Главный редактор программы время калерия. Легенда отечественного телевидения калерия кислова принимает поздравления с юбилеем

М.КУНИЦЫН: Доброй ночи всем. Я – Михаил Куницын, коллекционер и журналист. И вместе со звукорежиссером Николаем Котовым приветствуем слушателей программы «Винил» на радиостанции «Эхо Москвы». Мы как обычно будем слушать музыку, записанную на пластинках в том оригинальном звуке, кстати, который сейчас идет в эфир с проигрывателя, установленного у нас в студии. Мы с нашими гостями слушаем их любимые пластинки, узнаем истории, связанные с ними.

В судьбе же нашей сегодняшней гости пластинки и патефон сыграли огромную роль. Ее жизнь – это сюжет сказки про Золушку, путь из сибирского села в Кремль. Сегодня у нас в гостях Калерия Венедиктовна Кислова, режиссер телевидения, лауреат Госпремии СССР, заслуженный деятель искусств РФ. Доброй ночи, Калерия Венедиктовна.

К.КИСЛОВА: Здравствуйте.

М.КУНИЦЫН: Я хочу немножечко еще добавить, что в одном известном анекдоте когда-то рассказывалось о том, что несколько поколений советских зрителей смотрело на мир глазами ведущего Клуба путешественников Юрия Сенкевича. А, вот, на самые важные общественные и политические события, не побоюсь этого сказать, вся страна всегда глядела глазами режиссера Калерии Кисловой. Демонстрации и парады на Красной площади, праздничные обращения сначала советских, а затем российских лидеров, легендарные трансляции в конце 80-х годов со Съезда народных депутатов, первые телевизионные мосты с Америкой, концерты и, конечно, трансляция Олимпиады-80, открытия и закрытия. Итак, Калерия Венедиктовна, вот я, надеюсь, максимально полно представил вас со всеми вашими заслугами, регалиями и званиями. Но, на самом деле, сегодняшняя наша встреча здесь, в студии «Эха Москвы», в программе «Винил» связана с той историей, которая случилась у вас с пластинками и с тем, каким же образом вы оказались в Москве.

К.КИСЛОВА: Ну, это длинная история. Я хочу начать с 1938 года.

М.КУНИЦЫН: Так. Начинайте.

К.КИСЛОВА: Это мне 12 лет, мы живем в селе, действительно, в селе Маслянино.

М.КУНИЦЫН: Это я правду сказал?

К.КИСЛОВА: Все правда, потому что я родилась в селе и до 18 лет я практически выезжала на каникулы иногда. А так мы жили постоянно в селе. И вот лето 1938 года, мой отец, сельский агроном становится участником Всесоюзной выставки. Называлась она тогда по-другому, она называлась Всесоюзная сельскохозяйственная выставка в Москве.

М.КУНИЦЫН: Это ВДНХ нынешняя.

К.КИСЛОВА: Теперешняя ВДНХ, да. И он едет впервые тоже (для не это тоже первый был выезд в Москву), он ехал в Москву в командировку на выставку. Мы, естественно, его ждали с подарками. И он вернулся с подарками. Он приехал и привез патефон.

Патефон такой был такой, какой-то сине-серый, это был красавец невозможный.

М.КУНИЦЫН: Это был первый патефон в вашем селе.

К.КИСЛОВА: Это первый патефон. У нас в селе это был вообще первый патефон у нас. И он привез набор, большой набор пластинок. Ну, правда, пластинки были немножко, так сказать, такого, специфического направления. В основном, там были пластинки цыганские, цыганской музыки, цыганских песен. Ну, надо сказать, что у нас была такая семья, потому что мой дед был, действительно, такой, самый настоящий цыган.

М.КУНИЦЫН: Настоящий таборный цыган.

К.КИСЛОВА: Да. Ну а отец уже немножко другой.

М.КУНИЦЫН: Но тем не менее, цыганская кровь оставалась и любовь к цыганской песне.

К.КИСЛОВА: Да. И он поэтому привез большой набор пластинок в исполнении артистов цыганского театра Ромэн, который тогда в Москве открылся. И самое главное, что там была пластинка в исполнении Ляли Черной. А я ее уже видела в фильме «Последний табор», и как раз песня «Бродяга», которая сейчас прозвучит, это пластинка тех времен и та самая пластинка, на которой записана песня «Бродяга» в исполнении Ляли Черной.

М.КУНИЦЫН: Итак, запись 1937 года, Ляля Черная, песня «Бродяга», пластинка на 78 оборотов.

(звучит песня «Бродяга» в исполнении Ляли Черной)

М.КУНИЦЫН: В эфире – программа «Винил». Уважаемые слушатели, я напоминаю вам номер для ваших SMS-сообщений с вопросами к нашей сегодняшней гостьи. Номер +7 985 970-45-45. Пожалуйста, мы ждем ваших вопросов. А в гостях у нас Калерия Кислова. Калерия была главным режиссером программы «Время» на Первом канале, тогда еще не на Первом канале, а на Центральном телевидении на продолжении долгих лет. И сегодня мы с ней отправились в далекое путешествие при помощи тех пластинок, которые когда-то были у нее.

К.КИСЛОВА: В далекое детство.

М.КУНИЦЫН: В далекое детство, да. И узнаем, каким же образом, на самом деле, увлечение этими пластинками в детстве оказало такое влияние на судьбу? Итак, только что прозвучала пластинка Ляли Черной, которая в миру, на самом деле, была Надежда…

К.КИСЛОВА: ...Сергеевна Киселёва.

М.КУНИЦЫН: Киселёва, да-да-да. С которой потом довелось вам повстречаться.

К.КИСЛОВА: Да.

М.КУНИЦЫН: Как же это произошло?

К.КИСЛОВА: Ну вот, понимаешь, когда появились эти пластинки, там был большой набор – там было много плясовых пластинок, таких, самых настоящих таборных песен в исполнении всего хора театра Ромэн. И романсы были, и Черкасова пела. Очень большой был набор. И с этого момента я просто решила… Нигде не задерживалась, из школы бежала скорее домой, садилась к патефону, заводила и садилась, и слушала. И, конечно, меня куда-то влекло, мне казалось… Понимаешь, это совпало с моментом, когда я вдруг осознала, что во мне тоже течет кровь вот этого народа. В какой-то, может быть, небольшой степени, но все равно есть.

М.КУНИЦЫН: Да, то есть был шанс.

К.КИСЛОВА: Да.

М.КУНИЦЫН: Или же карьера и в Москву, или в табор к цыганам.

К.КИСЛОВА: Да. Тогда, поначалу мне хотелось в табор. Мне хотелось куда-то в степь, к кострам, мне казалось, что… Ну, такой вот детский какой-то, так сказать, романтизм, который звал меня куда-то. И я даже рыдала над этими пластинками. Вот, когда звучала…

М.КУНИЦЫН: А вот одну из этих пластинок сейчас я поставил, между прочим, на проигрыватель. А? Оно?

К.КИСЛОВА: «Ту балвал»?

М.КУНИЦЫН: «Ту балвал».

К.КИСЛОВА: «Ту балвал» - это «Ты ветер». Да. И вот это одна из моих любимых пластинок, которые именно и звали меня туда. Правда, эта пластинка более позднего времени, это ансамбль под управлением Жемчужного. А тогда у меня была пластинка в исполнении артистов театра Ромэн. Она немножко чуть по-другому звучала, немножко другая была аранжировка.

М.КУНИЦЫН: Но послушаем ту, которая у нас сегодня есть в программе.

К.КИСЛОВА: Да.

(звучит «Ту балвал» в исполнении ансамбля под управлением Жемчужного)

М.КУНИЦЫН: В эфире – программа «Винил». Только что прозвучала цыганская пластинка «Ту балвал», «Ты ветер». Мы их слушаем вместе с Калерией Кисловой, с режиссером Центрального телевидения. Калерия Венедиктовна работает и сейчас, и, собственно, приехала после работы к нам на студию, так что спасибо вам большое. А вопрос у меня, на самом деле, будет еще такой. Я знаю, что дорога из сибирского села лежала через Новосибирск.

К.КИСЛОВА: Да. Я так вот с 1938 года до 1941-го, 3 года прошло и 3 года я мечтала о том… Я даже не надеялась, что я познакомлюсь с кем-то. Нет, я просто хотела увидеть живьем, какой же театр Ромэн, и прежде всего Лялю Черную. И вот была эта мечта, ну, просто я не знаю, я во сне ее видела, я бредила просто этим. И вдруг в газете «Советская Сибирь», которую получал мой папа, я в 1941 году, причем когда уже началась война, уже было несколько другое время, я вдруг прочитала, что в городе Новосибирске в середине июля начинаются гастроли цыганского театра Ромэн, и что туда приезжают все, и в том числе предмет, так сказать, моей любви. И я… Ну, почему-то я как-то газетами, журналами стала интересоваться очень рано. Это, наверное, потом меня привело в программу «Время», потому что, действительно, я газеты просматривала, по-моему, с момента, как только научилась читать.

И вот я чуть не на коленях вымолила у родителей разрешение поехать в Новосибирск.

М.КУНИЦЫН: А каким же образом добираться? Сибирское село.

К.КИСЛОВА: А добираться очень трудно. Там дороги тогда не было вообще никакой. Сейчас туда проложено шоссе, и можно за 5 часов доехать на автобусе от Новосибирска до Маслянино.

М.КУНИЦЫН: Маслянино – это родное село.

К.КИСЛОВА: Ну, я родилась в другом селе, а потом переехали в Маслянино, когда мне было 4 года, и практически до 18 лет я жила там. И училась там, и там школу закончила. И, в общем, в 1941 году в июле я просто перед самыми гастролями… Там все было рассчитано по дням. я собираюсь, у меня 2 узелка с вещами, в одном деньги и что-то запасное какое-то платье, а в другом основные мои вещи – там туфли первые мои на каблуке, одежда какая-то, еда даже какая-то.

М.КУНИЦЫН: То есть все самое необходимое в двух узелках, в руках.

К.КИСЛОВА: Да, самое необходимое, да. И я с этими двумя узелками в 5 утра отправляюсь к дому Райпотребсоюза, откуда все грузовики. Ехать можно было только на грузовиках, потому что по этой дороге можно было… Да и другого транспорта не было, тем более, что это 1941-й год. Грузовики остались только какие-то старые разбитые.

М.КУНИЦЫН: Все было реквизировано на фронт, да.

К.КИСЛОВА: А все отправлены были на фронт. И вот я прихожу туда, еще так темно, пасмурно, накануне шел дождь, всю ночь тоже лил дождь. Я прихожу, а там все водители сидят под навесом, играют в карты и говорят «Поедем часа через 4. Ты иди, девка, поспи. Приходи часа через 4, поедем». Но я же не могу возвращаться домой – это же плохая примета. Я думаю, не знаю, что мне делать 3-4 часа, я выхожу и смотрю, обоз собирается из бричек, запряженных быками.

М.КУНИЦЫН: То есть это почти шагом?

К.КИСЛОВА: Ну, конечно. Они со скоростью человеческого шага двигаются. Ну, я, значит, подбегаю туда к мужикам, которые там едут, и говорю «Куда? На станцию?» Они говорят «Да, на станцию». А до станции 90 км, до ближайшей станции. Я говорю «Возьмите с собой». Ну, там водители смеются, говорят «Ты что? Будешь ехать 5 дней. Да лучше подожди, мы тебя за несколько часов довезем». Но я, все-таки, села. Я – упрямая, села на облучок рядом с возницей, потому что в бричке неудобно сидеть.

М.КУНИЦЫН: Ну, грузовики-то потом догнали, наверное, этих быков, я думаю?

К.КИСЛОВА: Догнали. Догнали часа через 4, наверное.

К.КИСЛОВА: А дальше на грузовиках. Главное, что я потеряла узелок со всеми своими нарядами и с туфлями тоже. И с едой, что немаловажно. И я приезжаю… На грузовиках, потом на поезде. Я приезжаю в Новосибирск и, конечно, сразу, бросив только какие-то вещи, я бегу в театральную кассу. А гастролировали они в летнем театре в парке Сталина, и я выбираю место на плане и в кулаке у меня зажаты деньги, которые мне дома выдали, и я прошу кассиршу, вот, на все эти деньги выдать мне билеты на сколько, в общем, получится, на каждый день на одно и то же место в первый ряд, в самый центр. Она мне говорит «Так а тут повторяются спектакли». Я говорю «Не важно. Я хочу ходить каждый день туда». И с этого момента…

М.КУНИЦЫН: Целый месяц, каждый день на спектакли театра Ромэн.

К.КИСЛОВА: Да.

М.КУНИЦЫН: И вот в этот момент Ляля-то заметила?

К.КИСЛОВА: Да. Мне только досталось там 10 или 11 билетов, на другие мне денег не хватило. Но тем не менее, я стала ходить. У меня было единственное платье ярко-красное ситцевое в белый цветочек, и, значит, я приходила каждый день первая, первая входила в зал, садилась в пустом зале на свое место на это и сидела до конца спектакля, не выходя в антракты, никуда. И я увидела, наконец, эти спектакли, я плакала с ними, я с ними смеялась, я сидела там до конца и уходила последняя.

И вдруг… Ну, прошло, наверное, дней 5. В антракты я не выходила, потому что, ну, одна в аллею не будешь гулять там в парке. Все выходили, а я сидела, продолжала на своем месте. И вдруг появились 3 молодых человека, один там был (потом я уже узнала) Костя Кемалов там, Миша Доценко и третий не помню кто. В общем, они подошли ко мне и начали со мной разговаривать. Причем, они задали мне первый вопрос по-цыгански, я им также ответила. Они говорят «О, точно. Пошли». Я говорю «Куда пошли?» - «К Ляле».

М.КУНИЦЫН: К Ляле Черной?

К.КИСЛОВА: К Ляле Черной. Они мне говорят «К Ляле» просто так. Я решила, что меня обманывают, но я, все-таки, рискнула и пошла. И, действительно, они меня привели к ней. То есть она меня… Мало того, что я ее увидела, она меня заметила со сцены и, оказывается, сказала им «Что там за девчонка такая в красном платье сидит?»

