, при освящении от Духа, к послушанию и окроплению кровию Иисуса Христа: благодать вам и мир да умножится".

Так в поэтическом строе стихотворения естественно сосуществуют самые разные стилистические тональности в их заведомой противоположности. Но его цельность и художественное единство при этом вовсе не нарушается. Напротив, в обращении к неоднородным, на первый взгляд, литературным источникам есть своя внутренняя логика. Автор не провозглашает своей непререкаемой эстетической и этической позиции, а размышляет и приглашает читателя к тому же.

Оценка Тургеневым этого стихотворения неизвестна (по-видимому, его письмо с отзывом не сохранилось), но что он знал его - бесспорно, так как сборник "Стихотворений" Некрасова он получил, также как и Герцен. В письме к Тургеневу от 11 января н.ст. 1857 г. Герцен писал, что находит у Некрасова "сильный талант, хотя сопряженный с какой-то злой сухостью и угловатой обрывчатостью". В таком же духе он высказался в другом письме к нему, где назвал стихотворение "Поэт и гражданин" "статьей", "сумбуром" пушкино-гете-лермонтовским и отказал Некрасову в классической традиции, заметив: "Некрасову вовсе не идут слова Муза и Парнас".

Можно высказать предположение, что и мнение Тургенева не сильно разнилось от герценовского, ведь стихотворение "Поэт и гражданин"

Пушкину всколыхнулся и в связи с выходом в 1855 году "Материалов для биографии Пушкина" (СПб., 1855), подготовленных П.В.Анненковым. 1 Библия: Первое послание Св.Петра. Гл.1, ст.2; ср.: Откровение Иоанна Богослова. Гл.1, ст.5. посвящено искусству и служению ему, а в этих вопросах Тургенев был солидарен с Герценом, а не с Некрасовым. Кроме того, полемические строки: "Так я, по-твоему, - великий, Повыше Пушкина поэт? <.> Нет, ты не Пушкин. Но покуда/Не видно солнца ниоткуда/С твоим талантом стыдно спать." (диалог Поэта и Гражданина), давшие повод к йамым различным истолкованиям их в критике, могли насторожить Тургенева. Возможно, даже такое "противопоставление" современного поэта и Пушкина могло вызвать неприятие Тургенева.

Другой важной вехой, сближающей Тургенева и Некрасова, был Гоголь. Некрасовская концепция гоголевского творчества формулировалась в известных эпистолярных и журнальных суждениях поэта. Воплощалась она и в его творчестве. В этой связи роман "Тонкий человек, его приключения и наблюдения" особенно показателен как этап в постижении Гоголя, в становлении поэтики Некрасова-прозаика, оказавшей влияние и на его поэзию. В нем есть одно авторское отступление, имеющее прямое отношение к теме "гоголевское" у Некрасова. Сформулированное героем-повествователем в ироническом тоне, оно проникнуто глубокими раздумьями о поисках своего художественного стиля, о литературной преемственности, и, что особенно важно, в нем содержится признание властного исхода от гоголевских начал.

Приведем его. "Да! славное сравнение! Нет сомнения, что оно принадлежит мне. Я его нигде не читал, ни от кого не слыхал, оно пришло в мою голову, оно мое. Но отчего же мне первому кажется, что я его украл. у Гоголя? Неужели сила гения так велика, что он кладет клеймо даже на известный род мыслей, которые могут родиться в голове другого? Или я ошибаюсь, и это просто общее место, пошлая мысль, которой я дал, благо готова, форму сравнений Гоголя. Или форма-то меня и сбивает, и в чужой форме мне и самая моя мысль моя кажется чужой? А своей формы я не умею дать. Кто решит мне эти вопросы? Я их не в силах решить. И вот почему я никогда не мог бы быть писателем" (7, 444-445).

Если исключить здесь иронию, окрашивающую это авторское отступление, становится очевидным: герой-повествователь (а за ним Некрасов) как бы подводит итоги сделанному в литературе после Гоголя (в том числе писателями "натуральной школы"), вступает в диалог с мощной литературной традицией Гоголя, стремясь разгадать парадоксы гоголевской поэтики, природу и причины ее воздействия. Еще в 1843 году в рецензии на книгу Булгарина "Очерки русских нравов, или Лицевая сторона и изнанка рода человеческого" молодой Некрасов выделил самое существенное в художественном даровании Гоголя: его неповторимый стиль (говоря словами Гоголя, "слог"). Здесь же он отметил главные особенности таланта писателя: "истинный юмор", "художественное воспроизведение действительности", "живую и одушевленную речь". При этом он проницательно угадал: "подделки" под эти достоинства невозможны без того, "чтобы их тотчас не распознать" (П2, 92). Высказанное суждение показательно для некрасовского восприятия Гоголя, оно осталось неизменным на протяжении всего творческого пути.

Творчество Некрасова-прозаика приходится на эпоху, названную Герценом "сознательно гоголевским направлением". Оно вбирает в себя исповедально-обличительное развитие русской литературы, активными деятелями которой были и сам Герцен, и Тургенев, и Достоевский, и Григорович, и Островский. Все эти художники прошли "школу" овладения гоголевскими темами, сюжетами, мотивами, приемами, стилем.

И все-таки специфические стороны поэтики Гоголя принадлежали исключительно Гоголю и не были продолжены никем из его последователей. Некрасов признал это одним из первых. "Гоголь неоспоримо представляет нечто совершенно новое среди личностей, обладавших силою творчества, нечто такое, чего невозможно подвести ни под какие теории, выработанные на основании произведений, данных другими поэтами" (112, 194), - писал он позднее. По-видимому, поэт ощущал неповторимость и загадочность гоголевского творчества и ранее.

Тургенев был вполне солидарен с Некрасовым в признании уникальности творческой личности Гоголя. Он тоже называл себя учеником и последователем Гоголя, но он же очень прницательно заметил по этому поводу в одном из писем: "я лучше всех знаю, где жмет сапог Гоголя". Свое, индивидуальное в постижении Гоголя проявилось у Некрасова в том, что он оставался поэтом. По-видимому, потому молодой литератор обращался к самому сложному в гоголевской стилистике - к лирическим отступлениям -авторской речи, окрашенной в многоцветные тона: от эмоционального разговора с читателем до иронических оценочных отступлений и комических рассуждений.

Обилие авторских отступлении, отмеченных близостью к гоголевской стилистике прослеживается в романе "Жизнь и похождения Тихона Тростникова", ставшем для писателя своеобразной литературной шкалой. И дело не в перечне подобных отступлений, любопытных самих по себе и объясненных в реальном комментарии к роману (8, 62, 135, 229). Анализ черновых рукописей, многочисленных вариантов, набросков романа позволяет утверждать, что в процессе работы у Некрасова складывалось свое понимание художественного дарования Гоголя. Оно найдет отражение и в его критике, и в его поэзии ("Блажен незлобивый поэт"). Очевидно, что молодому писателю были созвучны не только ирония, юмор, сатиричность, присущие Гоголю, многие его темы и образы, но и их стилистическое выражение. Приведем лишь несколько характерных сопоставлений. В начале романа Некрасова содержится патетическое обращение к юношам, избравшим профессию литератора, осознать высокое назначение поэзии, не совершить преступления против искусства. "О юноши! О вы, недавние гости мира, принимающие необузданное кипение крови в молодых жилах ваших за вдохновение. упражняйте в чем угодно ваши силы, но ради неба, ради искусства вечного и святого - оставьте поэзию, оставьте и не касайтесь ее до той поры, пока сознаете в себе силу понимать ее высокое и святое значение! Умоляю вас счастием и спокойствием вашей будущности, потому что я не знаю на моей совести преступления, которое казалось мне более сильным, которое сильнее бы меня мучило и чаще возмущало мои сновидения, как преступления против искусства, против поэзии! Но ничем не искупаются грехи против искусства. Человек, однажды осквернивши искусство, или навсегда лишается способности понимать его, или боится к нему приблизиться, чувствуя себя недостойным его. Раз попранное ногами, оно навсегда отвращает чело от своего осквернителя, и нет ему святых даров его, нет ему капли из вечно живого источника утешений, которые почерпают в искусстве люди, подходящие к нему с трепетом и благоговением!" (8, 62).

Исполненное романтической патетики и стилистики, это лирическое отступление вбирает в себя и литературные реминисценции и автореминисценции. Строки "необузданное кипение крови в молодых сердцах ваших за вдохновение." представляют собой парафразу начала стихотворения Лермонтова "Не верь себе", посвященного теме драматической судьбы поэта; перекликаются они и с заключительной строфой стихотворения самого Некрасова "Тот не поэт" из сборника "Мечты и звуки". Включенное в текст повествования, посвященного "низкой" природе (тема "петербургкских углов", поиски героем литературного пристанища как средства существования и т.д.) это авторское отступление усиливает антитезу высокого предназначения человека и его пошло реального существования.1 Мотив типично гоголевский. "Боже! что за жизнь наша! Вечный раздор мечты с существенностью!"

Рассуждение писателя о служении искусству отмечено и автобиографическими нотками - воспоминаниями о неудаче со сборником "Мечты и звуки". По содержанию, эмоциональному и учительному тону оно соотносится с лирическим отступлением в шестой главе "Мертвых душ" -проникнутым элегическим настроением обращением к юношеству. "Забирайте с собою в путь. в суровое ожесточенное мужество, забирайте с собою все человеческие движения, не отставляйте их на дороге; не подымете потом!" (6, 127). Гоголевскую тему трагического омертвения старости Некрасов оставляет пока в стороне (позднее, в 1874 году, она прозвучит в его стихотворении "Уныние").

1 Анализ других авторских отступлений и реминисценций из Гоголя, содержащихся не только в романе "Жизнь и похождения Тихона Тростникова", но и в повестях Некрасова см.: Мостовская H.H. 1)Гоголь в восприятии НекрасоваШекрасовский сб. Л., 1983. Вып.УШ. С.25-35; 2) Постижение Гоголя//Вершинина Н.Л., Мостовская H.H. "Из подземных литературных сфер.". Очерки о прозе Некрасова (учебное пособие по спецкурсу). Псков, 1992. С.58-73. О знакомстве Гоголя с молодыми литераторами, в том числе с Тургеневым и Некрасовым см.: Мостовская H.H. Гоголь и натуральная школа//Русская литература. 1988. № 1. С. 180-185.

2 Гоголь Н.В. Полн.собр.соч.: В 14 Т. М., 1938. Т.З. С.30. Далее ссылки на это издание даются в тексте с указанием тома и страницы.

В еще большей степени некрасовское лирическое обращение обнаруживает сходство с рассуждениями Гоголя о высоком назначении поэта-художника, о его подвижничестве во имя служения искусству в повести "Портрет". "Талант есть драгоценный дар Бога - не погуби его!., выше всего, что ни есть на свете, высокое создание искусства" (3,135).

Как ни мозаичен по своим истокам некрасовский отрывок, его содержание очевидно было бы одобрено Тургеневы, если бы ему удалось прочитать черновики этого романа. Именно здесь Нерасовым сформулирована дорогая для Тургенева мысль о самоценности искусства, важнейшего вида человеческой деятельности.

Приведу еще одно лирическое отступление в романе, соотносящееся с гоголевской тональностью, но очень родственное Некрасову. Гоголевская "одушевленная речь" звучит также в исполненном боли и сострадания авторском раздумье о судьбе униженной и бесприютной женщины (в третьей части романа): "Грустно делается мне." (8, 233). Это авторское отступление несколько раз переделывалось (имеет множество вариантов) в поисках нужной выразительной лексики. Элегический настрой создается здесь многократным повторением зачина (примета гоголевской поэтики): "Грустно делается мне, когда я вижу.", - в результате появляется почти стихотворная музыкальная фраза: "Тоска на меня нападает смертельная, и не знаю я, как от нее отмолиться" (8, 526). При всем родстве этих строк с гоголевскими ("Как много в человеке бесчеловечья" - 3, 144) в них отчетливо намечена и самостоятельная трагическая некрасовская тема ("Песнь покаяния" - "Рыцарь на час"), ставшая ведущей в его поэзии. Так многообразная смысловая и стилистическая гамма гоголевских авторских отступлений, глубоко и органически сочетавшая в себе первоначальное единство стихов и прозы, давала молодому писателю мощный творческий импульс. Не случайно одно из лучших стихотворений Некрасова "Блажен незлобивый поэт", написанное по мотивам зачина седьмой главы "Мертвых душ" и навеянное смертью Гоголя, посвящено теме поэта и поэзии.

И опять творческая перекличка с Некрасовым. Некрологическая статья Тургенева ("Письмо из Петербурга", написанная под впечатлением только что прочитанного стихотворения "Блажен незлобивый поэт", начиналась в стиле гоголевских авторских отступлений: "Гоголь умер! Какую русскую душу не потрясут эти два слова? (Х1У, 72).

Тема уникальности Гоголя как художника (особенностей лиризма, которым проникнуто все творчество писателя) в центре критических статей Некрасова, в том числе его "Заметок о журналах за октябрь 1855 года", посвященных полемике с А.Ф.Писемским о Гоголе. Статья написана в период острого интереса к Гоголю и литературных споров вокруг его имени. Здесь дана развернутая оценка лучших страниц второго тома "Мертвых душ" и изложена некрасовская концепция дарования и личности Гоголя в их нераздельном единстве. По-существу Некрасов одним из первых писал о Гоголе-мыслителе и о его нравственных исканиях: ". в суждениях наших о недостатках и ошибках Гоголя не забудем, что он был не только художник, но и проницательный, строгий критик своих произведений (1Ь, 195).

С этой оценкой корреспондирует его высказывание в письме к Тургеневу (от 12 августа 1855 г), в котором личность и творчество Гоголя осмыслялась так же как единое целое: "Вот честный-то сын своей земли! Больно подумать, что частные уродливости этого характера для многих служат помехою оценить этого человека, который писал не то, что могло бы нравиться, и даже не то, что было легче для его таланта, а добивался писать то, что считал полезнейшим для своего отечества. И погиб в этой борьбе, и талант, положим, свой во многом изнасиловал, но какое самоотвержение!"

В отличие от Некрасова Тургенев, тонкий художник и ценитель таланта Гоголя, автор проникновенной некрологической статьи о нем и воспоминаний, не отдал должного самоотвержению писателя, не принял его проповеднического и учительного тона. В письме к Дружинину он назвал "Авторскую исповедь" "смутной чепухой", "самолюбивой возней с самим собою". Анненкову же он заметил по поводу пятой главы "с невыносимым откупщиком Муразовым"(второго тома "Мертвых душ"). "За что же губить и ломать, и коверкать себя?" (П, 184, 308).

В то же время в оценке сущности гоголевского и пушкинского направлений в самый разгар журнальной полемики по этому поводу и Тургенев и Некрасов были единодушны, будучи уверены в том, что это не две разнонаправленные дороги, а один и тот же путь развития отечественной словесности.

Начало сотрудничества обоих в "Современнике" до середины 1850-х годов отмечено возникновением подлинной дружбы, человеческой и литературной. Оба мастера основательно интересовались творчеством друг друга. В большей мере это относится к Некрасову. Ни об одном из русских художников слова он не писал так много, так часто и с таким пиететом, как о Тургеневе. Шутливая строка "И в этом боязливом муже я все решительно люблю" (из стихотворения "Я посягну на неприличность.^ 1853) - не фраза, а искреннее признание, оставшееся в душе поэта на всю жизнь.

Известно, что Некрасов ценил в своем друге не только огромный талант ("он в своем роде стоит Гоголя"), но и его индивидуальные особенности, которые, по мнению поэта, состояли в способности Тургенева "дать нам идеалы, насколько они возможны в русской жизни". Сказано в письме к В.П.Боткину 24 ноября 1855 года в период работы над "Рудиным". Год с небольшим спустя под впечатлением повестей "Фауст", "Яков Пасынков", "Три встречи" Некрасов намеревался написать об их авторе обстоятельную статью "для публики". "Может быть, скажу что-нибудь, что тебе раскроет самого себя как писателя: это самое важное дело критики". - обращался он к Тургеневу в письме от 26 марта (7 апреля) 1857 г. Статья не бьша написана. Но по существу ее конспект изложен в этом же письме вдохновленными строками: "Ты поэт более, чем все русские писатели после Пушкина, взятые вместе". Далее Некрасов разъясняет свою мысль: ". ты один из новых владеешь формой -другие дают читателю сырой материал, где надо уметь брать поэзию <.>. Прошу тебя - перечти "Три встречи", - уйди в себя, в свою молодость, в любовь, в неопределенные и прекрасные по своему безумию порывы юности, в эту тоску без тоски - и напиши что-нибудь этим тоном. Ты сам не знаешь, какие звуки польются, когда раз удастся прикоснуться к этим струнам сердца, столько жившего - как твое - любовью, страданьем и всякой идеальностью".

При всей эмоциональности некрасовское суждение поражает проницательностью критического чувства, заставляет вспомнить о Белинском (его оценку Тургенева: "вы поэт и поэт истинный"), предвосхищает впечатление Салтыкова-Щедрина от "Дворянского гнезда" (("прозрачные, будто сотканные из воздуха, образы, это начало любви и света, во всякой строке, бьющее живым ключом"). Более того, оно оказалось во многом пророческим. Некрасов одним из первых заметил редкую художественную примету таланта Тургенева, его дар глубинного зрения, интуицию писателя, умевшего за частным видеть общее, в обыденном - идеальное. Не случайно поэту понравился удивительный тон повестей, тон "какой-то страстной, глубокой грусти". В сущности речь шла о внимании Тургенева к сверхчувственному и непознанному, к загадочному в человеческой психике, к человеческой судьбе как феномену. Об этом исследователи будут писать в начале 20-х годов нашего века, а после длительного перерыва обратятся к этой проблеме вновь.

Вера Некрасова в художнеческое чутье своего друга, в его способность предчувствовать новое, зарождающееся в общественной и литературной жизни России, побуждали поэта давать ему на прочтение почти все свои стихотворения до их публикации, делиться с ним своими замыслами, обращаться за советами. Все это нашло отражение в их переписке, в письмах Некрасова к Тургеневу, самых поэтичных из всего его эпистолярного наследия, в критических статьях поэта.