М.КУНИЦЫН: Сидит и плачет, и смотрит на спектакле.

К.КИСЛОВА: И плачет, да, на каждом спектакле.

М.КУНИЦЫН: Так вот здесь я добавлю, что, на самом деле, вот эта встреча Калерии Кисловой с Лялей Черной – она повлияла невероятно на ее судьбу, потому что именно пластинки привели, любовь к Ляле Черной на эти спектакли.

К.КИСЛОВА: Да. Все правильно, Миш. Именно так.

М.КУНИЦЫН: И Ляля повлияла настолько, что, ведь, потом под ее воздействием было принято решение поступать в Театральный институт?

К.КИСЛОВА: Конечно, конечно. Мы с ней много на эту тему говорили. Я ей рассказала все про себя, кто я такая, откуда, кто мои родители и прочее. Она говорит «Вот, давай учись, закончишь, приезжай в Москву. Кончится война, приедешь в Москву и будешь у нас работать». И, в общем, эта, ну, я не могу сказать дружба, это знакомство просто имело свое продолжение на долгие-долгие годы. И потом не только с ней, но я узнала, в общем, очень многих в театре. Я узнала, ну, в общем, почти весь состав того времени и у меня появилось много друзей, много знакомых.

М.КУНИЦЫН: И среди них оказался Николай Сличенко.

К.КИСЛОВА: Нет, ну, Николай Алексеевич Сличенко – он значительно позже появился в театре.

М.КУНИЦЫН: Послушаем его пластинку.

К.КИСЛОВА: Послушаем.

М.КУНИЦЫН: Песню «Милая» мы услышим в записи Николая Сличенко.

(звучит песня «Милая» в исполнении Николая Сличенко)

М.КУНИЦЫН: В эфире – программа «Винил», как вы поняли сейчас из этой музыкальной отбивки, и у нас в гостях Калерия Кислова, режиссер телевидения. И мы отправились в далекое путешествие из сибирского села, уже оказались в Новосибирске, где Калерия Венедиктовна познакомилась с Лялей Черной, которая благословила ее на поступление. То есть желание убежать в табор вылилось в желание поступить и попасть в Театральный институт.

К.КИСЛОВА: Да, да.

М.КУНИЦЫН: Что же в этот момент звучало на танцплощадках? Я подозреваю, что вот эта пластинка. Я сейчас ее поставлю. Так, поехали. Играет «Цветущий май».

К.КИСЛОВА: О…

М.КУНИЦЫН: Танцуем?

К.КИСЛОВА: Танцуем. (все смеются)

(звучит «Цветущий май»)

К.КИСЛОВА: И дальше я закончила школу в селе, и приехала в Новосибирск поступать в Театральный институт. Там находился Ленинградский театральный институт. Но в это же время в «Красном факеле» там открылась театральная студия, которая предполагалась, что она будет по образцу мхатовской школы-студии на правах вуза. И я поступала и туда, и туда. И так получилось, что я поступила. Но там совпало еще, отца перевели в Новосибирск и меня уговорили. Тогда же шла война, и уезжать куда-то далеко от дома, в общем, было страшно. И я осталась в Новосибирске учиться в студии театра «Красный факел».

М.КУНИЦЫН: А пластинки-то взяли с собой?

К.КИСЛОВА: Да, конечно. Приехали мы, нам там дали большую квартиру в центре города, мы поселились и, в общем, привыкали к городскому образу жизни, что вода из кранов течет, и тем более горячая даже, и вообще дома тепло, печки нет. В общем, конечно, было трудно привыкать, но привыкли. Привыкли быстро, к хорошему быстро привыкаешь. И я стала учиться, все хорошо. Но я очень увлеклась танцами. А так как было у нас, в студии считалось неприличным ходить на танцы, то я тайно, никому не говоря, я бегала летом на танцплощадку, а зимой в клуб имени Сталина, который был напротив театра «Красный факел». И там проходили выходные дни и танцы, и я там вовсю танцевала, и в том числе и под эту музыку тоже.

М.КУНИЦЫН: Это звучала пластинка «Цветущий май», медленный танец, музыка Полонского. Написано «Инструментальный секстет». Пластинка, напечатанная сразу же после войны, а мелодия, кстати, была сочинена еще до войны этим композитором.

К.КИСЛОВА: Ну, конечно, да. Я знаю, что это старая пластинка.

М.КУНИЦЫН: Но, конечно, танцы. Пользовались эти пластинки большим успехом.

К.КИСЛОВА: Да, да. Но еще больше меня тогда очень, конечно, привлекало то, что… Еще помимо учебы у нас очень часто в театре «Красный факел», который считался сибирским МХАТом, там не было тогда Дома работников искусств, но вот в театре устраивались такие концерты ночные после спектакля, после концертов. И когда гастролировали какие-то большие, крупные артисты типа Вертинский приезжал и другие…

М.КУНИЦЫН: А, то есть вы были на концертах у Вертинского?..

К.КИСЛОВА: Обязательно, да.

М.КУНИЦЫН: Как студентка театрального…

К.КИСЛОВА: Нет, после концерта они давали концерт для работников искусств города Новосибирска. Ну и мы как студенты, конечно, присутствовали. И мы садились на пол. Это проходило в фойе, просто в театральном фойе, ночью. Начиналось это где-то после 11-ти, иногда даже 12-ти ночи. И вот там я впервые живьем услышала Клавдию Ивановну Шульженко, которая была там на гастролях и пришла, и давала нам такой концерт. Я сидела буквально перед ней на полу, буквально у ее ног, близко. Она стояла у рояля, потому что, ну, артисты занимали хорошие места, а мы садились на пол и слушали. И вот из всех ее тогда песен на меня больше всего произвела впечатление «Руки». Ну, потому что это была не просто… Это был, ну, моноспектакль, можно сказать.

М.КУНИЦЫН: Пластинка уже на проигрывателе. И как объявляла сама Шульженко, всем вам знакомый лирический романс «Руки».

(звучит романс «Руки» в исполнении Клавдии Шульженко)

М.КУНИЦЫН: В эфире – программа «Винил», у нас в гостях Калерия Кислова, режиссер телевидения. С ней мы отправились в путешествие из Сибири в Москву. И, вот, мы, наконец-то, оказались в Москве. Калерия отправилась в длинную… Я расскажу, можно? Вот, я знаю этот секрет.

К.КИСЛОВА: Да, да, Миш, конечно.

М.КУНИЦЫН: ...отправилась в долгую командировку в 1961 году.

К.КИСЛОВА: Нет. Но до этого я закончила ГИТИС еще в Москве. Я, так сказать, получила, все-таки, высшее образование, театральное все равно получила.

М.КУНИЦЫН: Но тем не менее, свое призвание и судьбу нашла на телевидении.

К.КИСЛОВА: Да.

М.КУНИЦЫН: И в 1961 году приехала… Сначала начала работать на Новосибирском телевидении, и с неделей Новосибирска приехала в Москву в 1961 году, в командировку. И в этой командировке осталась по сей день.

И уже работая в молодежной редакции, на Центральном телевидении, я так понимаю, что довелось встретиться с Клавдией Ивановной Шульженко уже в жизни.

К.КИСЛОВА: Да. И это произошло так. Я как режиссер вела трансляцию съезда комсомола. Не помню, это были 60-е годы, но конец 60-х годов. Я вела трансляцию съезда, и после съезда был концерт, который почему-то вели не музыкальная редакция наша, а вели мы же. И было поручено мне. И перед самым концертом, перед началом я стояла в транспункте, который был тогда во Дворце съездов около пульта и так, даже спиной почувствовала какое-то движение сзади где-то. Я повернулась, и вижу, что через аппаратную техническую идет какая-то странная такая группа. Во главе нее красивая, большая, высокая женщина в голубом, в каком-то развевающемся таком наряде и они прямо входят ко мне. И тут произошла такая заминка, потому что она смотрела на меня удивленно, я на нее. Она посмотрела на меня… Потому что я стояла перед ней маленькая, у меня рост небольшой, худенькая…

М.КУНИЦЫН: Не впечатлилась Клавдия Ивановна. Ей казалось, что режиссер телевидения должен быть другой.

К.КИСЛОВА: Да, она так посмотрела, говорит «Милочка, это что? Вы будете вести трансляцию концерта?» Я говорю «Да, я, Клавдия Ивановна». Она: «Значит, у меня такая просьба. Меня крупно не показывать. Самый крупный план должен быть вот такой» и показала мне на себе значительно ниже пояса, так скажем, такой, очень средний план. А я имела наглость возразить ей, сказала «Клавдия Ивановна, вы прекрасно выглядите и на крупном плане будет хорошо». Она говорит «Деточка, когда вы доживете до моего возраста, вы поймете», повернулась и ушла, оставив за собой шлейф запахов.

М.КУНИЦЫН: Французские духи «Мицуко» были у нее любимые.

К.КИСЛОВА: Да. И, значит, это была вторая встреча. Но была еще и третья встреча, которая еще через десяток лет произошла. Но это было где-то уже на стыке 70-х и 80-х годов, то ли 1979-й, то ли 1981-й. Я уже была в это время главным режиссером главной редакции информации, то есть программы «Время», я уже была лауреатом Государственной премии, что тоже давало мне какой-то уже вес. Я так, уже была серьезным человеком. И как-то позвонила моя приятельница, жена композитора Валентина Левашова. Она лежала в Кремлевке, в кремлевской больнице и попросила меня приехать к ней, навестить ее. И я поехала. Я приехала к ней туда, пришла в палату, нам тут же принесли… Она лежала одна, естественно, в хороших очень условиях. Нам принесли тут же чай с пирожными, мы сели с ней, пьем чай. И вдруг так, с шумом открывается дверь и входит Клавдия Ивановна Шульженко. Она уже была тут в розовом пеньюаре, на голове у нее розовая чалма и она говорит «Так, вы что сидите в комнате? Такая погода. Надо пользоваться. Ну-ка, гулять». И мы беспрекословно встали, оставив все чаи, и пошли за ней гулять в парк. Мы гуляли в парке, она была очень оживлена, она была веселая такая и всё. И потом вдруг какой-то слом произошел, и вдруг она погрустнела как-то и стала говорить о своем сыне. Я не знаю, что было у нее с сыном, но у нее в голосе было столько…

М.КУНИЦЫН: Она очень любила просто своего сына, и всегда беспокоилась о нем.

К.КИСЛОВА: И ты знаешь, у нее даже промелькнула такая мысль, фраза. Когда она говорила о нем, она говорила «Я очень боюсь, как он останется без меня. Вот, я уйду, а он останется и будет… Как он будет жить без меня?» Что-то ее беспокоило. То ли он женился, то ли он собирался жениться. Вот, это была третья такая встреча с Клавдией Ивановной. Как 3 вальса у меня 3 встречи с ней прошли, так сказать, через всю мою жизнь.

М.КУНИЦЫН: Но мы сейчас от Клавдии Ивановны перейдем к другому замечательному исполнителю, тоже чьи пластинки Калерия очень любила и любит до сих пор – это Муслим Магомаев.

К.КИСЛОВА: Я тоже была с ним знакома и знала его. И, конечно, без него наше время как-то нельзя представить себе.

М.КУНИЦЫН: Муслим Магомаев.

(звучит песня «Сердце на снегу» в исполнении Муслима Магомаева)

М.КУНИЦЫН: В эфире – программа «Винил». Мы слушаем с Калерией Кисловой, с нашей сегодняшней гостьей пластинки. Кстати, в этой вещи, которую сейчас исполнял Магомаев, очень тоже много, на мой взгляд, цыганского, такого выхода.

К.КИСЛОВА: Да, есть немного.

М.КУНИЦЫН: Но я хочу, чтобы сейчас вы рассказали про еще одну встречу.

К.КИСЛОВА: Да, я вот как раз к ней и хотела перейти. Я знаю, что ты имеешь в виду. Мне просто хочется еще про одного человека, который, как бы, с пластинки шагнул в мою жизнь. Слегка. Пусть одним крылом задел. Не важно. 1980-й год. Я готовлюсь к ведению открытия и закрытия Олимпийских игр. И летом, в начале июня я лечу в Грецию, в Афины на репетицию зажжения Олимпийского огня. И когда я прилетела туда (ну, зажжение было в Олимпии, куда мы летали на вертолете) просто когда я ходила по городу Афины, я увидела кругом афиши большие такие просто, щиты с портретами Джо Дассена, которого я тоже очень любила как певца, любила слушать его пластинки. И, конечно, я никогда даже не надеялась увидеть, услышать его живьем. Ну, я попала на концерт. Но самое главное, я была на приеме, на котором среди гостей был Джо Дассен и даже была представлена ему как… Ну, я была единственным представителем от телевидения московского, а прием был посвящен будущим Олимпийским играм. И поэтому вот так произошло. И даже за столом мы сидели… У нас места были… Там же расписано всё, мы сидели напротив. И я, естественно, очень внимательно смотрела, мне хотелось запомнить все черты, какой он и что. И я помню, он… Он был один с переводчиком только, без жены. У него там все спрашивали, и он как раз рассказывал о том, что его на острове, на его острове в Средиземном море ждет жена с маленьким сыном, с маленьким Джо, как он сказал. И он летит… Что это последние гастроли в этом сезоне и он летит туда. А я смотрела и как-то… Очень хочется. Давай послушаем.

(звучит песня «Et si tu n’existais pas» в исполнении Джо Дассена)

К.КИСЛОВА: Да, замечательная-замечательная. И как-то, в общем, немножко взгрустнулось, потому что, ведь, эти последние, как он сказал, гастроли в этом сезоне оказались последними в его жизни, потому что он, закончив гастролировать в Греции, он полетел, действительно, на свой остров и там во время отдыха скончался от сердечного приступа.

М.КУНИЦЫН: Будучи совсем молодым человеком.

К.КИСЛОВА: Да, да.

М.КУНИЦЫН: Это был 1980-й год как раз.