Тургенев не менее внимательно и пристрастно следил за творчеством Некрасова. При этом, отмечая достоинства и недостатки его поэзии, он неизменно опирался на важнейший для себя эстетический критерий -мастерств® Пушкина, ставшее для него неизменным мерилом подлинного свободного искусства. Он с воодушевлением встретил стихотворения молодого поэта. "Еду ли ночью по улице темной.", "Родина". В автобиографической записи Некрасова 1872 года отмечено: Тургеневу "нравятся и мысли и стих" (13г,48). Об этом же свидетельствовали и современники, в частности А.А.Беер. В стихотворении "Родина" Тургенева привлекли и "задатки отрицания" и то, что по своему художественному строю оно было близко пушкинской традиции, хотя Некрасов здесь полемизировал с Пушкиным (в них содержится иронический намек на его стихи о няне: "Зимний вечер" и "Вновь я посетил.",

1 См.: Топоров В Н. Странный Тургенев (Четыре главы) М., 1998. 192 и мо^с рецензию на эту книгу: Был ли Тургенев "странным"?//Русская литература. 1999. № 1. равно как и на стихи Н.М.Языкова "К няне А.С.Пушкина", "На смерть няни А.С.Пушкина").

Реминисценциями из Пушкина было проникнуто и другое некрасовское стихотворение - "Муза", по поводу которого Тургенев, прочитавший его в рукописи, писал: ". твои стихи хороши, хотя не встречается в них того энергического и горького взрыва, которого невольно от тебя ожидаешь -притом конец кажется как будто пришитым <.> Но первые 12 стихов отличные и напоминают пушкинскую фактуру" (П, 88). Первая половина тургеневского отзыва при цитировании часто опускается. Между тем здесь проницательно уловлена специфика некрасовского таланта, определившего новое направление в поэзии.

Тургенев "на память выучил" стихи "Давно - отвергнутый тобою." за то, что они "просто пушкински хороши" (П, 295). Пожалуй, на этом все известные положительные суждения Тургенева о поэзии Некрасова исчерпываются. К ним можно добавить несколько откликов на "Сборник стихотворений" 1856 года. В одном из них указана характерная черта поэзии Некрасова - огромное эмоциональное воздействие его стихов в их совокупности: "Некрасова стихотворения, собранные в один фокус, - жгутся" (Ш, 58). Эта оценка обычно не комментируется и приводится как доказательство безоговорочного признания поэта. Между тем ее смысл сложнее и разъясняется он, в известной мере, в сопоставлении с другим исторически проницательным суждением Тургенева, высказанном в это же время в другом письме, к В.П.Боткину: ". успех Некрасова дело знаменательное. Публике это нужно - и потому она за это хватается" (Ш, 47). Наблюдение сделано задолго до расхождения, но по своей сути оно не только перекликается с его поздними резкими оценками творчества поэта, но и как бы предуготовляет их.

В то же время о "громадном и неслыханном успехе" "Стихотворений" Некрасова Тургенев писал многим адресатам, в том числе А.И.Герцену: ". этого не бывало со времени Пушкина", а в мае 1856 г. сообщил поэту: ". в Москве твои последние стихи (особенно "Муза") произвели глубокое впечатление. Даже Хомяков признал тебя поэтом. Какого тебе еще лаврового венка?" (П, 358). И все-таки несходство эстетических позиций Тургенева и

Некрасова отчетливо просматривается уже в "современниковский" период и позднейшее отрицание Тургеневым поэзии своего прежнего друга представляется вовсе не таким неожиданным. Известно его недоумение по поводу строки "Служи не славе, не искусству." в стихотворении "Русскому приятелю", напечатанному в шестом номере "Современника" за 1855 г. (впоследствии строфы 3-5 вошли в стихотворение "Поэт и гражданин"). В письме к И.И.Панаеву он спрашивал "Служи не славе, не искусству - вероятно опечатка, вместо но искусству?" (П, 298). Предложенную Тургеневым поправку Некрасов не принял, но переделал ее иначе, сохранив ее полемический подтекст.

Творческие взаимоотношения писателей не ограничивались только эпистолярными и статейными высказываниями друг о друге. Они прослеживаются в их художественных произведениях и в форме завуалированной полемики, и в скрытых и явных реминисценциях и в естественных тематических совпадениях и сближениях.

Некрасовское стихотворение "Псовая охота", напечатанное во втором номере "Современника" за 1847 г. представляет собой полемический отклик на стихотворение Тургенева "Деревня" (особенно "Дед" и "Перед охотой"), опубликованное в первом номере. В нем много смысловых и словесных аналогий, явно нарочитых реминисценций из тургеневских стихов. Параллели из Тургенева к стихотворению Некрасова (ключевые слова, цитаты и т.д.) -свидетельство интереса к творческой манере своего современника, возможность соревноваться с ним. Преимущественно же это - поэтический прием переосмысления тургеневского стиля. У Тургенева преобладал присущий его творческой манере поэтический, лирический настрой, у Некрасова - более трезвый, иронический, хотя и в "Псовой охоте" есть живые поэтические картины описания природы, не имеющие никакого отношения к пародии. Подобные переклички вовсе не объясняются стремлением Некрасова побудить Тургенева к "социальности". Такая точка зрения высказывалась в литературе, однако она едва ли правомерна, т,к. обедняет Некрасова и искажает Тургенева. Очевидно, здесь речь идет о разных стилевых решениях одной и той же темы: лиризм и поэтичность тургеневского образа (стихотворение "Дед") и сатиричность, подчеркнутый прозаизм некрасовского.

Раздумья над художественными открытиями Тургенева нашли отражение и в других произведениях поэта, в том числе в его романе "Тонкий человек, его приключения и наблюдения" ("Современник", 1855, № 1), в поэме "Саша", в "Сценах из лирической комедии "Медвежья охота".

В романе, густо насыщенном идеологическими и литературными проблемами, темами, мотивами, отчетливо прослеживается скрытая полемика с Тургеневым по поводу поисков нового литературного героя, новой стилистики. По существу Некрасов обращался к исконно тургеневской теме "лишнего человека", создавая в романе свою ироническую интерпретацию этого уже прочно вошедшего в литературное сознание эпохи литературного типа. При этом он ориентировался на проблематику и художественную систему повести Тургенева "Дневник лишнего человека" и рассказа "Гамлет Щигровского уезда". Последний он называл "удачнейшим в "Записках охотника"" (в письме к Тургеневу от 18 августа ¡855 и в рецензии на альманах "Комета" -"Современник", 1851, № 5). Полемичность некрасовского романа усиливалась тем, что он написан (особенно его первые четыре главы) в пародийно-ироническом стилевом ключе, что достигалось целой системой художественных приемов, прежде всего несоответствием иронического стиля сложности проблемы, обыгрыванием тургеневских слов и ситуаций, иронической стилизацией тургеневских повестей.2 Уже в самом названии некрасовского романа "Тонкий человек." звучит ирония.

Намек на Тургенева содержится и в одном из авторских отступлений, высказанном по поводу "подражания и повторения" уже известных в Поэма "Саша" опубликована в первом номере "Современника" за 1856 н. с посвящением: "И-у Т-ву", (т.е. Ивану Тургеневу). Посвящение сохранилось в издании "Стихотворений" 1856 г.; вторая часть всех последующих прижизненных изданий публикуется без посвящения.

В вариантах наборной рукописи "Сцен из лирической комедии "Медвежья охота" (1866-1867), относящихся к строкам: "В литературе/Описан он достаточно: его/Прозвали "лишним"" был назван Тургенев как литературный источник, затем слово "Тургенев" было зачеркнуто (3, 288). 2 Более подробный анализ пародийного мастерства Некрасова-прозаика см.: Мостовская H.H. 1) Пародия в прозе Некрасова (сатирическое мастерство: полемика)//Некрасовский сб. Л., 1988. Вып.1Х. С.54-68; 2) Некрасов и Тургенев (из литературной полемики 1840-1850-х годов)//И. С. Тургенев. Вопросы биографии и творчества. JI., 1990. С.67-78. литературе тем, сюжетов, образов: "Всякий предмет уясняется только тогда, -рассуждает повесгвователь, - когда перестает быть достоянием ограниченного числа специалистов, как бы получивших на него привилегию" (8, 328). Приоритет в создании образов "российских Гамлетов" принадлежал, как известно, Тургеневу. По своей смысловой наполненности (фразерство, склонность к эффектам, болезненное самолюбие) понятие "тонкий человек" у Некрасова созвучно тургеневской формуле "лишний человек". Но если Тургенева более занимала психологическая природа "лишнего человека", философские корни его мировосприятия, то Некрасов, с одной стороны, делал акцент на социально-психологическом факторе, способствовавшем появлению "тонких людей", с другой - создавал иронически развенчивающую интерпретацию тургеневского героя.

При всей критичности в адрес "лишнего человека" (в "Гамлете Щигровского уезда") тургеневское представление о "лишних людях" более емко и сложно. В этом рассказе (так же как и в "Дневнике лишнего человека", в "Переписке") есть и ощущение "всероссийской бездомности", неприкаянности, вызывающее чувство сожаления, сострадания, грусти. Некрасов сознательно исключает этот мотив, лишая своего героя какого бы то ни было сочувствия. Сосредоточившись только на теневых чертах типа "российского Гамлета" автор "Тонкого человека." как бы разрушает его внутреннюю целостность, художественную глубину и преднамеренно делает своего героя более плоским.

Перекличка с Тургеневым прослеживается и в некрасовском истолковании темы кружкового воспитания, характерного для дворянской интеллигенции 30-40-х годов. У Некрасова эти кружки названы "кружками умников" ("энциклопедистов"), имеющих свойство "быстро развивать самолюбие каждого, кто прикоснется к ним" (8, 302-303). Тургенев пишет о кружках "как о безобразной замене общества <.> жизни", о кружках, в которых "поклоняются пустому краснобайству, самолюбивому умнику" (ГУ, 284-285). Так рассуждает его герой, ставший жертвой бесплодной рефлексии.

Это совпадение по мысли и почти текстуальное связано в известной мере не только с ориентацией Некрасова на тургеневский рассказ. Были у него и свои критические соображения по этому поводу. По свидетельству

С.Н.Кривенко, на поэта производило тяжелое впечатление "преобладание фразы", риторики, в кружках, участником которых он бывал в молодости.

Прикровенная пародийность, присущая роману Некрасова, безусловно отражает интерес писателя к художественной системе Тургенева, стремление переосмыслить ее. Вместе с тем она содержит в себе и полемическую направленность, несогласие с характерным для Тургенева оправданием слабостей "лишнего человека". Эта внутренняя полемика со своим современником будет развернута и в поэме "Саша" и в""Сценах из лирической комедии "Медвежья охота"", где "тургеневское" преломляется сложнее и тоньше.

По-видимому роман "Тонкий человек." не остался незамеченным Тургеневым, внимательным читателем "Современника", но прямых его откликов на него не сохранилось, кроме более позднего высказывания о Некрасове (известного по "Воспоминаниям" А.Н.Островской): ". он написал "Сашу" и по своему обыкновению обмелил тип".

Со второй половины 1850-х годов начинается иная эпоха в творческих отношениях Тургенева и Некрасова.1 Внешняя канва событий связана с приходом в "Современник" Чернышевского и Добролюбова - возникновения коллизии "отцов и детей", приведшей в 1860 году к разрыву Тургенева с журналом и Некрасовым. Этот драматический конфликт в истории литературно-общественной жизни России традиционно объясняется идеологическими разногласиями.2 Доля истины здесь есть, но не вся.

Сам Тургенев, человек достаточно широкий, не верящий "ни в какие абсолюты и системы", отрицал идейную подоплеку своего ухода из "Современника" (и это не было фразой), тем более, что идеологию своих противников и оппонентов он прекрасно понимал, хотя и не разделял ее. В известном письме к Герцену (от 30 января (11 февраля 1861 года)) он объяснял Проблематике этого самого драматического периода в истории взаимоотношений писателей посвящена статья: Мостовская H.H. Тургенев и Некрасов. Противостояние/УРусская литература. 1998. № 4 (в печати).

2 В тургеневедении, некрасоведении, в работах по истории журналистики на эту тему написано очень много и под разными углами зрения. См., напр.: Муратов А.Б. Н.А.Добролюбов и разрыв И.С.Тургенева с журналом "Современник"У/В мире Добролюбова. Сб.ст. М., 1989. С.316-340. свой уход гораздо проще: личной антипатией к Некрасову. Возникла она, естественно, не вдруг. И не статья Добролюбова о "Накануне" явилась главной причиной "бездны", которая образовалась между прежними приятелями. Добролюбовская статья явилась только поводом к расхождению. И это событие обросло множеством домыслов, ученых концепций и просто мифотворчествам. Так фраза "я или Добролюбов" - безусловно литературное измышление Авдотьи Панаевой, а она частенько мелькает в литературе на эту тему. Известно, что в мемуаре "По поводу "Отцов и детей"" Тургенев высоко оценил статью Добролюбова. При этом он возразил и против упоминания критиков о его "раздраженном", "уязвленном" самолюбии.

Рассуждения об "оскорбленном самолюбии" Тургенева, ставшие общим местом, сильно преувеличены и мало объясняют историю драматического конфликта двух художников. Готовился же он исподволь и произошел не сразу после появления добролюбовской статьи. Тому предшествовал целый ряд событий. Приведу лишь некоторые из них (многие, кстати, остались неизвестными).

Уже в мае 1858 года Тургенев тяготился "обязательным соглашением", придуманным Некрасовым, чтобы как-то дисциплинировать сотрудников и поддержать "Современник". Оно сковывало свободу писателя, а ею он дорожил неизменно.

Одной из примет разлада явилась история со вторым изданием "Записок охотника", оставившая неприятный след в отношениях Тургенева и Некрасова. Суть ее сводилась к тому, что Некрасов оставил право издания за собой, заплатив Тургеневу 1000 рублей (еще в 1856 году) и перепродав его затем И.В.Базунову за 2500 рублей (вышло в свет в 1859 г.). По-видимому "денежные дела", вызывавшие недовольство писателя, возникали и ранее.1 В августе 1857 года Тургенев писал Некрасову: ". где эти проклятые расчеты заведутся, рано или поздно заводятся также недоразумения; а я не хочу, чтобы они были между нами" (Ш, 144, 131).

1 В июне 1857 г. Тургенев писал Герцену по этому поводу: "Да разве я входил когда-нибудь в его денежные дела и отношения. Они всегда были такого рода, что постороннему человеку ничего было туда заглядывать" (Ш, 131).

Подробности "огаревского дела" Тургеневу не были известны. Скрытный Некрасов, защищая честь женщины, едва ли посвящал в них и близких друзей. Но в невиновности Некрасова он был, по-видимому уверен. Об этом свидетельствует его обращение к Герцену (собиравшемуся опубликовать в "Колоколе" материалы по этому поводу) не делать этого, чтобы не бить по "своим" (хотя Герцен не считал Некрасова "своим"). Однако в октябре 1860 г. Тургенев писал Герцену о его статье в "Колоколе" "Лишние люди и желчевики"^ в конце которой содержался выпад против Некрасова: "Я понял конец "Желчевиков" - и сугубо тебе благодарен. Пора этого бесстыдного мазурика на лобное место" (1У, 143). "Бесстыдный мазурик", "бесчестный человек", "жулик" - эпитеты, высказанные Тургеневым по адресу Некрасова, настораживают и едва ли могут быть объяснены только эмоциональным неприятием человека. По-видомому, за ними кроются реальные поступки. Они обрастали домыслами современников, создававшими недобрую репутацию обоим писателям.

Рецензия Чернышевского (а не Добролюбова, как думал Тургенев) на "Сочинения Н.Готорна" ("Современник", 1860, № 7) довершила дело. Тургенева огорчила не критика "Рудина", а задел оскорбительный тон статьи, в которой роман иронически назывался "винегретом сладких и кислых, насмешливых и восторженных страниц как будто сшитых из разных повестей". Здесь же содержались намеки и на "состоятельных друзей", на зависимость писателя от его "литературных советников" (имелся в виду Анненков).

Совершенно очевидно, что два-три года назад подобного рода выступления в "Современнике" с откровенными выпадами против Тургенева были немыслимы. Изменилось историческое время: "все пошатнулось" (слова Некрасова) и смешалось: принципы, журналистские споры, выпады и просто оскорбления. Само понятие литературный авторитет подвергалось сомнению.

Официальное письмо Некрасову об уходе из "Современника" явилось для Тургенева своеобразным картелем, средством защиты своих убеждений^, человеческого достоинства. Письмо это неизвестно, но отдельные места из него процитированы в другом документе - письме Тургенева к издателю

Северной пчелы", в котором он вынужден был придать гласности конфликт с "Современником"1 (ХУ, 142-143).

Некрасов как мог защищал Тургенева от нападок своих молодых коллег. Объективно его слово - редактора значило много и в эту эпоху противостояния, но тем не менее он поступил как деловой человек, отдавший в журнале предпочтение публицистике и критике как делу общественно-служебному и пропагандному.

Между тем для Тургенева (и в этом он сближался с Герценым) искусство неизменно оставалось самоценным, исключающим всякого рода "Тепс1епгеп$сЬпй" (Герцен). Герценовское суждение об искусстве ("Оно <.> единственное и несомненное благо наше <:.> в нем цель - достигнута"), высказанное в "Концах и началах" (1862-1863), Тургенев по-своему и почти дословно повторит в "Довольно" (1864), одном из своих лирических произведений, проникнутом философскими раздумьями и пессимизмом. Речь идет о фразе, вызвавшей много нареканий и споров: "Венера Милосская, пожалуй, несомненнее римского права или принципов 89-го года" и далее о рассуждениях об искусстве, которое "пожалуй, сильнее самой природы." (IX, 119). И здесь Тургенев писал о главном месте искусства среди других видов деятельности человека.

В 60-е годы, переломную для России эпоху, Некрасов думал иначе. При всем своем универсализме главным для него в этот период было другое - успех журнала,и, по существу, он вольно или невольно сдал друга на милость победителей, Не отстоял (не сумел или не нашел нужным этого сделать). Таким образом, внешняя видимая история расхождения, точнее противостояния, двух прежних друзей выглядит пестрой декорацией, за которой скрыты глубокие сущностные противоречия.

Истоки их восходят к 50-м годам, времени, когда Тургенев и Некрасов усиленно работали над подготовкой изданий стихотворений Тютчева и Фета и много спорили о поэзии. Сложные поэтические системы Тютчева и Фета утверждали Тургенева во мнении, что открыто социальные тенденции в Тургенев отвечал на фельетон Ю.К.Арнольда, в котором упоминались и изрядно искажались события в "Современнике"УСеверная пчела. 1862. № 316. 22 ноября. искусстве (говоря словами Некрасова, - "направление"), бесконечное расширение границ лирического повествования (а это было присуще поэзии Некрасова) противоречили объективности и художественности. Все это как бы размывало "художественный смысл искусства", нарушало его "изящную соразмерность" (слова Герцена). Возможно, именно в этот период уже явственно обозначился литературно-эстетический барьер между Тургеневым и Некрасовым, ставший позднее непреодолимым и, думаю, важнейшим в противостоянии двух художников. Ведь в добролюбовской интерпретации романа "Накануне" (принятой Некрасовым) речь шла о недопустимом с точки зрения Тургенева, подчинении искусства прагматическим целям. Для писателя, воспитанного на лучших традициях классической немецкой (Гете, Гегель) и русской (Пушкин, Белинский) эстетики, искусство неизменно оставалось независимым делом в ряду других человеческих забот и занятий.