К.КИСЛОВА: А ты знаешь, я когда вот так сидела за ужином, я смотрела на него и, вот, я обратила внимание, что у него на лице были такие крупные капли пота. Вот, они как крупная роса бывает на листьях, когда утром выходишь в сад. И я почему-то подумала, причем, вот, все лицо, особенно на висках и на лбу. А в зале было довольно прохладно, хорошо работала кондиция, не было жарко. И я так смотрела и думаю «Наверное, у него сердце больное». И надо же, вот через месяц, действительно, пришла к нам такая весть, о которой мы сообщали уже в программе «Время» в июле-месяце. Я не помню дату, но вот так произошло.

М.КУНИЦЫН: Но как раз вот эта поездка в Афины была связана с Олимпийскими играми.

К.КИСЛОВА: Да, да.

М.КУНИЦЫН: Это огромная веха в вашей жизни, работа на Олимпиаде. Есть много, на самом деле, телевизионных программ, в которых Калерия Венедиктовна рассказывала о том, как она работала, описывала подробно все эти детали увлекательнейшей, интересной работы. Есть, между прочим, документальный фильм, который называется «Мисс телевидения СССР». Это, кстати, ведь, Брежнев так окрестил, Мисс телевидения?

К.КИСЛОВА: Да, Леонид Ильич так меня назвал.

М.КУНИЦЫН: Да. И, по-моему, 6 всесильных мужчин.

К.КИСЛОВА: Так ему было легче.

М.КУНИЦЫН: Вот, перед тем, как поставить последнюю пластинку в сегодняшней программе, буквально несколько слов о том времени, о работе на Олимпиаде.

К.КИСЛОВА: Ну, понимаешь, ведь, к Олимпиаде, в общем… Олимпиадой я жила, так сказать, целый год, даже больше года. Я работала вместе с оператором Сергеем Журавлевым, все время была при Дунаеве, постановщике торжественного открытия и закрытия. И это была очень интересная работа, необыкновенно. И я считаю, что это, наверное, самая главная вот такая моя работа, если говорить о моем творческом пути.

М.КУНИЦЫН: Вот тот знаменитый план, когда на закрытии улетает Мишка и течет слеза, катится по этому панно. Этот план, по-моему, стал хрестоматийным и ассоциируется не только с Олимпиадой, но и с целой эпохой.

К.КИСЛОВА: Понимаешь, мне приятно, что… Ну, я работала, естественно, не одна. Там на открытии было 11 ПТС, на закрытии было 6 ПТС. Ну, это 6 передвижных телевизионных станций, у каждой станции по 6 камер. Вот, представляешь, сколько камер было только на Большой спортивной арене? И это было, действительно, незабываемое время. И когда кончилось, когда улетел этот Мишка, когда погасли последние огни фейерверка, которые были над Лужниками, вот, почувствовалась вообще такая опустошенность какая-то, вот, как будто я потеряла часть жизни просто. Потому что мы вели ее вместе с моей, так сказать, постоянной партнершей, была ассистентом, потом стала вторым режиссером со мной Таня Петровская, и мы с ней вели эту трансляцию и, по-моему, обе плакали после трансляции. Открытие было…

М.КУНИЦЫН: Плакали вместе с вами тогда все.

К.КИСЛОВА: Да, плакали вместе, да.

М.КУНИЦЫН: Плакали и те, кто вели трансляцию, и те, кто смотрели эту трансляцию.

К.КИСЛОВА: Да.

М.КУНИЦЫН: И, ведь, на самом деле, вот сегодня, благодаря тому, что вы пришли в эту студию, принесли пластинки, часть, действительно, пластинок принадлежала Калерии Венедиктовне.

К.КИСЛОВА: Ну, часть. К сожалению, у меня многие не сохранились.

М.КУНИЦЫН: И мы совершили это большое путешествие, начав его в сибирском селе под пластинки с цыганской музыкой, и оказались в Москве на закрытии Олимпиады. И под конец программы я хочу поблагодарить за участие, за то, что вы рассказали, на самом деле, столько нам всего интересного, и поставить ту песню…

К.КИСЛОВА: Но я хочу, все-таки, перебить тебя и сказать, что с Ромэном я не рассталась всю жизнь. До сих пор. Ты-то знаешь это, потому что…

М.КУНИЦЫН: Это я знаю, правда.

К.КИСЛОВА: Да. Потому что в Ромэн я хожу до сих пор, это мой любимый театр и я там бываю систематически.

М.КУНИЦЫН: Одной из последних уже вещей в сегодняшней программе будет «До свидания, Москва, до свидания».

К.КИСЛОВА: Да.

(звучит песня «До свидания, Москва!»)

Е. Афанасьева ― Добрый вечер, в эфире «Телехранитель», программа о сути телевидения и о тех, кто определяет и хранит эту суть. В студии Елена Афанасьева, и, как всегда по воскресеньям, говорим мы с вами о персонах, программах, событиях и антисобытиях, которые влияют на то, каким наше телевидение будет сегодня и завтра.

Сегодня у нас в гостях человек, который стопроцентно повлиял на то, каким наше телевидение становилось за эти годы, потому что это легенда нашего телевидения – Калерия Венедиктовна Кислова, человек, который вел прямые эфиры всего и вся, начиная с 60-х годов Центрального телевидения и до 90-х.

К. Кислова ― Не до 90-х, почему.

Е. Афанасьева ― До 2000-х.

К. Кислова ― И в 2000-м тоже. Я перешла в 2003-м уже в другое…

Е. Афанасьева ― В консультанты. Калерия Венедиктовна Кислова, режиссер Центрального телевидения, потом уже телекомпании «ОРТ» и «Первый канал». И человек, который, ну, вот действительно легенда абсолютная. Если вы сейчас смотрите сетевизор, вы можете увидеть Калерию Венедиктовну и никогда в жизни не поверите, что в этом году – она не скрывает – отметила 90-летие. Это фантастика, это просто фантастика. И поражает нас всех жизнерадостностью, бодростью и, главное, феноменальной памятью. Калерия Венедиктовна помнит все.

Я хотела вас все равно спросить, раз мы сегодняшнюю тему назвали «Телевидение от Брежнева до Путина», я думаю, что все равно слушателям в первую очередь, несмотря на то, что вы сделали огромное количество разных передач, прямых эфиров, трансляций, парадов, олимпиаду вели и прочее.

К. Кислова ― От открытия до закрытия.

Е. Афанасьева ― Вероятно, раз такая тема манкая, интересно узнать: а вы каждого лидера советского, а потом российского государства знали лично?

К. Кислова ― Да. Да, так сложилось. Так получилось, что я делала очень много передач, и фильмы делала, и трансляции прямые вела. А вообще пришла на телевидение, когда и записи не было, все передачи шли живьем. Ну, вот потом получилось так, что я стала работать в главной редакции информации и вела программу «Время». И потом меня вот параллельно еще назначили работать, так сказать, вести, всякие записи тогда уже появились и трансляции, связанные с первыми лицами. И получилось так, что с первым я начала работать с Леонидом Ильичом Брежневым, с ним проработала до конца его, так сказать, работы. До конца его жизни фактически.

Е. Афанасьева ― Трансляцию похорон тоже вы вели, наверное.

К. Кислова ― Трансляцию похорон тоже. И причем вот я с ним ездила в командировки и по стране, и за рубеж. Я не политик, я просто режиссер и всегда хотела делать свою работу так, чтобы было за нее как-то не стыдно. Особенно когда стала работать вот с первыми лицами – это все-таки престиж государства. И я, конечно, старалась и Леонида Ильича показать так, чтобы…

Е. Афанасьева ― Аккуратненько.

К. Кислова ― Да, чтобы все было нормально.

Е. Афанасьева ― Потом череда была у вас подряд первых лиц.

К. Кислова ― Да, потом, когда Леонид Ильич умер, я даже, честно говоря, 10 ноября 82-го года прошлого века, меня просто вызвали с дня рождения моего свекра, не сказали, куда и что, и ночью меня увезли в Колонный зал, и в Колонном зале я сидела, приехала туда где-то около 11 вечера, ждала до 2 часов ночи в полном неведении, что здесь будет происходить, и для чего меня сюда позвали. Я вот одна в большом Колонном зале темном.

Е. Афанасьева ― То есть, вас вызвали, чтобы организовывать трансляцию.

К. Кислова ― И только уже в третьем часу появились люди, которые этим занимались, ближайшее его окружение, охрана и начальник девятого управления, которое занималось охраной первых лиц государства. И тогда только я узнала, что Леонид Ильич умер. Меня, собственно, вызвали для того, чтобы я определила, какая у меня здесь будет стоять техника, где будут стоять камеры – в общем, решить все такие вопросы.

Е. Афанасьева ― А потом Юрий Владимирович Андропов практически не появлялся на экране, когда он был генсеком, он же болел.

К. Кислова: Я ― то его узнала раньше, потому что было такое очень неприятное время, когда я ездила с Брежневым в Узбекистан, в Ташкент, и там произошло на авиационном заводе… короче говоря, там обломился какой-то балкон, там на него посыпались люди. И у меня пленку эту изъяли.

Е. Афанасьева ― На Брежнева посыпались люди?

К. Кислова ― Да, на Брежнева. И потом шло расследование. У меня эту пленку украли просто практически. Потому что я ее положила в сейф на сохранение там же в Ташкенте, а ее изъяли, ну, органы безопасности местные, которые проморгали это. И потом началось расследование такое, меня без конца, в общем, вызывали. И последняя инстанция была, меня когда вызвали к Юрию Владимировичу Андропову.

Е. Афанасьева ― То есть, он сам разбирался.

К. Кислова ― Да. Ну, потому что это очень серьезно. Собственно, им надо было определить, как это: или это был подстроенный какой-то акт, или это была случайность. Вот его с этой стороны больше интересовало. И мы с ним довольно долго, в общем, в течение нескольких часов тоже ночных, я была у него в кабинете на Лубянке, как тогда Джержинка называлась. То есть, теперь называется, а тогда была Дзержинка. И я ему все это дело рассказывала. Это был 82-й год, конец апреля, с ним вот встреча, и он был очень бодрый.

А потом он стал генеральным секретарем после Леонида Ильича. Я с ним встречалась. Сначала он не хотел вообще, чтобы его показывали. Он говорил: перекормили мы телевидение, перекормили, поэтому не надо. Показывать на фотографиях то, что происходит, приемы какие-то – это тоже не выход из положения. И я была у него вот…

Е. Афанасьева ― Вы его убеждали, что надо показывать.

К. Кислова ― Да, я убеждала, что пусть немного, но все-таки… Потому что когда прислали фотографию, где награждали много-много всяких выдающихся людей, в том числе и Михаила Сергеевича…

Е. Афанасьева ― Еще молодого.

К. Кислова ― Да. И они там все сидели в линеечку, а мне показывать потом эту фотографию в программе «Время», ну, просто невозможно. И я сказала, что лучше, чтобы вот так…

Е. Афанасьева ― Все-таки была съемка.

К. Кислова ― Пусть без звука, пусть так. Ну, мы начали, в общем, стали нас приглашать.

Е. Афанасьева ― Как это теперь называется, на паркет, да?

К. Кислова ― Но он очень быстро заболел и очень быстро как-то…

Е. Афанасьева ― То есть, он чуть больше года пробыл, потом…

К. Кислова ― Он побольше года пробыл, да.

Е. Афанасьева ― Да, он в феврале умер. Был Черненко, который был не менее больной.

К. Кислова ― И потом Константин Устинович пришел Черненко, с которым я тоже была знакома, причем я знакома с ним была за несколько лет до этого.

Е. Афанасьева ― Калерия Венедиктовна – я, во-первых, напомню, что это легендарная Калерия Венедиктовна Кислова, режиссер Центрального телевидения. Мы с ней вспоминаем, что она знала всех лидеров государства, вела трансляции, снимала.

Если у вас есть вопросы - +7-985-970-45-45, пожалуйста. Это уникальный наш сегодняшний гость, может рассказать всю историю нашего телевидения.

Я вспоминаю свое глубокое детство и кадр, когда Черненко показывали, он якобы голосовал – а это, видно, ему в больнице делали избирательный участок, или что? Расскажите секреты. Какое-то это было очень странное такое детское мое воспоминание.

К. Кислова ― Сделали, так сказать, оформление как избирательный участок.

Е. Афанасьева ― Прямо как нормальный участок.

К. Кислова ― Но, конечно, все равно было понятно… Меня потом очень многие спрашивали наши коллеги из-за рубежа, которые здесь были аккредитованы: где ты его, где?.. Ты снимала? Где? Чего? Ну, в общем, так получилось, потому что он был в больнице, и он голосовал там.

Е. Афанасьева ― Ну что, теперь уже осталось перейти к более длинной эпохе Горбачева.

К. Кислова ― А потом появился Михаил Сергеевич, энергичный, молодой тогда. И он сначала тоже как-то так к телевидению не очень хорошо относился.

Е. Афанасьева ― Не очень?

К. Кислова ― Поначалу – да.

Е. Афанасьева ― Почему?

К. Кислова ― Он сначала сказал, что не надо, чтобы со мной ездили, не надо, чтобы вот… Он поехал в Питер первый раз, Ленинград тогда назывался. И там его первый раз – он там выступал и встречался с народом, и работало с ним телевидение ленинградское.

Е. Афанасьева ― А, то есть, даже не поехало Центральное телевидение.

К. Кислова ― Да. А вторая его такая поездка была в этом же 85-м году, в начале сентября, и он поехал в Тюмень. И там вот мы с ним совершенно случайно… А меня послали с операторами туда. И там случайно совершенно он сам ко мне подошел. Не знаю, он не знал, чисто случайно. Он решил, что я там какой-то…

Е. Афанасьева ― Начальник.

К. Кислова ― Нет, в обкоме, мы с ним встретились в обкоме. Я стояла там у стенки за колонной, чтобы пропустить, когда они там шли. А я там устанавливала камеры в зале, потому что чужая ПТС, без операторов, операторов я ставила киношных. И, в общем, вот такая вот была заваруха. И вот он увидел, подошел и спросил у первого секретаря обкома, говорит: что это у тебя тут женщины за колонной где-то тут прячутся?