Есть и другое, не менее важное в этом периоде после расхождения. И для Тургенева и для Некрасова это событие (уход Тургенева из журнала) не осталось бесследным. Особенно тяжело переживал Некрасов. Это видно по его последним письмам к Тургеневу, по его эпистолярию в целом, из которого почти исчезает тема искусства, поэзии. В это время он пишет стихотворение ". одинокий, потерянный." (помета: "Навеяно разладом с Тургеневым в 1860 г." будет сделана поэтом перед смертью), "Тву" (1861-1877). В первом стихотворении содержатся строки. "Кто виноват? - у судьбы не допросишься/Да и не все ли равно?" (2, 94) по сути своей перекликающиеся с фразой (в письме Тургенева к Ю.П.Вревской 1877 г.) о тяжело больном Некрасове и событиях молодости: ". да и кто из нас прав - кто виноват?" (ХП2, 70) равно как и с часто повторяемой писателем шекспировской цитатой: "нет правых., нет и виноватых". А на рукописи стихотворения "Тву" есть не замеченное исследователями заглавие: "Споры" (ИРЛИ, ф.203, № 19, л. 1), имеющее, очевидно, прямое отношение к диалогу с Тургеневым-художником.

Наиболее точно нравственное состояние Некрасова передал Анненков (в письме к Тургеневу от 20 октября 1863 г.): ". на днях приходит ко мне Некрасов, садится калачиком и гробовым голосом говорит - и вы, и Тургенев имеете право на меня сердиться. Навязываться я к вам не буду, нужды мне в вас нет. Я сыт, да вот и болен, а душу мою вы не знаете, и что в ней память об вас выжать не могу - тоже не знаете и т.д. Вот какой психический казус!"

Тургенев, потерявший дорогую для него журнальную трибуну, утративший веру в прежнего друга, чувствует себя тоже бесприютно. Его настроение ощущается в письмах к Е.Е.Ламберт этого времени. В одном из них он с горечью замечает: "Все <.„> связи не то, что порвались - а истаяли. Я чувствую себя как бы давно умершим, как бы приндлежащим к давно минувшему, - существом" (1У, 184). В другом - он пишет о своем душевном состоянии так: ". во мне водворилась какая-то равнодушная унылость" (У, 14). В то же время известно, что именно после расхождения с Некрасовым Тургенев неоднократно отрицательно высказывался о нем, о его творчестве.2 Как правило это объясняется тем, что писатель утратил эстетическое чутье. Едва ли это так. Во-первых, потому, что и в негативных оценках содержится положительное: неравнодушие. Во-вторых, многие из резких тургеневских суждений о поэзии Некрасова имеют и объективный характер, а не объясняются только личной неприязнью. Например, в письме к Фету (от 6(18) апреля 1862 г.) Тургенев весьма иронически пишет: "Хороши тоже стишки Некрасова, сего первого из современных пиитов российских!" (1У, 372). Но ведь речь идет о стихотворении "Дешевая покупка", напоминающем по своему содержанию и поэтическому строю физиологический очерк в стихах или стихотворный фельетон. Критерия "пушкинская фактура" оно явно не выдерживает. Новые темы влекли за собой и новое оформление: рифмованный анекдот, уличная сценка, злоба дня, положенная в стихи и т.д. - все это вызывало неприятие Тургенева, воспитанного на иных, классических образцах, "Воспоминания о Белинском" (1869) и "Письмо к редактору С.-Петербургских ведомостей" (1870) о поэзии Я.П.Полонского содержали особенно резкие выпады против Некрасова. Здесь Тургеневу изменило "стремление к беспристрастию и к Истине всецелой", качества за которые он Анненков П.В. Письма к И.С.Тургеневу (1854, 1863). Публикация и комментарии Мостовской Н.Н.//Литература и история. СПб, 1997. С.318.

2 Суждения Тургенева о Некрасове нашли отражение в Летописи жизни и творчества И.С.Тургенева (1867-1870). СПб., 1997 и в Летописи жизни и творчества И.С.Тургенева (1871-1875). СПб., 1998, автор-составитель Мостовская H.H. благодарил природу, давшую ему их. Хотя, характеризуя личность Белинского, писатель процитировал некрасовские строки: "упорствуя: волнуясь и спеша" ("Памяти приятеля"),

В "Воспоминаниях о Белинском", написанных в полемическом тоне, насыщенных намеками на литературно-общественные споры 60-х годов, Некрасов был назван "официальным поэтом английского клуба" и "господином". Эти фразы Тургенев исключил только после смерти Некрасова в собрании сочинений 1880 г. Публикация отрывков из писем Белинского к Тургеневу в "Воспоминания^." осталась. По-видомому писатель поместил их как документ эпохи, но в выборе отрывков он не был объективен, цитируя те из них, в которых Некрасов порицался и не включая другие, где эти упреки по-существу снимались, что не осталось незамеченным современниками: М.А.Антоновичем, Б.Н.Чичериным. Последний писал А.В.Станкевичу, что письма Белинского "припечатаны разве только, чтобы досадить Некрасову".

Они-то и взволновали поэта, хранившего все эти годы благородное молчание и никогда не вступавшего с Тургеневым в полемику. В 1869 году Некрасов впервые" откликнулся на выступление Тургенева, но сделал это своеобразно. Он написал, очевидно одновременно, четыре письма, обращенные к М.Е.Салтыкову-Щедрину (все они не закончены, два первых черновых), но адресат никогда не узнал о них. По предельной откровенности и жесткости по отношению к самому себе они были написаны для себя, как исповедь. В ней ощутимо желание поэта разобраться в одном из сложных эпизодов своей журнальной деятельности, снять брошенную на его репутацию тень.

Самая жесткая оценка Некрасова заключена в "Письме к редактору С.-Петербургских ведомостей" (1870), где художественность поэзии Я.П.Полонского противопоставлялась некрасовской ("ее-то поэзии и нет ни на грош"). Но и это категоричное и совсем непривлекательное и несправедливое суждение объясняется не только полемичностью "Письма" (защитой Полонского от критики Салтыкова-Щедрина), но и несходством эстетических

1 О полемике вокруг "Воспоминаний о Белинском" речь идет в монографии: Мостовская H.H. И.С.Тургенев и русская журналистика 70-х годов XIX века. Л., 1983. С.34-36. позиций Тургенева и Некрасова. Об этом Тургенев гораздо сдержаннее писал Полонскому, пытаясь объяснить причины своей "выходки против Некрасова".

Несмотря на негативные тургеневские отзывы о поэте, в творчестве писателя прослеживается иное. Тургенев неизменно во все времена оставался внимательным читателем Некрасова.

В романе "Дворянское гнездо", опубликованном в "Современнике" в 1859 году, год спустя после выхода в свет поэмы "Тишина", легко прослеживается некрасовская тональность, "сходство лирических атмосфер" (В.М.Маркович). В эпизодах 18, 19, 20 глав "Дворянского гнезда", воссоздающих нравственное состояние Лаврецкого в период его возвращения из-за границы и посещения родового имения Васильевское, ощущается не только некрасовская тональность, но и более глубокая соотнесенность с поэмой Некрасова. В этих эпизодах, важных для идейно-художественного строя романа, обнаруживается много стилистических аналогий, реминисценций из некрасовской поэмы, вплоть до текстуальных совпадений.1 Сама тема Родины, духовного обновления, поисков дела раскрывается Тургеневым с ощутимой ориентацией на идейно-художественную систему. Некрасова. Мотив "врачующих просторов стороны родной" ("Тишина") перекликается с размышлениями Лаврецкого о тихой и неспешной жизни, заканчивающимися почти некрасовскими строками: "И какая сила кругом, какое здоровье в этой бездейственной тиши!" (УП, 183). Автору "Дворянского гнезда" созвучна и некрасовская тема "Храма воздыханья, храма печали" как символ народного подвижничества, суровой и сдержанной скорби.

Некрасовские строки о храме:

Сюда народ, тобой любимый, Своей тоски неодолимой Святое бремя приносил И облегченный уходил! (4, 52)

1 См.: Московская H.H. 1) Об одной творческой перекличке (Некрасов и Тургенев)//Сюжет и время. Сб.науч.трудов. К 70-летию Г.В.Краснова. Коломна, 1991. С.104-108. 2) Храм в творчестве Некрасова/УРусская литература. 1995. № 7. С: 194-202. и извечная народная мудрость заключительных стихов: "За личным счастьем не гонись/И богу уступай - не споря." ассоциируются с глубоким чувством религиозного долга Лизы Калитиной ("и свои грехи и чужие отмолить надо") -чертой национальной, коренящейся в народной психологии, и шире - в русской духовной культуре. Созвучием с некрасовской лирической нотой отмечены и смирение Лаврецкого, и охватывающее его "глубоко и сильно чувс^во^Г"й" поэтические описания богомольцев, всенощной у Калитных (во время которой Лиза "пристально и горячо молилась"), храма, определившего судьбу тургеневских героев.