Е. Афанасьева ― Перепуганный секретарь обкома не знал, что сказать.

К. Кислова ― Тот меня впервые видел, тоже не понял. Ну, тут к нему подошел генерал такой Плеханов был, начальник девятого управления при нем…

Е. Афанасьева ― И объяснил, кто вы такая.

К. Кислова ― Нет, он не объяснил. Он сказал: Михаил Сергеевич, это наша. Михаил Сергеевич решил, потом он мне сам сказал: я же думал, что мне, как Каддафи, набрали охрану из женщин. И он так посмотрел на него, руку мою так сразу отпустил, потому что он до этого здоровался.

Е. Афанасьева ― Вдруг сломаете.

К. Кислова ― И говорит: ну, Юрий Сергеевич, ты даешь! Повернулся и пошел.

Е. Афанасьева ― То есть, он решил, что вы охрана.

К. Кислова ― Да, но я тут не растерялась, я Юрия Сергеевича тогда за пальто…

Е. Афанасьева ― Да, если я ваша…

К. Кислова ― Мне надо было улететь в Целиноград, то есть теперешняя Астана. Потому что Михаил Сергеевич улетал туда.

Е. Афанасьева ― А вам надо было готовить съемку.

К. Кислова ― А мне нужно было хотя бы с ним туда прилететь. Потому что небо закрыто и никакие самолеты не взлетают.

Е. Афанасьева ― А небо закрыто потому, что он должен лететь.

К. Кислова ― Потому, что он должен лететь через три или четыре часа. И я тогда: Юрий Сергеевич, мне надо улететь в Астану, то есть в Целиноград. Ну, он мне объяснил, что мне надо сделать. Поезжай после этого, мы, - говорит, - будем обедать, а ты поезжай туда, скажи там такому-то, чтобы тебя посадили в основной самолет. И я полетела с ним туда.

Е. Афанасьева ― И когда же Михаил Сергеевич узнал, что вы все-таки режиссер Центрального телевидения, а не его охранник?

К. Кислова ― Когда они ехали после обеда или до обеда…

Е. Афанасьева ― Ему все-таки объяснили.

К. Кислова ― … ему Юрий Сергеевич объяснил, кто я. И тогда Михаил Сергеевич сам ко мне пошел знакомиться. Он уже знал имя, он подошел, говорит: «Ну, Калерия, давай будем знакомиться». – Давайте!

Е. Афанасьева ― А выходы его в народ – вот это все вы тоже снимали? Он же любил вот остановиться где-то посреди города…

К. Кислова ― Конечно, потом все…

Е. Афанасьева ― А как же это можно было организовать технически? Я знаю, что это пугало охрану. А вот как вы снимали это, когда он незапланированно останавливался, хоть где-то в России, в Советском Союзе, хоть в Европе или в Америке?

К. Кислова ― Везде. Потому что я обычно ехала в головной машине перед ним.

Е. Афанасьева ― А операторы ваши где ехали?

К. Кислова ― С операторами.

Е. Афанасьева ― Тут выбегали…

К. Кислова ― Да, и мы тут же выбегали. Почему мы и в Ташкенте оказались, когда Леонид Ильич, когда на него свалилась эта палка.

Е. Афанасьева ― Тоже впереди были.

К. Кислова ― Потому что единственные мы там были, больше никого, всех остальных отправили в Ташкент. А его первый секретарь ЦК Узбекистана уговорил.

Е. Афанасьева ― Значит, получается, вы познакомились с Михаилом Сергеевичем, ездили с ним на все его исторические визиты, все вот эти съезды народных депутатов.

К. Кислова ― Да.

Е. Афанасьева ― Партконференция, где Ельцин уходил – все вы снимали?

К. Кислова ― Все я, да.

Е. Афанасьева ― То есть, все вы. Потрясающе! И отставку Михаила Сергеевича вы снимали?

К. Кислова ― И отставку Михаила Сергеевича – я.

Е. Афанасьева ― То есть, тоже грустную всю эту историю.

К. Кислова ― Да.

Е. Афанасьева: 25 ― го, да, по-моему?

К. Кислова ― 25 декабря 91-го года. И после этого вот… и, опять же, у меня все время как-то получалось как бы из-за такта. Потому что вот Борис Николаевич – с Борисом Николаевичем я первый раз встретилась на военном заводе в Зеленограде у нас здесь, когда он еще приехал из Свердловска и стал первым секретарем МГК.

Е. Афанасьева ― Горкома партии.

К. Кислова ― Ну, Московский городской комитет партии.

Е. Афанасьева ― Это не все сейчас уже молодые слушатели знают, поэтому мы расшифровываем.

К. Кислова ― И мы приехали туда, там был закрытый цех, нам сказали: погуляйте немножко. А была жара, июль месяц, пекло такое. Я там села на скамеечку во дворе, где пекло, скамеечка одна единственная стояла под деревом. Я там села одна и сижу. И идет Ельцин, новый секретарь МГК, Московского комитета партии, в сопровождении одного какого-то мужчины. Они что-то идут разговаривают так. А двор пустой, все же очистили.

Е. Афанасьева ― Одна вы там.

К. Кислова ― Да, и я одна только сижу. И я слышу… они так далеко проходили, и вдруг Борис Николаевич говорит: давайте посидим вот здесь, здесь хоть тень. И они подходят.

Е. Афанасьева ― К вам.

К. Кислова ― Я чувствую, что другой скамейки нет…

Е. Афанасьева ― То есть, они просто к вам идут.

К. Кислова ― Да, они прямо так направляются. Он подходит, говорит: здравствуйте. Я говорю: здравствуйте, Борис Николаевич. Он говорит: а можно с вами тут вот?..

Е. Афанасьева ― Присесть.

К. Кислова ― Присесть. Я говорю: конечно. Я так сразу сдвинулась на краешек. Ну, там скамейка большая, такая лавочка, как я сказала. И мы, значит… И он стал сам со мной разговаривать. Он говорит: а почему вы не там? Я говорю: меня не пустили. – Журналист? Я говорю: да не совсем. – А что значит не совсем? Я говорю: я вообще режиссер. - А вот интересно, а что делает режиссер? Я ему стала рассказывать. И мы с ним, наверное, часа полтора, не меньше, сидели разговаривали. Потом там обед был, и после обеда был другой цех, и все. Я только, единственное, я не помню, то ли он… по-моему, я ему визитную карточку не давала. Или как-то… я не знаю.

Е. Афанасьева ― В общем, запомнил он вас.

К. Кислова ― Он меня запомнил. Это же был еще 86-й, по-моему, год. И в 91-м году, когда вот он стал…

Е. Афанасьева ― Уже президент России.

К. Кислова ― Президентом России пока еще, тогда еще Россия, и еще СССР существовал. И когда Михаил Сергеевич подписал указ о своей отставке…

Е. Афанасьева ― И вы это все транслировали.

К. Кислова ― Я его и провожала, и вывела туда вот в эту зеленую гостиную, там было очень много журналистов, много камер. Я ему объяснила, куда смотреть, там, что. Потому что это прямой эфир был, не запись.

Е. Афанасьева ― Мы сейчас на вот этой животрепещущей ноте рассказа об отставке Михаила Сергеевича, как Калерия Венедиктовна Кислова снимала отставку Горбачева и дальше начало телевизионной эры Ельцина – мы прервемся на выпуск новостей на «Эхо Москвы» и продолжим наш разговор в программе «Телехранитель».

Е. Афанасьева ― Мы продолжаем программу «Телехранитель», в студии Елена Афанасьева, в гостях сегодня у меня легенда нашего телевидения – Калерия Венедиктовна Кислова, режиссер Центрального телевидения, потом «Первого канала», человек, который снимал все ключевые события истории страны. И мы начали вспоминать, как она работала с лидерами государства, дошли уже до истории, когда уже слагал свои полномочия Михаил Сергеевич Горбачев и приходил к власти – в конце это 91-го года – Ельцин.

Итак, вы закончили снимать отречение Горбачева, это шло в прямом эфире. И тут же пришлось снимать, наверное, Бориса Николаевича.

К. Кислова ― Нет.

Е. Афанасьева ― Нет, не тут же?

К. Кислова ― Борис Николаевич не приезжал туда. Мы закончили в шесть часов, в восемнадцать шла эта живая передача, опускался флаг над Кремлем, поднимали триколор – это тоже…

Е. Афанасьева ― То есть, у вас отдельные камеры стояли.

К. Кислова ― Да, я показывала и флаг, и Михаила Сергеевича, который, так сказать, подписал указ. И даже когда он расписывался, стояла у меня камера на его руку, которая подписывала этот указ.

Е. Афанасьева ― Исторический документ. А Ельцина надо было, наверное, уже снимать с новогодним…

К. Кислова ― Да, а на второй день…

Е. Афанасьева ― На следующий день.

К. Кислова ― Да. И буквально на второй день - я уже вот сказала, что с Ельциным я познакомилась на военном заводе в Зеленограде, но это было за много лет до этого события, в 86-м году. А тут на второй день мне сказал наш главный редактор – тогда это был Добродеев…

Е. Афанасьева ― Олег Борисович, ныне руководитель ВГТРК.

К. Кислова ― И он мне сказал, что нужно ехать…

Е. Афанасьева ― В Кремль.

К. Кислова ― … в Кремль к Борису Николаевичу. Я решила, что не очень как-то удобно: я вчера попрощалась с Михаилом Сергеевичем, как-то сразу… Я говорю: давай кого-нибудь другого. И мы отправили туда… Но еще на следующий день…

Е. Афанасьева ― Все-таки вызвали вас.

К. Кислова ― Да. Тот же самый Добродеев…

Е. Афанасьева ― Умели вы запомниться лидерам государства, Калерия Венедиктовна.

К. Кислова ― Он сказал: ты что, с ним знакома? Я говорю: нет, ну, как знакома? Я показывала его, когда он там партбилет положил, на пленуме я была, на котором все это… То есть, я видела, он меня – нет. И мне вдруг Олег Борисович говорит: а вот помощник его позвонил и сказал, что если я на месте, то чтобы – просил, чтобы приехала я.

Е. Афанасьева ― И вы поехали.

К. Кислова ― Мы поехали вместе с Олегом тогда и еще там с другими людьми, большой группой поехали к Борису Николаевичу. И меня чем он удивил, что когда ему по очереди представляли, вот такой-то, такой-то, дошли до меня, говорят: Калерия Кислова, программа «Время». А он повернулся к своему помощнику и говорит: что вы мне говорите? Я с ней еще в 86-м году…

Е. Афанасьева ― То есть, память у него не хуже, чем у вас была.

К. Кислова ― В Зеленограде – он сказал – на завалинке сидел. Я говорю: Борис Николаевич, мы с вами на лавочке сидели, а не на завалинке. А он так пошутил, говорит: ну, на завалинке романтичнее. И пошел дальше.

К. Кислова ― Все вот эти годы, которые он работал…

Е. Афанасьева ― И летали в командировки.

К. Кислова ― Да, я работала с ним. И летала, и в Штаты опять же. В Штаты я со всеми летала. И конечно больше всего с Михаилом Сергеевичем. С Борисом Николаевичем тоже. И до самого конца и все новогодние поздравления, и все…

Е. Афанасьева ― И тот знаменитый эфир: я устал, я ухожу – это снимали тоже?..

Е. Афанасьева ― Прямо день в день?

Е. Афанасьева: 99 ― й год, да?

К. Кислова ― Да.

Е. Афанасьева ― То есть, вы записали новогоднее обращение обычное.

К. Кислова ― Да, новогоднее поздравление, новогоднее обращение. Но он, когда стал прощаться, он сказал: вы знаете, вы пока не разбирайте – а мы там елку нарядили. Он говорит: вы пока не разбирайте и не увозите камеры. Вы приедете еще.

Е. Афанасьева ― То есть, он знал, что что-то будет.

К. Кислова ― А я говорю: Борис Николаевич, да вы все хорошо сказали, я смонтирую все это на VHS, перегоню и вам, пришлю как всегда. А он так как-то… Но потом-то я, конечно, когда анализировала, думала, что он, конечно, тогда уже…

Е. Афанасьева ― Знал, что будет прощаться?

К. Кислова ― Да. Он сказал: нет, наверное, вы все-таки еще приедете. Я сам напишу текст, - вот такую фразу сказал.

Е. Афанасьева ― И вас вызвали 31-го, да?

К. Кислова ― И накануне буквально, 30-го числа, вечером поздно звонок, и говорят, что завтра в 6 утра чтобы все те же самые люди были у Спасской башни. Я начала всех собирать, потому что новогодние праздники, кто-то уже в отпуск ушел, я боялась, что кто-то уехал. Но тем не менее всех собрала, и мы на второй день утром рано в 6 утра – мороз был – подъехали.

Е. Афанасьева ― Но вы не подозревали, что будет не просто переписанное обращение, думали?..

К. Кислова ― Что просто переписанное обращение.

Е. Афанасьева ― И в какой момент вы поняли, что он прощаться будет? Уже когда записали или раньше?

К. Кислова ― Я поняла только тогда, когда увидела текст.

Е. Афанасьева ― А текст как увидели?

К. Кислова ― Вот мы приехали в 6, мы собрали всю схему нашу, там, звук, видео, все вместе, все – а текст не несут.

Е. Афанасьева ― А его надо набрать на телесуфлер, да?

К. Кислова ― Надо набрать на компьютер. И чтобы подать ему на телесуфлер. И текста нет, текста нет. И буквально где-то за 15 минут до 10-ти – а я знала, что Борис Николаевич никогда не опаздывал. Вот назначенное время – он минута в минуту обычно уже выходил. И я смотрю, уже без четверти 10 – текста нет. И потом вдруг выходит его помощник Валентин Юмашев и дает мне текст. И мне говорит: Калерия, быстренько надо набрать. И я иду, подхожу к нашей Наташе Стрежневой, которая набирает текст. Я говорю: Наташенька, быстро… и я не посмотрела в текст, не взглянула, думаю – ну, как обычно. И хожу так на нерве немножко, потому что, как вот он придет – а в у нас не готово. И потом буквально где-то минуты, наверное… А там пришел человек, который проверяет еще, чтобы ошибок нигде не было. И они так печатают там, а я подошла к его креслу, и вот так облокотилась на спинку и смотрю на экран, на телесуфлер. И как раз попала на фразу: я ухожу.

Е. Афанасьева ― Вот так.

К. Кислова ― Тут сразу, конечно, я определила, и потом выходит Таня, которая работала у него тоже в это время уже, дочь его, и она мне говорит: Калерия, вы, пожалуйста, вот если не успеет, вы как-нибудь поговорите, но так чтобы… только не сочувствуйте, там… Я говорю: нет-нет.

Е. Афанасьева ― Тут вот спрашивают, извините, Калерия Венедиктовна, Виталий Авилов спрашивает: «Сколько дублей потребовалось Ельцину, или он сказал прощальные слова с первого раза?»

К. Кислова ― Сразу, первый раз. Мы только-только успели – у нас же в 12 дня был эфир, и поэтому как только записали полностью – он, кстати, вообще записывался обычно без дублей, он делал один дубль, в крайнем случае там надо было что-то переговорить, если где-то была неточность, значит, он переговаривал. Он не делал по нескольку дублей никогда.

Е. Афанасьева ― И в тот же день, вероятно, вы записывали Владимира Путина?

К. Кислова ― Да. И он, конечно, волновался. Когда он вошел ровно в 10, вот просто на кремлевских часах над дверью я смотрю: 10, и дверь открывается – он вошел. Вошел, такой прямой и такой собранный очень, а то обычно он входил, разговаривал со всеми, а тут такой был очень… Вот вошел, поздоровался и сразу на место сел. А я понимаю, что еще текст не готов, поэтому я начинаю с ним… я говорю: Борис Николаевич, можно я вам поправлю прическу вот здесь? Там нечего было поправлять, но я что-то поправляла, я что-то ему говорила, в общем, я как-то пыталась, не касаясь этой темы, я пыталась как-то отвлечь его внимание, что мы не готовы.

Е. Афанасьева ― И вы в один день снимали вот это: я устал, я ухожу. И тут же снимали, тут же Путин уже поздравлял народ.

К. Кислова ― Сделали этот дубль, сразу кассету вручила я Ефимову Алексею, и Эрнст нас ждал в Останкино, и кто-то повез кассету. А мне сказали, что надо остаться еще, потому что мы еще поздравили с Новым годом, с новым веком, выпили по бокалу шампанского. Борис Николаевич подарил нам цветы, женщинам группы.

Е. Афанасьева ― И вам сказали, что дальше вы снимаете обращение.

К. Кислова ― … да, записывать Владимир Владимировича.

Е. Афанасьева ― И вы первый раз записывали Владимира Владимировича?

К. Кислова ― Я впервые увидела, так сказать, близко. Так я уже знала его, но, вот он вышел сразу, поздоровался…

Е. Афанасьева ― Владимир из Пензы интересуется: «А с кем из лидеров вам было легче всего работать профессионально?

К. Кислова ― Да вы знаете, мне не было трудно ни с кем из них, во всяком случае, с теми, с кем я так помногу работала. Но у каждого были, естественно, какие-то особенности, какие-то трудности. Допустим, трудно было монтировать Леонида Ильича.

Е. Афанасьева ― Потому что плохо говорил?

К. Кислова ― Потому что у него иногда были оговорки, там надо было исправить. А тогда очень к этому относились серьезно.

Е. Афанасьева ― И техника была еще такая, что монтировать сложно.

К. Кислова ― И техника была тогда слабее. А потом, ну, Михаил Сергеевич любил много дублей сделать.

Е. Афанасьева ― Да?

К. Кислова ― Он потом выбирал, он смотрел, мы вместе смотрели. Мы садились у него в кабинете и смотрели. Он по десять дублей делал. Причем, они не очень отличались. Но он вот – еще что-то, а вот еще, а вот еще так… И он не разрешал его исправлять. Я однажды исправила его неправильное ударение «нАчать», как он говорил, а я попросила его: Михаил Сергеевич, скажите еще «начАть, начАть, начАть» несколько раз. И он поговорил, а у меня микрофон был включен. И я взяла и ему…

Е. Афанасьева ― … вклеили правильно.

К. Кислова ― Он на второй день мне тут же позвонил сам. Михаил Сергеевич этим отличался, что он мог сам позвонить.

Е. Афанасьева ― То есть, без секретарей соединение.

К. Кислова ― Что-то там сказать ему надо – он мог сам позвонить просто в обход без всяких секретарей.

Е. Афанасьева ― Просто звонил и говорил: это Горбачев.

К. Кислова ― Калерия, ты же можешь подъехать сегодня ко мне? Подъезжай тогда-то. И все. Он на «ты» всех называл, он с комсомольским таким задором, он вот так был. А Борис Николаевич наоборот со всеми всегда на «вы»… Не знаю, мне не было трудно ни с кем.

Е. Афанасьева ― Я еще раз напоминаю, что это Калерия Венедиктовна Кислова, режиссер Центрального телевидения с огромным стажем работы.

Сергей из Саратова пишет: «С такой памятью надо писать мемуары». Не собираетесь мемуары писать?

А я хочу сказать еще, что Калерия Венедиктовна вела трансляцию олимпиады, церемонию Олимпиады 80.

К. Кислова ― Да.

Е. Афанасьева ― То есть, это тоже все ваше – и улетающий мишка, и плачущие… это все вы показывали?

К. Кислова ― Да. К олимпиаде я долго готовилась, потому что я работала вместе с режиссером-постановщиком Тумановым таким, был такой режиссер массовых таких зрелищ, очень интересный. И я очень серьезно к этому относилась, и на открытии у меня работало 11 передвижных телевизионных станций.

Е. Афанасьева ― То есть, по тем временам это вообще колоссальное что-то.

К. Кислова ― Где-то около 50-ти камер.

Е. Афанасьева ― Это почти сопоставимо с нынешними крупными трансляциями.

К. Кислова ― Сейчас это можно сделать значительно меньшим количеством камер, потому что камеры другие.

Е. Афанасьева ― То есть, это были те камеры, которые вот такие огромные, да?

К. Кислова ― Не такие, конечно, они огромные, но были большие. И вот на открытии, например, никто не знал, как побежит спортсмен, бегун, который с факелом, который будет зажигать, потому что там не было лестницы.

Е. Афанасьева ― Да, он же бежал через вот этих…

К. Кислова ― Он бежал просто по живым щитам, которые держали спортсмены.

Е. Афанасьева ― Да, это была уникальная особенность.

К. Кислова ― Да, это придумка была такая у Туманова.

Е. Афанасьева ― То есть, это хранилось в тайне.

К. Кислова ― Он подбегал к этой трибуне, где нет ступенек никаких, ни дорожки, и тут появлялась первая, вторая, третья, и он по этим ступенькам по живым…

Е. Афанасьева ― Это вы знали на репетициях…

К. Кислова ― Это я знала.

Е. Афанасьева ― Но это тщательно скрывалось.

К. Кислова ― Это скрывали, да. А вот что улетает мишка, мне сказал Туманов, что мишка будет улетать на закрытии, но сказал: если кому-нибудь скажешь – убью. Сам, - говорит, - убью. Никому не говори!

И я от всех держала действительно в тайне, что он – на генеральной он никуда не улетал и не должен был улетать, а вот тут он улетал у нас, и я даже дополнительную передвижную телевизионную станцию ПТС двухкамерную, я еще одну поставила на трамплин.

Е. Афанасьева ― Трамплин – это на Воробьевых горах.

К. Кислова ― На Воробьевы горы на обзорную площадку. И меня ругали: зачем ты еще одну ПТС берешь? Зачем? Я говорю: надо. И я даже своей правой руке – у меня была ассистент, потом она стала режиссером Таня Петровская, мы с ней работали вместе, и даже ей я не открывала эту тайну, что мишка будет улетать. Все думали, что его выведут, вынесут как на генеральной репетиции, он покатается, постоит – и все. А тут он улетал.

Е. Афанасьева ― А вы были готовы.

К. Кислова ― Да. И вот я только перед самой, когда уже ему надо было, когда он уже стоял, мишка, на арене, я сказала ребятам, которые работали на вот этой дополнительной ПТС на Ленинских горах, я говорю: ребята, внимание всем – мишка сейчас будет улетать. – Как? Я говорю: будет улетать.

Е. Афанасьева ― Готовьтесь.

К. Кислова ― Да. Будьте готовы. А мне хотелось, чтобы заканчивать, чтобы был такой план, где видна вся Москва, и как бы со стороны виден стадион Лужники и над ним улетающий мишка. Вот для этого я дополнительную ПТС поставила еще.

Е. Афанасьева ― Да, уважаемые наши слушатели, Калерия Венедиктовна Кислова, режиссер Центрального телевидения с более чем 45-летним стажем, человек, который в этом году отметил 90 лет. Не поленитесь посмотреть трансляцию в сетевизоре – в это поверить невозможно. Если у вас есть вопросы +7-985-970-45-45.

Пишут тут: «Спасибо за мишку!» И спрашивают, как, с кем были знакомы – с одним, с другим, с третьим… Я думаю, что вы со всеми были знакомы.

К. Кислова ― Я со всеми была знакома. Больше всего, конечно, это был, наверное, Леонид Ильич, Михаил Сергеевич и Борис Николаевич.

Е. Афанасьева ― А кроме политических трансляций, освещения первых лиц государства, что еще входило в ваши профессиональные обязанности? Что вы показывали кроме этих визитов?

К. Кислова ― Кроме этого я все остальное показывала – все съезды, все парады военные на Красной площади.

К. Кислова ― 1 мая, демонстрации, парады, я ездила в другие города, вела трансляции. Я ехала, допустим – я же не просто так ездила с Михаилом Сергеевичем, с Леонидом Ильичом по городам, я города Советского Союза и столицы союзных республик объехала, везде была, куда они ездили. Поэтому я от Норильска до Ташкента, если с севера на юг; от Владивостока до Бреста, до Кишинева. Конечно, Закавказье и Средняя Азия – все, понимаете? И кроме этого, конечно, я ездила, летала в разные страны, особенно с Михаилом Сергеевичем много, потому что при нем как-то особенно было, и в Вашингтоне каждый год.

Е. Афанасьева ― Калерия Венедиктовна, в те времена все-таки закрытая у нас достаточно система была, сильно отличалась работа советского телевидения, вот когда вы прилетали или в Америку, или куда-то – мы отставали, или у нас было что-то другое, или мы были на уровне? Как тогда это было?

К. Кислова ― Вы знаете, в техническом отношении мы отставали тогда. И в общем постепенно старались догонять. А в смысле творческом – трудно сказать, но я знаю, что ко мне, вот после олимпийских игр меня разрывали – брали интервью, потом даже уже через год еще английское телевидение приезжали и брали интервью, откуда я показывала эти планы, когда тогда не было летающих кранов.

Е. Афанасьева ― Дронов не было.

К. Кислова ― А я говорю: вы смотрели, что там вертолета не было. – Откуда же вы показывали эти?..

Е. Афанасьева ― Откуда вы показывали?

К. Кислова ― С этих вот осветительных башен, которые стояли с двух сторон, такие трехсотметровые.

Е. Афанасьева ― Которые на старом стадионе были.

К. Кислова ― Над полем над самим они стояли.

Е. Афанасьева ― Как же можно было туда установить?..

К. Кислова ― Внутри там лифт, а дальше там винтовая лестница, они почти на 200 метров только отставали от нашей башни Останкинской.

Е. Афанасьева ― Вы туда камеры размещали?

К. Кислова ― Да. Там сделали площадку. Мы туда сначала с оператором ведущим Сережей…

Е. Афанасьева ― Вы сами?..

К. Кислова ― Поднялись туда сами сначала, посмотрели оттуда, какие там действительно просто с высоты птичьего полета. И мы поставили на этих, вот заказали поставили…

Е. Афанасьева ― Камеры были такие радиоуправляемые, или там оператор был?

К. Кислова ― Нет, с оператором. Там сделали ограждение такое, когда уже… Нас-то отругали, что мы поднимались туда без всякого инструктора.

Е. Афанасьева ― Нарушили правила безопасности.

К. Кислова ― Да. Потом операторы у нас сдавали какой-то там экзамен и медицинские справки получали, что они имеют право работать на высоте.

Е. Афанасьева ― Ну, конечно, там же много часов надо было работать.

К. Кислова ― Понимаете, открытие и закрытие, это же шло – открытие шло где-то 5 часов.

Е. Афанасьева ― Ой-ей-ей!

К. Кислова ― И закрытие чуть поменьше.

Е. Афанасьева ― И все это время человек был там.

К. Кислова ― Да.

Е. Афанасьева ― И вы управляли в этот момент в прямом эфире всеми пятьюдесятью камерами.

К. Кислова ― Ко мне непосредственно все приходили…

Е. Афанасьева ― Вы сами сели за пульт?

К. Кислова ― Я сама, да, естественно, и в наушниках, и всем говорила, потому что, просто в течение пяти часов я вот так вот говорила, как сейчас. Еще надо было громко кричать, чтобы перебить музыку, потому что я понимаю, что там же шумно, и операторы, хоть и в наушниках, но они не очень хорошо слышат. Чтобы режиссер, сидящий в каждой ПТС, чтобы оператор, стоящий у каждой камеры, слышал мои команды, потому что я знала точно, какая камера у меня что будет показывать.

Е. Афанасьева ― Из всего этого огромного калейдоскопа ваших впечатлений, все-таки какой эфир самый памятный у вас в жизни – олимпиада или что-то другое?