Некрасовские аллюзии в "Дворянском гнезде" порой едва уловимы, но потенциально присутствуют, основываясь и на близости тем и на родственности стилистики, сочетающей в себе высокое (храм, родина, тайна тишины) и прозаическое. Примечательны они и для определения точек соприкосновения некрасовской лирики и тургеневской прозы. Кроме того эти переклички можно расценивать как творческий отклик на одно из лучших произведений поэта, во многом созвучное художественным поискам автора "Дворянского гнезда". По-видимому "Тишина" привлекла Тургенева и глубоким лиризмом, и отсутствием прямых обличений, и теми поэтическими достоинствами, в оценке которых писатель опирался на самый высокий критерий - "пушкинская фактура".

Пристальным интересом и пристрастным вниманием Тургенева к поэзии Некрасова отличен и роман "Новь". Привычное истолкование его только как романа о народничестве совершенно заглушает в нем тему искусства, поэта и гражданина, некрасовскую тему, явственно звучащую здесь. Ведь трагедия Нежданова заключалась в том, что он попал "не в свою колею": не революционные подвиги, а служение искусству должно было стать главным делом героя. Во всем остальном он, по собственному признанию, точно "скверный актер в чужой роли".

Анализ тургеневского текста, черновых набросков, вариантов, формулярного списка убеждает в том, что роман густо насыщен литературными мотивами, реминисценциями, образами, коллизиями из русской и европейской классики, из произведений современников. В числе отсылок к "чужому" слову, тексту, составляющих содержательно значимые компоненты романа, выделяются Шекспир и Гете, Гоголь и Островский, Салтыков и Достоевский, Добролюбов, Боткин, Г.Успенский, Пушкин и Некрасов. В художественной структуре "Нови" много и автореминисценций из "Рудина", "Дворянского гнезда" из статей "Гамлет и Дон Кихот", есть в нем и заготовки будущих стихотворений в прозе.

Некрасовское" в поэтической системе "Нови" занимает существенное место.1 Нежданов тайно пишет стихи, полагая свои поэтические занятия "непростительной слабостью": "Ничто так не обижало его, не оскорбляло <.> как малейший намек на стихотворство" (ХП, 32). Эта авторская характеристика ассоциируется с известной некрасовской формулой: "Поэтом можешь ты не быть,/Но гражданином быть обязан". Тема "не своих саней" усложняется и углубляется скрытой отсылкой к непростому некрасовскому тексту, вбирающему в себя многое, в том числе и противоречие между словом и делом как общественно значимую проблему.

Диалог поэта и гражданина ощутим в романе и далее. По-своему преломленный, порой утрированный до предела, он как бы предвещает трагический исход. Многоголосье некрасовской темы "поэта и гражданина" проявляется в авторских характеристиках Нежданова, в его скрытном стихотворстве, исповедальных письмах-посланиях к неизвестному другу (тоже литературное занятие!), в эпизоде обсуждения стихотворений героя ("Милый друг, когда я буду/Умирать.",2 случайно обнаруженных Марианной, народницей убежденной. В диалоге с Неждановым о поэзии она как бы выполняет функции некрасовского Гражданина: "- Такие стихи как твои, нравятся друзьям не потому, что они очень хороши, но потому, что ты хороший человек - и они на тебя похожи" (ХП, 215). Так акцентируется тема

1 См.: Мостовская H.H. "Некрасовское" в романе Тургенева "Новь"У/Русская литература. 1996. №3. С, i!S

2 По своему настрою стихотворение напоминает стихи Ленского из 6-ой главы "Евгения Онегина" и представляет собой сплетение характерных мотивов романтических элегий 20-х годов. Вместе с тем в нем ощутима и перекличка со стихотворением Добролюбова "Пускай умру - печали мало" также процитированном в романе. Некоторые строки неждановских стихов представляют собой явную парафразу стихов Добролюбова, переиначенных в романе Тургенева почти пародийно. субъективности поэзии, а потому и ее ненужность с точки зрения деятеля и гражданина.

В качестве противовеса неждановским элегиям в романе упоминается с явно пародийной целью "социалистическое стихотворение" "великого корреспондента" Кислякова, занятого своей "судорожной революционной деятельностью": "Люби не меня - но идею!" (ХП, 116-117). Стихотворение Кислякова также ассоциируется с некрасовской формулой-клише, вырванной из контекста ("Поэтом можешь ты не быть,/Но гражданином быть обязан"), нарочито огрубленной Тургеневым. Соотношение диалога о поэзии в тургеневском романе с мотивами и темами диалога в "Поэте и гражданине" прослеживаются и на иных эпизодах и его можно определить как скрытую реминисценцию на уровне художественной структуры.

Спор поэта и гражданина (он ведется, по существу, на протяжении всего романа) углубляется пересечением и взаимодействием в тексте "Нови" других реминисценций и цитат из разных источников. Стихотворение Добролюбова "Пускай умру - печали мало" занимает в романе суверенное место и процитировано Тургеневым полностью, функции его в романе многозначны: герой-поклонник Добролюбова. Оно упоминается и с целью сопоставления его с.Пушкиным. "Надо такие стихи писать, как Пушкин, - или вот такие, как эти добролюбовские: это не поэзия. но что-то не хуже ее" (ХП, 215). Этой репликой, построенной на пересечении полярно противоположных литературных ассоциаций, разных поэтических тональностей, как бы завершается диалог поэта и гражданина, осуществленный Тургеневым по-своему. Смысл ее - раздумья о назначении поэта и поэзии - вполне соотносится с тургеневской оценкой Некрасова, высказанной в январе 1878 года в письме к Полонскому: "Пускай молодежь носится с ним. Оно даже полезно, так как в конце концов те струны, которые его поэзия (если только можно так выразиться) заставляет звенеть, - струны хорошие" (ХП, 263). По существу, Тургенев воспользовался здесь автореминисценциями из "Нови".

Так и в романе, и эпистолярном суждении содержится безусловное, хотя и небезоговорочное, признание поэзии Некрасова, как нового направления в искусстве. Это подтверждается и анализом стихотворения "Сон" (в финале романа), написанном не только в некрасовской тональности. Оно спроецировано на ведущие мотивы поэзии Некрасова. В нем явственно ощутимы отсылки к поэме "Тишина", к стихотворениям "Уныние", "Размышления у парадного подъезда" прежде всего. Приведу лишь несколько сопоставлений. Горестный финал неждановского "Сна": "Спит непробудным сном отчизна/Русь святая!" - является как бы своеобразным полемическим ответом на обнадеживающий смысл строк в поэме Некрасова "Тишина":

Над всею Русью тишина, Но - не предшественница сна: Ей солнце правды в очи блещет, И думу думает она (4, 55)

Вместе с тем он явно перекликается с другими стихами поэта ("Размышления у парадного подъезда), исполненными раздумьями о народе: "И духовно навеки почил?." В сущности, этот вопрос-размышление и стал темой стихотворения Нежданова, что акцентируется в своеобразном комментарии к нему героя. Отправляя это стихотворение в прощальном письме к другу, Нежданов пишет в постскриптуме. "Да, наш народ спит. Но мне сдается, если что его разбудит - это будет не то, что мы думаем." (ХП, 231). Многоточие, которым заканчивается эта фраза делает ее смысл емким и открытым. Тургенев преднамеренно передоверяет ее герою и по сути "переиначивает" здесь некрасовский риторический вопрос: "Ты проснешься ль, исполненный сил". Ведь в "Размышлениях у парадного подъезда" на этот вопрос тоже нет ответа, а есть раздумья, над которыми поэт бьется, есть недосказанность и многозначность.

В тургеневском романе есть и другие сближения с некрасовскими стихами. И хотя реминисценции из Некрасова, скрытые и явные, выполняют роль характеристики героев, в них щутима и авторская оценочность, и то, что поэзия Некрасова не прошла для Тургенева бесследно.

Не исключено, что "некрасовское" в "Нови" (отклики на поэзию Некрасова) не остались незамеченными поэтом.1 Возможно, это могло побудить его вернуться к истории отношений с Тургеневым и к давнему стихотворению, ему посвященному: "Мы вышли вместе.", что нашло отражение в черновой помете на одной из рукописей этого стихотворения: "Начало на лоскутке. [Вспомнил и записал 11 января] (3, 481).2 К этому времени "Новь", по-видимому, уже была прочитана Некрасовым.

Творческая перекличка с Некрасовым, автором "Последних песен" прослеживается и в цикле "Стихотворений в прозе". В центре этих произведений действительно много общего: раздумья о предназначении искусства и нравственной ответственности художника, мотивы самооправдания, диалог с читателем. И "Стихотворения в прозе" и "Последние песни" пронизаны настроением прощания с жизнью, предчувствием смерти. Некрасовские стихотворения - своеобразная лирическая исповедь; тургеневские - лирический дневник, послесловие ко всему его творчеству.

Сближало эти циклы и самое сущностное - сознание их авторами трагичности бытия. Трагизмом проникнуты почти все произведения Тургенева и очень многое в поэзии Некрасова. Отсюда мотивы покаяния у поэта, извечных сомнений у Тургенева.