К. Кислова ― Конечно, самый памятный – это олимпийские игры, безусловно. Потому что это было тогда так же как сейчас олимпиада 2014 года, это в наше время в теперешнее уже, а тогда это тоже было слово сказанное, потому что даже японцы, которые не принимали участия в олимпийских играх, они там потом вообще так нашу трансляцию высоко оценили – и японцы, и американцы, и англичане – все, которые бойкотировали наши игры.

А сейчас я, конечно, уже работаю… – я работаю до сих пор.

Е. Афанасьева ― Потрясающе!

К. Кислова ― Каждый день я на работе. Но, естественно, уже не такой. И с Владимиром Владимировичем я успела поработать вот когда он первый раз был президентом.

Е. Афанасьева ― В первый срок?

К. Кислова ― Да. С ним, конечно, очень легко работать.

Е. Афанасьева ― Почему?

К. Кислова ― Ну, потому что, во-первых, потому что он быстро все воспринимает. Спросил – где, чего, что – вот он вошел первый раз, подошел, поздоровался, сел. Я сказала: садитесь, пожалуйста, сюда. – Так, вот эта камера, да? Он с первого раза сразу записался.

Е. Афанасьева ― Без дублей?

К. Кислова ― Да. Потом, когда мы к нему уже приезжали, там, второй или третий раз, я не помню, потому что я много довольно писала его интервью. И он спросил: а как бы увидеть? Я говорю: мы вам можем показать, у нас монитор с собой.

Е. Афанасьева ― Уже все хорошо было с мониторами.

К. Кислова ― Покажите. И он пошел, потом он посмотрел, на него это такое впечатление тогда произвело, он так посмотрел очень с интересом. А потом стал со всеми прощаться и он так шел, со всей группой, с каждым за руку попрощался, и стоит его охранник, и он ему тоже… потом засмеялся.

Е. Афанасьева ― Ну, что, у нас эфир, к сожалению, стремительно подошел к концу. Я думаю, много эфиров не хватит, чтобы Калерия Венедиктовна Кислова рассказала даже о незначительной части своей потрясающей телевизионной биографии. Большое спасибо.

Калерия Венедиктовна, здоровья…

К. Кислова ― Спасибо.

Е. Афанасьева ― Всего самого-самого! Приходите к нам еще рассказывать о телевидении.

К. Кислова ― Спасибо.

Е. Афанасьева ― Елена Афанасьева, прощаюсь с вами до следующего воскресенья.

К. Кислова ― Спасибо вам!

Е. Афанасьева ― До свидания.

1 января исполняется 50 лет с момента выхода первого выпуска главной информационной передачи страны - программы «Время». Калерия Кислова - одна из тех, кто стоял у истоков программы «Время», главный режиссер Главной редакции информации в 1977–2003 годах.

Создатель и первый редактор программы «Время» Юрий Летунов обратил на вас внимание, когда вы еще работали в молодежной редакции. Как произошло ваше знакомство?

Мне с руководителями везло на телевидении. У нас было всего четыре редакции, в том числе молодежная (Главная редакция для детей и молодежи ЦТ - прим. ТАСС). В 1965 году отмечалась годовщина создания радиостанции «Маяк», Летунов был ее главным редактором. Я больше всего в жизни любила работать на передвижных телевизионных станциях (ПТС). Меня послали делать в прямом эфире репортаж из «Маяка».

Мы приехали в Радиокомитет на Пятницкой, поставили камеры в разных отделах. Пришли в кабинет к главному редактору, его в кабинете не оказалось, и я без договоренности с Летуновым вкатила к нему камеру, чтобы он в прямом эфире сказал какие-то слова.

Сижу в стороне, и вдруг влетает быстрый человек, крепкий, складный, среднего роста, волосы с проседью, плащ на нем развевается. Он говорит: «Так, здравствуйте, кто это у меня?» Я вскочила: «Юрий Александрович, здравствуйте. Я хочу, чтобы вы сказали в передаче несколько слов».

Юрий Александрович говорит: «Нет, я говорить не буду. Я знаю, что вы ведете от нас прямой репортаж, я всем передал, что будет говорить мой зам». «А почему?» - поинтересовалась я.

"Во-первых, потому что я телевидение не люблю вообще. И просто я не хочу". Я говорю: «Юрий Александрович, но вы же создатель этого „Маяка“. Если вас в этой передаче не будет, зачем ее вообще делать?» «Ну хорошо», - ответил Летунов. Так состоялось наше знакомство.

Затем в ноябре 1974 года меня вызвали к Летунову, уже главному редактору программы «Время». Захожу к нему, он сидит с двумя своими замами и говорит: «Пойдешь главным режиссером к нам?» Я говорю: «Юрий Александрович, я считаю, что на главного режиссера я не готова. Я совершенно не знаю вашу работу, в информации я не работала».

Он мне сказал: «Может, ты и права». Но тут же дал лист бумаги и сказал написать на имя председателя Гостелерадио СССР Сергея Лапина заявление о переводе на должность режиссера Главной редакции информации.

Как отличалась ваша работа в информации от молодежной редакции? Была ли какая-то специфика?

Все было по-другому. Если в молодежной редакции планы были 30 секунд (то есть через такой период делалась монтажная склейка - прим. ТАСС), то в информации - две с половиной секунды. Если в молодежке мы говорили: «Слушай, надо торопиться, у нас осталось до эфира два дня», то в информации говорили: «Да еще пять минут до эфира, пошли курить… »

Затем я «села» на программу «Время», стала ее вести как режиссер. Прошла первая трансляция - без сучка без задоринки, прошла вторая - опять все отлично.

Перед 1 мая 1975 года, в апреле, Юрий Александрович меня вызывает и говорит: «Мы хотим, чтобы ты вела прямую трансляцию с Красной площади». Я согласилась. «А кого тебе вторым режиссером посадить?» - спрашивает Летунов.

Я ответила, что мне не нужен никто. Я долго думала: почему все трансляции идут вечно с браком? То звук зарезали, то переход не такой, то камера не там. Я сказала, что это потому, что работают режиссеры из разных редакций. И убедила Летунова, что второго режиссера не надо, чтобы не было споров.

Как вы стали личным режиссером генеральных секретарей ЦК КПСС ? Это наложило какие-то ограничения на вашу жизнь? Ведь вы стали единственным человеком в Главной редакции информации, у кого был доступ к гостайнам.

Где-то после майских праздников 1975 года я начала ездить на официальные мероприятия с участием Леонида Брежнева, Андрея Громыко . Летунов вызвал меня и говорит: «Мы тут поговорили с первым замом председателя комитета Энвером Мамедовым и решили оформить тебе такой допуск, чтобы ты постоянно работала с Леонидом Ильичом».

Когда я пошла оформляться в первый отдел, то мне дали анкету - толстую пачку листов, почти как тетрадь. Я все это заполнила.

Однажды получилась такая история с Брежневым. 1 сентября 1978 года мне дали очередной отпуск, несмотря на то, что сам Леонид Ильич в отпуск еще не ушел. И вдруг позвонили из редакции и сказали, что Дед - так называли заочно Лапина - очень просит, чтобы я хотя бы на три дня слетала в Баку, потому что туда едет Брежнев.

И вот 3 сентября утром мы прилетели в Баку. Сразу поехали во Дворец им. В. И. Ленина, где должен был выступать Брежнев. Я увидела, что камеры стоят не так, как мне нужно, и переставила их. Вернулась в гостиницу, вечером мы с группой пошли в ресторан. Там ко мне подходит человек и говорит, что меня просят к телефону. И Эльшад Гулиев, зампред азербайджанского телерадиокомитета, мне по телефону говорит, что нужно быть внизу, чтобы съездить кое-куда. Поехали мы во Дворец Ленина. Там было много народу - Гейдар Алиев , первый секретарь ЦК КП Азербайджана встречался с прессой, которая собиралась освещать мероприятие. Я была единственная женщина, да еще и в белом пиджаке.

И в какой-то момент Алиев подходит ко мне и говорит: «Калерия, давайте знакомиться». И тут же задает вопрос: «Зачем вы переставили камеры?» Честно говоря, я была просто ошарашена. Ни один человек такого положения мне никогда не задавал подобных вопросов. Я объяснила, что будет выступать Брежнев, а из-за некоторых особенностей его лица - парез лицевого нерва - мы его анфас не снимаем. Мы камеру всегда ставили не прямо по центру, а немножко ракурсно. Он согласился. И потом он попросил мне показать, что снимает каждая камера. Мы вместе просмотрели.

Алиев объездил с нами маршрут всей программы пребывания Брежнева в Баку и внимательно отслеживал то, как мы расставляем камеры. Это меня поразило в нем. А затем получилось так, что Брежнев заболел и визит отложили. Гейдар Алиевич договорился с нашим руководством о том, что наша группа остается в Баку до приезда Брежнева. Нас взяли на довольствие. И получилось так, что вместо трех дней я там была месяц.

Когда туда прибыл Леонид Ильич, на первом обеде в узком кругу мы лично встретились с ним. Самое смешное, что Брежнев не знал, кто я. Когда нас представляли, слева от меня стоял секретарь ЦК Азербайджана по промышленности Багиров, а справа - заведующий общим отделом ЦК КПСС Константин Черненко , и когда очередь дошла до меня, то Алиев заулыбался и сказал: «А это наша Мисс Телевидение - Калерия».

Леонид Ильич расцеловал меня в обе щеки. Оказалось, что Брежнев принял меня за местную. И после этого Брежнев никогда не называл меня по имени, а только «наша Мисс Телевидение».

За 30 лет работы в программе «Время» сменилось шесть руководителей телевидения, но Сергей Лапин стоит особняком в ряду всех глав Гостелерадио, с которыми вам пришлось работать. Как строились ваши взаимоотношения?

С Сергеем Георгиевичем у меня были очень хорошие, деловые взаимоотношения. Единственное, Лапин очень не любил, чтобы кто-то общался непосредственно с Брежневым. И я никогда особо не лезла. Приходила в кабинет, расставляла камеры, свет. Затем уходила в ПТС.

Чаще всего Лапин сам приезжал в Кремль или на дачу Брежнева на запись. А когда шла запись в Кремле, а Сергей Георгиевич по какой-то причине не мог приехать, то просил, чтобы ему завели картинку без звука. И он из своего кабинета смотрел на нашу работу.

В ноябре 1981 года Леонид Ильич должен был разговаривать с премьер-министром Индии Индирой Ганди . Мы пришли к нему в кабинет, разместили технику. Вначале думали, что он за рабочим столом будет. А оказалось, что он будет сидеть за столом, стоящим в торце длинного стола заседаний. И когда это стало понятно, я уже сидела в ПТС. И наш оператор Борис Кипарисов говорит: «Слушай, срочно поднимайся сюда, потому что мне не разрешил комендант первого корпуса передвинуть стол».

Я вбегаю в кабинет, смотрю, а Леонид Ильич уже сидит. Я поздоровалась с ним. «О, здравствуйте-здравствуйте, наша мисс, здравствуйте», - сказал Брежнев. А я бегом к коменданту: «Слушай, надо вот тот столик сдвинуть». А Леонид Ильич говорит: «Вам здесь что-то не нравится?» - «Нет, Леонид Ильич, мне все нравится, но мне нужно кое-что тут немножко переставить». Он обращается к коменданту: «Юра, ты все сделай как она скажет. Здесь сегодня она хозяйка, а не я». Тут же стол передвинули - и я бегом назад, в ПТС.

Вхожу, а мне звонит председатель и говорит: «Зачем вы с ним разговаривали?!» - «Сергей Георгиевич, это не я с ним разговаривала, это он со мной разговаривал». - «Вы должны были сказать, что у вас есть председатель». - «Сергей Георгиевич, я не могла ему этого сказать, потому что это надо было делать срочно».

Он бросил трубку.

Вы работали с шестью руководителями СССР и России. Давались ли вам инструкции, как снимать каждого из них, и какие моменты запомнились больше всего?

В марте 1982 года был визит Леонида Ильича в Ташкент. Мы со съемочной группой ехали в машине из колхоза-лимонария в Ташкент. Нам в машину звонит начальник 9-го управления КГБ СССР и командует срочно ехать на авиационный завод.

Мы подъехали первыми, Брежнев ехал за нами, метров через сто.

Заходим в сборочный цех, там слева стоит уже собранный самолет, над которым перекинут кран, зыбкий мостик. Мостик был не загорожен, дежурных «девятки» (9-е управление КГБ - прим. ТАСС) возле него не было, и на него забралось много народу. Всем хотелось посмотреть на Леонида Ильича.

Оператор снимает, я впереди локтями дорогу ему расчищаю. Идет Брежнев, рядом с ним Рашидов, первый секретарь ЦК КП Узбекистана. Как только Брежнев зашел под мостик, тот провалился и люди с большой высоты стали падать на него. Один человек упал прямо на генерального секретаря, Брежнев упал на пол. У него был перелом ключицы. Леонида Ильича вынесли на пальто и поместили в машину.

У нас у единственных все это оказалось снято. От первой до последней секунды.

Приезжаю на Узбекское телевидение, собираюсь перегонять эти кадры в Москву, вдруг звонок по «кремлевскому» телефону. Из резиденции звонит заведующий отделом ЦК КПСС Леонид Замятин и строгим голосом говорит: «Калерия, не вздумайте эти кадры перегонять. Пленку привезете в Москву сами, передадите мне лично, вы за нее отвечаете головой…»

Стою в обнимку с этим рулоном пленки в зеленом кофре и не знаю, что делать. Где его хранить до самолета? Подходит ко мне председатель Узбекской телерадиокомпании и говорит: «Давайте пленку ко мне в сейфе положим. Сейф опечатаем». Так и сделали.

На следующее утро приезжаем на трансляцию на торжественное заседание по случаю юбилея республики. Леонида Ильича накачали обезболивающими, и он прочитал доклад, затем поехали в ЦК, где тоже коротко выступил. А после этого - сразу в аэропорт.