До сих пор классическим знаком некрасовской темы в "Стихотворениях в прозе" считалось только "Последнее свидание", проникнутое воспоминаниями о молодости, о том духовном родстве, которое объединяло Тургенева с Некрасовым и было им обоим дорого. Оно навеяно запоздалым свиданием с поэтом и, очевидно, осмыслением его "Последних песен". Известна оценка Некрасовым "Нови" в дневниковой записи А.Н.Пыпина: "Первая часть понравилась <.> но 2-ая часть плоха <,.> скверный роман - хоть я до сих пор люблю Тургенева". Возможно, она переплетается и с журнальными откликами о "Нови" и с настороженным отношением самого Пыпина к Тургеневу - летописцу народничества.

2 Ср. другую помету Некрасова на корректурном оттиске (листе гранок "Отечественных записок") - 3,471-472,481.

Разные аспекты этой проблемы раскрываются в статьях: Мостовская H.H. 1) Повесть Тургенева "После смерти (Клара Милич)" в литературной традиции//Русская литература. 1993. № 2. С. 137-148; 2) Восточные мотивы в творчестве Тургенева//Там же, 1994. № 4. С.101-102; 3) Храм в творчестве Некрасова//Там же, 1995. № 1. С. 194-202.

Тургеневу был известен этот стихотворный цикл Некрасова, что подтверждается некоторыми перекличками, в том числе лирической темы некрасовского "Вступления" ("Как ураган недуг промчался.") и тургеневского стихотворения в прозе ("Я едва узнал его. Боже! Что с ним сделал недуг?") и другими текстовыми совпадениями.

Однако интерпретировать "Последнее свидание" как отражение биографических событий едва ли возможно, так как речь идет о художественном произведении, построенном по своим эстетическим законам. Первоначальное название одного из загадочных стихотворений в черновом автографе звучит так: "Два друга. (Смерть, котприходит примирить)" (ХШ, 603). Здесь содержится ключ к пониманию его поэтической системы. "Последнее свидание" построено так, что в нем заметно стирается грань между действительным, реальным и мистическим, иррациональным, что подтверждается сравнением начальных его строк, звучащих с летописной точностью: "Мы были когда-то короткими и близкими друзьями." и заключительных, насыщенных символикой: "Мне почудилось, что не его рука взялась за мою. Мне почудилось, что между нами сидит высокая белая женщина <.> Эта женщина соединила наши руки <.> Да. Смерть нас примирила" (ХШ, 168), Таким образом поэтический строй тургеневского "стихотворения" (с его глубоко философской проблематикой) позволяет судить о творческом использовании Тургеневым "Последних песен" и совсем не отвечает на вопрос, произошло ли действительно примирение между бывшими друзьями.

С Некрасовым связано и другое "стихотворение в прозе" Тургенева: "Два четверостишия", оставшееся вне поля зрения исследователей. В рукописи оно помещено рядом с "Последним свиданием". Тема "стихотворения" -конфликт между поэтами-соперниками и восприятие их творчества толпой "любителей поэзии". Анализ чернового автографа, содержащего много вариантов, позволяет проследить у Тургенева скрытые реминисценции из стихотворения Некрасова "Баюшки-баю", равно как и близость к некрасовским - стихов, которые произносят два молодых поэта, "чтобы поддержать скорбевшую толпу".1 Конфликтная ситуация тургеневского "стихотворения" разрешается словами "седовласого старца": "Ты сказал свое - да не вовремя, а тот - не свое сказал - да во время. Следовательно он прав." (ХШ, 162). Эта дидактическая концовка, имеющая явно автобиографический источник (журнальная критика о романе "Новь"), ассоциируется и с раздумьями о Некрасове-поэте "сказавшем" конечно же свое, и что особенно важно -вовремя.

Так отголоски поэзии Некрасова (знак интереса к ней), ее тональности явственно ощутимы как в прозе писателя, так и в итоговой лирической исповеди. Не меньшие значения в этой связи представляют собой и другие "стихотворения в прозе" Тургенева, в том числе, "Фраза", "Деревня", "Порог", "Сфинкс".

Логика исследования позволяет придти к выводу: в 70-е годы в восприятии и осмыслении поэзии Некрасова Тургенев-художник явно опережал Тургенева-человека, воспитанного на иных общекультурных традициях. Это подтверждается еще одним фактом, забытым исследователями, - историей организации поминального вечера в январе 1878 года в русской библиотеке (центре русской колонии эмигрантов в Париже), задуманного сразу после кончины поэта.2 Тургенев отказался от участия в вечере, ответив его организатору (С.Ф.Шарапову), что "полную правду" о Некрасове он сказать не может, "неправду" говорить не хочет, "ограничиться банальностями неприлично". Пафос стихотворения в прозе "Последнее свидание", написанного спустя три месяца после смерти поэта, со всей очевидностью противоречил земным - "банальным" - суждениям о нем. Здесь бесстрастная и суровая достоверность переплеталась с поэтическим признанием личности художника. Мирское, тщетное отступало перед таинством смерти, примиряющей и всепрощающей.

1 Текстологический анализ стихотворений "Последнее свидание" и "Два четверостишия" в сопоставлении с художественной системой "Последних песен" см. в статье: Моставская H.H. "Стихотворения в прозе" И.С.Тургенева и "Последние песни" Н.А.Некрасова//Карабиха. Историко-лит.сб. Ярославль, 1993. Вып.2. С.167-173.

2 Этому эпизоду посвящена статья: Мостовская H.H. "Тургенев и вечер памяти Некрасова в Париже"//Некрасовский сборник. Вып.ХШ (готовится к печати).

Публично Тургенев скажет о поэте "мести и печали" - новом литературном явлении^ лишь в речи на открытии памятника Пушкину в Москве. Причем это будет сделано очень бегло, как упоминание и в связи с осмыслением исторического развития общества, "возникновения условий, при которых"зарождалась новая жизнь, вступившая из литературной эпохи в политическую" (ХУ, 73).

Более емкая и благожелательная оценка Некрасова прозвучит в одном из писем к Стасюлевичу (в январе 1878 года): "Образ его со всеми хорошими и худыми.сторонами выяснится только впоследствии, а пока пусть он остается легендой, оно не худо" (121, 259). Так метафорически Тургенев высказал свое непростое отношение к личности поэта.

Разделявший Тургенева и Некрасова с давних пор эстетический барьер -главное в особенностях их творческих взаимоотношений. Оба художника олицетворяли собой самостоятельные сильные направления в искусстве и русской культуре, то противоборствующие, то в чем-то пересекающиеся, что найдет свое воплощение и своеобразное преломление и в дальнейшем развитии литературно-эстетической мысли России XX века.

Список публикаций по теме диссертации Книги:

1.И.С.Тургенев и русская журналистика 70-х годов XIX века. Л., "Наука", 198э 214с.

2."Из подземных литературных"ер." Очерки о: прозе Некрасова. Вопросыиля (Учебное пособие поецкурсу). Псков, 1992,5-8, 39-80. Главы: Введение; Литературные реалии в прозе Некрасова. "Свое" и "чужое"; Постижение Гоголя; Пародийность как приметаиля Некрасова.

3.Летопись жизни и творчества И.С.Тургенева (1867-1870). СПб., "Наука", 1997. 224с.

4.Летопись жизни и творчества И.С.Тургенева (1871-1875): СПб, "Наука", 1998. 350с. " :

Научные статьи:

1.Из журнальной полемики вокруг "Нови" до публикации романа (Забытые воспоминания А.В.Половцева)//Тургеневский сборник. М.; Л., "Наука", 1966. Вып.2. С.185-191.

2.Вступительная статья, подготовка текстов и комментариев писем М.МСтасюлевича к Тургеневу//Тургеневский сборник. Л., "Наука", 1967. Вып.З. С.382-407.

3.Тургенев и А.М.Жемчужников (по материалам, неопубликованной переписки 1866-1869 гг)//Второй межвузовский тургеневский сборник (Уч.зап. Курского пед.ин-та, т.51). Орел, 1968. С.219-226.

4. И.С.Тургенев//Советское литературоведение за 50 лет. Л., "Наука", 1968. С.118-123.

5. Тургенев и газета М.М.Стасюлевича "Порядок"7/Тургеневский сборник. Л."Наука". 1968. Вып.4. С.282-292.

6. Подготовка текстов и комментариев писем-статей Тургенева в редакцию газет "Наш век", "Недели", секретарю Общества любителей российской словесности//Тургенев И.С. Полн.собр.соч. и писем. Сочинения: В 15 т. М„ Л., "Наука", 1968. Т.ХУ. С. 164, 168-170, 196, 376, 379-381, 394-395.

7. Отклик П.В.Анненкова на несостоявшейся юбилей Тургенева в 1875п //Тургеневский сборник. Л., "Наука". Вып.5. 1969. С.391-393.

8. Писатели в Петербурге//Русская литература. 1971. № 3. С.228-234.

9. Тургенев и "Вестник Европы"7/Третий межвузовский тургеневский сборник (Уч.зап. Курского пед.ин-та. Т.74). Орел, 1971. С.222-23 5.

10. Тургенев и Петербургское общество взаимного вспоможения артистов (по неопубликованным материалам)//Русская литература. 1973. № 1. С.98-101.

11. Г.Успенский и Тургенев//Тургенев и русские писатели. Пятый межвузовский тургеневский сборник. Науч.тр. Т.50 (143). Курск, 1975. С.44-64.

12. Н.Г.Чернышевский на страницах журнала "Вестника Европы" в 7080-е годы/Н.Г.Чернышевский. Статьи, исследования и материалы. Саратов. Изд.Саратовского ун-та, 1975. С. 109-120.