А я поехала к председателю телерадиокомитета, чтобы взять пленку. Захожу, а он мне в глаза не смотрит: «Калерия, пленку забрал представитель Узбекского КГБ, я не мог ему возразить…» Мне казалось, что после этих слов я умру прямо возле этого сейфа. Плохо помню, как садилась в самолет, мне тогда казалось, что если бы самолет упал и разбился, мне было бы лучше, чем без этой пленки приезжать в Москву.

Из аэропорта сразу поехала в Останкино, время было полуночное, приезжаю, там сидит мой главный редактор Виктор Любовцев и говорит: «Лера, Лапин все время звонит, тебя ищет…»

На летучке все делают вид, что меня нет в кабинете. Вдруг секретарь меня вызывает и говорит: «Лерочка, пойдемте к нам. Там приехали два генерала…»

Захожу в кабинет, они, увидев меня, встали. Со мной побеседовать приехали очень высокие «птицы»: Цинев, первый заместитель председателя КГБ СССР, и начальник 9-го управления Юрий Сторожев .

Они поговорили со мной очень вежливо, расспросили, что произошло, и уехали. Прошло дней десять, меня все игнорируют, сижу в кабинете как в вакууме.

В один из дней вызывают в приемную председателя Гостелерадио и по «вертушке» соединяют с Лубянкой. «Товарищ Кислова? - строго спрашивают на том конце телефонного провода. - Там за вами машина пошла, подъедете к нам». Спрашиваю номер машины. А мне в ответ говорят: «Вас узнают…»

В черной «Волге» - молодой и очень вежливый лейтенант. Мчим на Лубянку, в КГБ СССР, меня передают не менее вежливому майору.

Никто не спрашивал документы, не выписывал пропуска. Приемная председателя КГБ Юрия Андропова . Зашла, поздоровалась, мне никто не ответил.

Андропов очень хорошо со мной разговаривал. Сразу назвал меня по имени-отчеству…

Рассказала ему два раза все как было, ответила на вопросы. Мы с ним попили чай. А потом Андропов позвонил кому-то по связи и велел отвезти меня домой и проводить до квартиры.

На второй день уже все стали мило улыбаться.

Кстати, об Андропове, он же тоже стоял у руля Советского государства…

С Юрием Владимировичем я очень долго не виделась после того разговора на Лубянке. Но потом, в конце января 1983 года, у меня состоялся один разговор с ним.

Андропов не любил видеосъемку, а предпочитал фотографию. И поначалу мы получали фотографии ТАСС. Юрий Владимирович как-то сказал: «Мне тут Гейдар Алиевич сообщил, что вы недовольны мной?» Я говорю: «Демонстрация ваших фотографий в информационной программе - не лучший вариант». А он сказал такую фразу: «Мне показалось, что мы очень перекормили телевидением наших людей». На что я ответила, что когда какие-то важные моменты, все-таки лучше показывать в движении, а не при помощи фото. И на свою беду я его убедила…

В июле 1983 года Андропов должен был вручать орден Ленина в Кремле первому секретарю ЦК Венгерской социалистической рабочей партии Яношу Кадару . Эта трансляция стоила мне полжизни.

Звонит начальник «девятки» Юрий Плеханов и приглашает приехать в Кремль на награждение. Выбирают в Большом Кремлевском дворце самую маленькую Красную гостиную, бывшую спальню императрицы Екатерины. Во-первых, там был неудачный темно-красный фон, а во-вторых, она очень тесная, в-третьих, народу набилось очень много. Нам разрешили установить только две камеры. Еще была такая деталь. Ему поставили столик с малахитовой столешницей, чуть выше журнального. Камеры зажаты, никуда не отъедешь - за спиной стена. Андропов выходит, начинает говорить, и я вижу, что у него просто ходит ходуном рука, в которой он держит бумажку. При этом ему хочется опереться на что-то, а он же высокий и ему до столика не достать. И на любом плане все это видно. У меня был такой ужас.

Мы с двумя опытнейшими операторами не знали что делать. После трансляции я ехала на работу как на расстрел, потому что такой позорной трансляции у меня еще не было. Подрезать ее было невозможно, потому что бумагу он держал практически у глаз.

На второй день приезжают какие-то незнакомые люди из ЦК, КГБ. Зазывают нашу группу. Мы идем в аппаратную, где происходит разбор полетов. Я спрашиваю их: «Скажите, что в этом случае делать?» Мне говорят: «Нельзя было бумажку убрать?» «Куда?» - отвечаю.

Мы продемонстрировали, что надо было подрезать план до самых глаз генсека, даже нос подрезать… Слава богу, все всё поняли и ничего никому не было.

О Константине Черненко, который был генсеком 13 месяцев, что-нибудь вспомните?

Я была у Черненко в больнице до его голосования на выборах в Верховный Совет РСФСР в феврале 1985 года. Люди из ЦК хотели построить трибуну прямо в ЦКБ и чтобы он прочитал доклад. Лапин поручил съемки мне. Я сказала, что должна съездить в ЦКБ - посмотреть и встретиться с Константином Устиновичем. Сразу после этого разговора меня повезли в ЦКБ в Кунцево.

Я вошла в «президентский» блок. Там располагалась квартира самая престижная по тем временам: большая спальня, гостиная с солидной мебелью из светлого дерева, зеленоватые стены, висела картина с изображением Кремля со стороны Большого Кремлевского дворца, как на сторублевке. А Черненко лежал в отдельной палате на специальной кровати со всевозможными трубками.

Черненко меня, конечно, узнал. Я присела на стульчик поближе, спросила: «Как вы себя чувствуете?» Он сказал: «Да по-разному. Иногда лучше, а иногда приступ». На каждое слово он вдыхал воздух. Мне его было очень жалко. Я пожелала ему скорейшего выздоровления.

Оттуда я вернулась к Лапину, сказала ему, что за эту работу взяться не могу: «Он не сможет говорить. Это просто нереально, это мучить человека…»

На что он мне сказал: «А что же делать?» - «Есть же такое понятие - доверенное лицо кандидата. И у него же есть доверенное лицо. Пусть доверенное лицо выступит по его поручению и встретится с избирателями».

Я ему ответила, что на голосование можно сделать короткий показ, чтобы он не выходил из палаты. Может быть, поставить какое-то приспособление, чтобы он мог на него опереться сзади. И чтобы только отпустил бюллетень в урну, помахал рукой и ничего не говорил. Лапин сказал, что обо всем доложит в ЦК и позвонит.

На второй день с утра он позвонил мне домой: «Приезжайте». Я приехала и он сообщил, что мое предложение принято и будет выступать доверенное лицо, но режиссером трансляции должна быть я.

Лапин также сказал, что надо будет сделать еще одну трансляцию, через несколько дней, когда Черненко будут вручать мандат депутата. Но вскоре Черненко не стало.

В марте 1985 года Михаил Горбачев начал перестройку в нашей стране. А изменился ли стиль его работы с работниками телевидения?

Вы знаете, что он неправильно ставил ударения. И вот когда закончилась одна из записей, я к нему подошла, говорю: «Михаил Сергеевич, а вы можете сказать „нача́ть“, а не „на́чать“?» Он говорит: «Калерия, да ты понимаешь, я знаю, что правильно говорить „нача́ть“, но я же южный человек, я привык говорить вот так. И мне это нравится».

Я говорю: «Михаил Сергеевич, ну вот скажите мне десять раз „нача́ть“. Он спокойно совершенно мне сказал. Я, радостная, приехала в Останкино, где мы ему это в речь и вмонтировали. И так прошло в эфир.

На следующее же утро раздался звонок по городскому телефону - на проводе был Горбачев. Я говорю: „Здравствуйте, Михаил Сергеевич“. „Слушай, а как это так получилось, что я вчера сказал вот „на́чать“, а вышло „нача́ть“?“ Я ему: „Михаил Сергеевич, вы же мне потом правильно наговорили, и я исправила. Это обычный вариант, мы так всегда делаем“. „Нет, ты так никогда больше не делай. Меня исправлять не надо“.

Как-то вечером позвонил Михаил Сергеевич: „Подъезжай, я хочу тебе кое-что показать“. Я приехала в Кремль. Меня встретили Горбачев и управделами президента Кручина. Они показали мне новую гостиную, где записываться будет. Он интересуется: „Ну как?“ Я посмотрела и говорю: „Мне не нравятся шелковые обои зеленоватого цвета. Опять нужно будет светом отбивать, вас выдвигать вперед, а иначе у вас рога будут“. „Какие рога?“ - удивляется он. „Видите, Михаил Сергеевич, рисунок-то какой“, - говорю. А на обоях такие разводы, как ни посадишь - получается как рога на голове.

Или еще пример. Я ему все время предлагала елку поставить на новогоднее обращение. „После вас идет бой курантов, все сидят по домам, за столом. Елки светятся, телевизоры работают, а вы сидите уныло на простом фоне“. Причем даже хрустальные торшеры убирали, потому что коллеги по политбюро считали, что не надо их показывать. „Ну давайте хотя бы маленькую елочку поставим“, - говорю. Он соглашается. Я приезжаю, а он говорит: „Ты знаешь, на политбюро зарубили эту идею. Сказали, елку нельзя - это буржуазная традиция“.

Как-то звонит мне Горбачев: „Калерия, привет, приезжай во Дворец съездов“. Приезжаю в зал заседаний. Сбоку выходит Михаил Сергеевич, подходит ко мне и говорит: „Слушай, Калерия, а ты ведь работать не умеешь…“ Получить от главного человека страны такую оценку не очень приятно. „Почему ты меня так показываешь? То я маленький совсем, то я откуда-то сбоку“. А когда Горбачев только пришел, у нас был зам главного редактора Голованов, бывший однокурсник Горбачева, он говорил мне, чтобы я ни в коем случае не показывала родимое пятно на голове.

»Вот я, - говорит, - был в Лондоне в 1984 году, они меня тоже показывали по телевидению, но показывали прямо. А ты почему-то все время показываешь меня со стороны. Если тебя смущает мое пятно, то напрасно. Я им горжусь, а совсем даже не стесняюсь. Поэтому я хочу, чтобы меня показывали прямо, крупно, чтобы были видны глаза. Я считаю, что у человека самое главное - это глаза". Во Дворце съездов уже была утверждена схема расстановки камер, прямо камеру ставить нельзя. Горбачев тогда спросил: «А что для этого нужно?» «Нужно, чтобы Юрий Сергеевич разрешил», - ответила я. «Юрий Сергеевич, я тебе приказываю как генеральный секретарь: разреши переставить камеру в центральный проход».

В декабре 1988 года Михаил Сергеевич должен был выступать перед делегатами Генеральной ассамблеи ООН . Поскольку Горбачева надо было показывать прямо, я прилетаю в Нью-Йорк, и меня наш заместитель председателя Гостелерадио по технике Юшкявичюс расстроил: «Ты знаешь, камеру ставить во Дворце наций по центру не разрешили». Тогда мы поехали в Международную телевизионную компанию ООН , у которой было право ставить свои камеры по своему усмотрению. Мы встретились с гендиректором их телекомпании, убедили, что это личная просьба Горбачева, и получили разрешение поставить камеру и самим вести трансляцию. Камеру установили по центру, на ярусе за пуленепробиваемым стеклом. И я вижу по сегодняшним планам из штаб-квартиры ООН, что камера так и стоит на том месте, где было разрешено установить нашу камеру для съемок выступления Горбачева. И считаю это своим достижением, что вела трансляцию из зала заседаний ООН.

Подозревал ли Горбачев о готовящемся перевороте в августе 1991 года?

До путча я записывала Горбачева 2 августа. Перед уходом в отпуск он обращался к народу и говорил какие-то общие слова. Я приехала на запись в Кремль. Он вышел в рубашке, без пиджака и задумчиво наблюдал за расстановкой камер. Я подошла к нему: «Михаил Сергеевич, я слышала, что тут ремонт будет, пока вы в отпуске. Не могли бы вы сказать, чтобы нам здесь сделали подключение (лючки в полу)?» Мы все время в его кабинет втаскивали всю аппаратуру через приемную. И двери при записи приоткрыты, и из коридора идет шум. Он на это ответил очень странной фразой: «Знаешь, Калерия, ремонт-то здесь будет, да нас-то с тобой здесь уже не будет…» «Михаил Сергеевич, что вы говорите. Ну меня-то, может, и не будет, а вы-то будете…» Он помолчал и больше ничего не сказал.

А вечером я встречалась с Плехановым, и он меня знакомил с Владимиром Крючковым (с 1988 по 1991 год - председатель КГБ СССР, с 1989 по 1991 год - член политбюро ЦК КПСС - прим. ТАСС). У них состоялся какой-то общий разговор. Впервые за весь период работы со всеми лидерами СССР при Горбачеве я нарушила правило и не сообщила, что уезжаю в отпуск. Не сказала о своем отпуске и в «девятку», и дежурному не доложилась. И я не сказала им, что улетаю в отпуск в Баку. И когда все это произошло, 19 августа, меня в Москве не было, я вернулась в один день с Горбачевым, 21 августа.

А уже 25 декабря мне за несколько дней сообщили, что будет запись с подписанием о сложении полномочий. Горбачев в тот день был в очень напряженном состоянии, но собранный. Я вместе с ним дошла до Зеленой гостиной. Когда мы вошли, там было полно народу со своими камерами и среди них - наши три камеры. Я предупредила президента, что за его правым плечом будет стоять камера, которая покажет только его руку, которая подписывает указ.

А когда я его записывала заранее, он всегда просил меня сесть под камеру. И говорил: «Я не могу в эту стекляшку смотреть, мне нужен живой человек». Это повелось с самой первой записи. А тут я должна быть в ПТС. И он говорит мне: «А ты будешь под камерой?» «Нет, Михаил Сергеевич. Я веду трансляцию, у меня камера на Красной площади еще стоит, чтобы показать, как флаг опускаться будет».