13. Флобер в оценке Тургенева и Золя на страницах "Вестника Европы"//Тургенев и его современники. Л., "Наука". 1977. С.154-161.

14. Личность художника у Гоголя и Л.Толстого ("Портрет" и "Альберт")//Л.Н.Толстой и русская литературно-общественная мысль. Л., "Наука", 1979. С.99-111.

15. Неизвестное письмо М.К.Цебриковой о Некрасове//Некрасовский сборник. Л., "Наука", 1980. Вып. УП. С.193-199.

16. Подготовка текстов и комментариев к повестям "Довольно" "Собака" (совместно с Г.Ф.Перминовым)//Тургенев И.С. Полн.собр.соч. и писем: В 30 т. Изд.2-е. Соч.: В 12 т. МЦ 1981. Т.7. С.220-246, 486-507.

17. Подготовка текста и комментария к рассказу "Сон", к очеркам "Пергамские раскопки", "Пятьдесят недостатков ружейного охотника и пятьдесят недостатков легавой собаки" (совместно с Г.Ф.Перминовым)//Тургенев И.С. Полн.собр.соч. и писем: В 30 т. Изд.2-е. Соч.: В 12т. М., 1982. Т.9. С.102-120, 460-478; Т.10. С.272-277, 326-330, 549-551, 574577.

18. И.В.Павлов - корреспондент Тургенева/М.С.Тургенев. Вопросы биографии и творчества. Л., "Наука", 1982. С.143-158.

19. Подготовка текста и комментария к очерку "Казнь Тропмана" (совместно с Г.Ф.Перминовым)//Тургенев И.С. Полн.собр.соч. и писем: В 30 т. Изд.2-е. Соч.: В 12 т. М„ 1983. Т.П. С. 131-151; 396-403.

20. Гоголь в восприятии Некрасова//Некрасовский сборник. Л., "Наука", 1983. Вып. УШ. С.25-35.

21. Soviet Turgenev scholarship of the Last decade//Canadion-american Slavic studies, 17, № 1 (Spring 1983). P.89-108.

22. Подготовка текстов f историко-литературного и реального комментариев к повестям "Необыкновенный завтрак", "Петербургские углы", "Очерки литературной жизни", "Психологическая задача", "Тонкий человек, его приключения и наблюдения"У/Некрасов H.A. Полн.собр.соч. и писем: В 15 т. Л., "Наука", 1983. Т.7. С.308-382.

23. Подготовка вариантов чернового автографа, отрывка белового автографа, авторизованных копий "Петербургских углов"// Там же. С.509-530.

24. Подготовка текста, вариантов, историко-литературного и реального комментариев к роману "Жизнь и похождения Тихона Тростникова"//Некрасов

Н.А. Полн.собр.соч. и писем: В 15 т. Л., "Наука", 1984. Т. 8. С.60-281, 467-563, 705-750.

25. Подготовка текста, вариантов, историко-литературного и реального комментариев к повестям "Сургучов", "В тот же день часов в одиннадцать утра." (при участии В.И.Коровина)//Там же. С.281-294, 411-438, 564-580, 668689, 751-757, 766-780.

26. И.С.Тургенев и Н А.НекрасовУ/Перелиска И.С.Тургенева в 2-х т. М., 1986. Т.1. С.88-144.

27. И.С.Тургенев и П.В.Анненков//Там же. С.471-595.

28. Тургенев в письмах П.В. Анненкова//И.С.Тургенев. Проблемы мировоззрения итворчества. Межвузовск.сб.науч.тр. Элиста, 1986. С.173-182.

29. Пародия в прозе Некрасова (сатирическое мастерство; полемика)//Некрасовский сборник. Л., "Наука", 1988. Вып.IX. С.54-68.

30. Об одной пародии у Герцена и Некрасова/Некрасовский сборник. Л., "Наука", 1988. Вып.Х. С. 101-107.

31. Гоголь о натуральной школе/Русская литература. 1988. № 1. С. 180185.

32. Тургенев и Некрасов (Творческие связи. Полемика)//Историко-литературный процесс. Методологические аспекты. Рига, 1989. Вып.2. С.42-43.

33. П.В.АнненковгУ/Русские писатели. Биографический словарь. 18001917. М„ 1989. С.80-82.

34. Литературная критика, библиография. Заметки о журналах. 18471869. Подготовка текстов, вариантов, историко-литературного и реального комментариев (совместно с М.М,Гином)//Некрасов Н.А. Полн.собр.соч. и писем: В 15 т. Л., "Наука", 1990. Т. И, кн.2. С.7-97, 100-270, 273-277, 281-297, 301-304, 305-331, 334-404, 406-407.

35. Некрасов и Тургенев "(из литературной полемихи 1840-1850-х годов)//И.С.Тургенев. Вопросы биографии и творчества. Л., 1990. С.67-78.

36. Тургенев и Некрасов (проблема творческих взаимоотношений в 50-е годы)//Творчество И.С.Тургенева. Проблема метода и стиля. Орел, 1991. С.25-34.

37. Неизвестная статья А.П.Скафтымова о Некрасове//Русская литература. 1991. № 2. С.205-209.

38. "Пушкинское" в творчестве Некрасова//Проблемы современного пушкиноведения. Межвузовск.сб.науч.тр. Псков, 1991. С. 177-185.

39. Об одной творческой перекличке (Некрасов и Тургенев)//Сюжет и время. Сб.науч.трудов к 70-летию Г.В.Краснова. Коломна, 1991. С.104-108.

40. Т.Н.Грановский и русская литература его времени//Литература и история (Исторический процесс в творческом сознании русских писателей ХУШ-ХХ вв.). СПб., "Наука", 1992. С. 144-162.

41. Тургенев и женщины-писательницы//Яи551ап<1 aus der Feder seiner Frauen zum Femininen Diskurs in der Russischen Literatur. Materialien des am 21/22 Mai 1992 im Fachbereich Slavistik der Universität Potsdam durchgeführten Kolloquiums. (Slavistische Beitrage. Band 297)/München, 1992, S. 159-165.

42. Повесть Тургенева "После смерти (Клара Милич)" в литературной традиции//Русская литература. 1993. № 2. С.137-148; также частично в изд.: И.С.Тургенев. Жизнь, творчество, традиции. Доклады международной конференции, посвящ. 175-летию со дня рождения И.С.Тургенева, 26-28 августа 1993 г., Будапешт. Будапешт, 1994. С. 152-160.

43. "Стихотворения в прозе" И.С.Тургенева и "Последние песни" Н.А.Некрасова//Карабиха. Историко-литературный сб. Ярославль, 1993. Вып.2. С. 167-173.

44. П.В.Анненков;«. Письма к И.С.Тургеневу. Вступит.ст., подготовка текстов и комментариев//Литературный архив. Материалы по истории русской литературы и общественной мысли. СПб, "Наука", 1994. С Л 88-276.

45. Об одной пародии на славянофилов//Славянофильство и современность. Сб.статей. СПб., "Наука", 1994. С.229-242.

46. Восточные мотивы в творчестве Тургенева//Руеская литература. 1994. №4. С.101-112.

47. Храм в творчестве Некрасова//Русская литература. 1995. № 1. С. 194202.

48. Как отпевали русских писателей//Христианство и русская литература. Сб.второй. СПб., "Наука", 1996. С.202-215.

49. "Некрасовское" в романе Тургенева "Новь"У/Русская литература. 1996. №3. С.115-125.

50. П.В.Анненков - корреспондент И.С.Тургенева//ТОДРЛ. СПб., 1996. С. 640-645.

51. Стихотворение "Поэт и гражданин" в литературной традиции//Карабиха. Историко-литературный сб. Ярославль, 1997. С.67

52. "Пушкинское" в творчестве Тургенева//Русская литература. 1997. № 1. С.28-37.

53. П.В.Анненков. Письма к И.С.Тургеневу (1854, 1863 гг.). Вступит.ст., подготовка текстов и комментариев//Литература и история (Исторический процесс в творческом сознании русских писателей и мыслителей ХУШ-ХХ вв.) СПб., "Наука", 1997. Вып.2. С.300-331.

54. Некрасов и Белинский в 1840-е годы//Некрасовский сборник. СПб., "Наука", 1998. Вып.Х1-ХП. С.35-43.

55. Некрасов и Жорж Санд//Там же. С. ¡05-! 13.

56. О "несостоявшемся" пушкинском эпиграфе к роману Тургенева "Новь"//Болдинсике чтения. Нижний Новгород, 1998. С.60-63.

57. Письма Некрасова к Тургеневу. Подготовка текстов, комментариев//Некрасов Полн.собр.соч. и писем: В 15 т. СПб., "Наука". Т. 14, кн. 1-2 (в печати).

58. Тургенев и Некрасов. Противостояние//Русская литература. 1998. № 4 (в печати).

59. Был ли Тургенев "странным"?//Русская литература. 1999. № 1 (в печати).

60. Тургенев и вечер памяти Некрасова в Париже//Некрасовекий сборник. СПб., "Наука". Вып.ХШ (в печати).

Чернышевский Н. Г.: Воспоминания об отношениях Тургенева к Добролюбову и о разрыве дружбы между Тургеневым и Некрасовым

Оглавление диссертации доктор филологических наук в форме науч. докл. Мостовская, Наталия Николаевна

Рекомендованный список диссертаций по специальности «Русская литература», 10.01.01 шифр ВАК