Он растерялся, говорит: «А как же я буду знать, когда начинать?» «Перед вами прямо стоит камера с оператором, он вам махнет рукой, и вы начнете», - отвечаю. Он спрашивает: «Как в воду нырять?» «Да», - отвечаю ему. После трансляции пошла к нему в кабинет. Подхожу и вижу, как два рабочих отвинчивают большую табличку, на которой было написано: «Горбачев Михаил Сергеевич, президент СССР». Я захожу к нему, он стоит у стола, спустил галстук и говорит мне: «Ты представляешь, все так быстро они хотят сделать… Мне сейчас Раиса Максимовна звонила, к ней пришли из управления делами и сказали, что в 24 часа мы должны выехать из квартиры и переехать в другую. Ну как же так, но у нас же большая семья…»

Пришел новый президент новой страны… - На второй день мне сказал наш главный редактор Олег Добродеев , что нужно ехать в Кремль к Борису Николаевичу. Я решила, что не очень как-то удобно - я вчера попрощалась с Михаилом Сергеевичем, как-то сразу… Я говорю: «Давай какого-нибудь другого режиссера». Согласился.

На следующий день опять звонит Добродеев и спрашивает: «Ты что, знакома с Ельциным?» Я говорю: «Нет, ну как знакома? Я показывала его, когда он там партбилет положил на пленуме». И мне вдруг Олег Борисович говорит: «А вот помощник его позвонил и сказал, чтобы на съемку приехала ты».

Мы приехали, и когда ему по очереди представляли нас, дошли до меня, говорят: «Калерия Кислова, программа „Время“. А Ельцин повернулся к своему помощнику и говорит: „Что вы мне говорите? Я с ней еще в 86-м году в Зеленограде на завалинке сидел“. Я говорю: „Борис Николаевич, мы с вами на лавочке сидели, а не на завалинке“. А он говорит: „На завалинке романтичнее“.

А до этого, 27 декабря, мы записали с ним обычное новогоднее обращение. Но он, когда стал прощаться, сказал: „Вы знаете, вы пока не разбирайте елку и не увозите камеры. Вы приедете еще…“ А я говорю: „Борис Николаевич, да вы все хорошо сказали, я смонтирую все это на VHS, перегоню и вам пришлю, как всегда“. Он сказал: „Нет, наверное, вы все-таки еще приедете. Я сам напишу текст“.

30-го числа вечером поздно - звонок, и говорят, что завтра в 6 утра чтобы все те же самые люди были у Спасской башни. Я начала всех собирать, потому что новогодние праздники, кто-то уже в отпуск ушел, я боялась, что кто-то уехал. Но тем не менее всех собрала, и мы в 6 утра - мороз был - подъехали. Собрали всю схему нашу, звук, видео, все вместе, все - а текст не несут.

А текст надо набрать на компьютере, чтобы подать ему на телесуфлер. Текста нет. Я знала, что Борис Николаевич никогда не опаздывал. Вот назначенное время - он минута в минуту обычно уже выходил. И я смотрю, уже без четверти 10 - текста нет.

И потом вдруг выходит его помощник Валентин Юмашев и дает мне текст. И мне говорит: „Калерия, быстренько надо набрать“. И я иду, подхожу к ассистенту, которая набирает текст. А сама не посмотрела в текст, не взглянула, думаю - ну как обычно. И хожу так на нерве немножко, потому что вот-вот он придет, а у нас не готово. Я подошла к его креслу, облокотилась на спинку и смотрю на телесуфлер. И как раз попала на фразу „Я ухожу“.

Борис Николаевич вошел ровно в 10, поздоровался и сразу на место сел. А я понимаю, что еще текст не готов, поэтому я начинаю с ним разговаривать: „Борис Николаевич, можно я вам поправлю прическу вот здесь?“ Там нечего было поправлять, но я что-то поправляла, я что-то ему говорила, в общем, как-то пыталась отвлечь его внимание от того, что мы не готовы.

Сделали этот дубль, сразу кассету отдали в Останкино. А мне сказали, что надо остаться еще. Борис Николаевич нас поздравил с Новым годом, с новым веком, выпили по бокалу шампанского. Борис Николаевич подарил цветы, мы обнялись.

А мне тут уже Валентин Юмашев говорит, что надо записать Владимира Владимировича…

Беседовал Дмитрий Волин

Баку посетила московская делегация, которая приняла участие в юбилейных мероприятиях по случаю 95-летия со дня рождения Общенационального лидера Гейдара Алиева и 100-летия образования Азербайджанской Демократической Республики. В состав делегации вошли люди, которые в период работы Гейдара Алиева в Москве являлись его соратниками, работали вместе с ним. Об этом Day.Az сообщает со ссылкой на Trend .

Первый секретарь ЦК КП Азербайджанской ССР Гейдар Алиев после успешной деятельности с 1969 по 1982 годы на посту главы республики был приглашен руководителем СССР, Генеральным секретарем ЦК КПСС Юрием Андроповым на работу в Москву, избран членом Политбюро ЦК КПСС, назначен первым заместителем председателя Совета министров СССР. На этом посту Гейдар Алиев тоже добился больших успехов, завоевав большой авторитет и признание. В те годы рядом с Гейдаром Алиевым были люди, которые и по сегодняшний день отмечают высокие человеческие качества этой личности, вписавшей свое имя в историю.

В составе делегации, посетившей Баку, были секретарь первого заместителя председателя Совета министров СССР Джамал Джамалов, заместитель заведующего секретариатом первого заместителя председателя Совета министров СССР Владимир Ухов, помощник первого заместителя председателя Совета министров СССР Юрий Солодухин, заслуженный деятель искусств Российской Федерации, телережиссер, бывший главный режиссер информационной программы "Время" Калерия Кислова, личный врач Гейдара Алиева Александр Бородкин, а также входивший в личную охрану сотрудник 9-го управления КГБ СССР Виктор Немушков, водитель, сотрудник 9-го управления КГБ СССР Владимир Тупицын. Они побывали в Центре Гейдара Алиева, ознакомились с достопримечательностями Баку. Нам удалось побеседовать с гостями, которые поделились интересными воспоминаниями о Гейдаре Алиеве.

Сегодня мы представляем читателям Trend воспоминания легенды советского телевидения Калерии Венедиктовны Кисловой.

92-летняя Калерия Кислова посвятила телевидению более полувека жизни. Она работала над созданием многих популярных передач, занималась подготовкой трансляций парадов и демонстраций на Красной площади, международных фестивалей молодежи и студентов, соревнований Олимпиады-80, телемостов и т.д. В 1974 году была приглашена на работу в главную редакцию информации Центрального телевидения, в том числе занимавшуюся выпуском программы "Время", а через три года стала главным режиссером программы. Около тридцати лет Кислова была главным режиссером центральной программы новостей Советского Союза, а впоследствии Российской Федерации. В 2006 году она ушла с должности главного режиссера и стала режиссером-консультантом и ныне является одним из старейших работников "Первого канала". Калерия Кислова - лауреат Государственной премии СССР, заслуженный деятель искусств России, отмечена множеством государственных наград.

За свою долгую профессиональную жизнь Калерия Кислова работала с первыми лицами СССР и России Леонидом Брежневым, Юрием Андроповым, Михаилом Горбачевым, Борисом Ельциным, но именно Гейдар Алиев стал для Кисловой, по ее словам, особенным начальником, человеком и добрым другом.

"Никогда в жизни не встречала настолько душевного и благородного человека, как Гейдар Алиев. Я приехала впервые в Баку 3 сентября 1978 года, будучи главным режиссером программы "Время" и личным режиссером Леонида Брежнева. Это было в преддверии визита Леонида Ильича в Баку. Сразу поехали во Дворец имени Ленина (ныне Дворец Гейдара Алиева), где должен был выступать Брежнев, и расставили камеры. Затем я вернулась в гостиницу, а вечером мы с группой пошли в ресторан. Там меня позвал к телефону зампред азербайджанского телерадиокомитета Эльшад Гулиев и попросил вновь приехать во Дворец имени Ленина. Это было где-то в двенадцать ночи. Подготовка к визиту Брежнева велась практически круглосуточно. Гейдар Алиевич собрал во Дворце имени Ленина коллектив, который готовил встречу Генерального секретаря ЦК КПСС, в том числе и съемочную группу Центрального телевидения. Смотрю, все мужчины в темных костюмах, темных галстуках, только рубашки белые. Я была единственная женщина, да еще и в белом пиджаке, и немного неловко себя почувствовала. Во время беседы Гейдар Алиев неожиданно подошел ко мне и сказал: "Калерия, давайте знакомиться", улыбнулся и сразу же расположил к себе. Никогда не забуду его приветливость и простоту. Хотя уже тогда он занимал высокий пост и был первым секретарем Компартии Азербайджанской ССР. Он попросил рассказать и показать готовность аппаратуры, как снимает каждая камера. Мы вместе просмотрели все шесть камер, расположенных в зале. Операторов в зале не было, и я лично показывала, как и с какого ракурса будет идти трансляция. Гейдар Алиев был очень внимательным человеком и с большим уважением относился к журналистам, творческим личностям и деятелям культуры. А затем на его автомобиле мы вместе объездили весь маршрут предстоящего передвижения кортежа Леонида Брежнева по городу, где были расставлены камеры. Гейдар Алиевич лично все посмотрел, задавал такие профессиональные вопросы и давал наставления, указывал на такие места нужных ракурсов для съемок, что я была просто поражена его знаниями в области телевидения! Причем, все это он делал очень тактично, чтобы не задеть мои профессиональные чувства. Я была знакома и работала со всеми первыми секретарями и членами Политбюро СССР, объездила почти все наши республики, но никто и никогда не уделял такого профессионального внимания процессу съемок ", - сказала Калерия Кислова.

По словам Калерии Венедиктовны, Гейдар Алиев во время подготовки к съемочному процессу спрашивал, успела ли она посмотреть потрясающий по красоте Баку, и с такой любовью говорил об Азербайджане, что всё без слов было понятно уже по выражению его лица, эмоциям.

В то время так получилось, что Брежнев заболел и визит отложили.

"Гейдар Алиевич договорился с руководством Центрального телевидения СССР, что наша группа останется в Баку до приезда Брежнева. И получилось так, что вместо трех дней мы остались в Азербайджане на целый месяц. Это был сказочный и незабываемый месяц! Нас везде встречали с большим уважением и любовью. Работали мы много, мне даже удалось полетать с Гейдаром Алиевичем над республикой, увидеть множество замечательных мест, стать свидетелем того, с какой любовью простой народ относился к этой великой личности. Леонид Ильич очень любил Азербайджан и относился с большим уважением к Гейдару Алиевичу. В день прилета Брежнева был обед в резиденции, и меня на него пригласили, хотя вообще-то по протоколу не принято было приглашать режиссера телевидения. Гейдар Алиевич первым предпринял такой шаг. Когда пришел Леонид Ильич, Гейдар Алиевич начал всех своих представлять. С одной стороны, выстроились гости из Москвы, с другой - высокие чины Азербайджана, а я посередине. И когда дошли до меня, Гейдар Алиевич, улыбаясь, сказал: "А это наша "Мисс Телевидение" - Калерия". Интересно, что Брежнев сначала меня не узнал, видимо, подумал, что я возглавляю азербайджанское телевидение. И только когда ему сказали, что я из Москвы и "та самая Кислова", он очень удивился, расцеловал меня в обе щеки, и после этого всегда называл меня "Наша "Мисс Телевидение"" , - сказала Калерия Кислова.

В следующий раз Калерия Кислова посетила Баку в конце сентября 1982 года. Леонид Ильич Брежнев приехал в Азербайджан после тяжелой болезни. Это был его последний визит в республики Советского Союза. После встречи Леонида Ильича Брежнева в аэропорту все поехали в город, где для выступления была организована трибуна.

"Брежнев вышел из машины, но отказался выступать, сославшись на состояние здоровья. Он сел обратно в машину и все уехали. Для нас это была внештатная ситуация, которая требовала принятия самостоятельного и оперативного решения. Вся площадь была заполнена народом, а передвижные телекамеры стояли по трассе до самой резиденции. И тогда мы решили, что съемки продолжатся. После этого я смонтировала материал - то, как следует кортеж, как люди поют и танцуют на площади, во всем Баку проходит грандиозный праздник - и все это показали в программе "Время". Леонид Ильич посмотрел и сказал: "Как красиво было! А я не видел"" , - сказала Калерия Кислова.

После того, как Гейдар Алиев занял пост первого заместителя председателя Совета министров СССР, Калерия Кислова часто ездила с ним в различные регионы Союза и столицы республик - Тбилиси, Алмату, Киев и т.д., и опять же воочию видела, как тепло встречали его люди, с каким большим вниманием и заботой относился к ним Гейдар Алиев.

"Это был удивительный человек, для которого, несмотря на огромную государственную работу, важно было благополучие граждан страны. Он часто выходил из машины и общался с людьми, совершенно по-простому. В те годы никто из руководства страны не выходил к народу. Гейдар Алиевич лично знакомился с людьми, интересовался их жизнью, работой, зарплатой, вникал во все просьбы простых тружеников и давал распоряжения для решения проблем. Более того, Гейдар Алиевич был единственным руководителем бывшего Советского Союза, который лично общался и даже обедал и ужинал с сопровождающими его в командировках журналистами. Он был очень искренним и открытым человеком, со своей обаятельной улыбкой и искренним отношением к простым людям, всегда интересовался - хорошо ли питаемся, хорошо ли нас устроили, интересовался дальнейшими планами и помогал во всем. Я знала всех руководителей союзных республик, но Гейдар Алиевич был особенным, с ним по-человечески было легко и интересно работать. Позже мы с ним по работе объездили весь СССР и я ни разу не видела, чтобы он на кого-то смотрел свысока. Он был с каждым из нас на равных, относился с отеческой заботой. Для меня это были незабываемые мгновения жизни рядом с этой великой личностью - добрым, отзывчивым, культурным, трудолюбивым, кто навсегда остался в моей памяти особенным начальником, человеком и добрым другом ", - сказала Калерия Кислова.

Калерия Венедиктовна с болью в душе вспоминает 1981 год, когда в Новосибирске один за другим ушли из жизни ее родители. В эти тяжелые дни первым ее поддержал Гейдар Алиев.

" Они жили в Новосибирске, я поехала туда, в город, в котором я давно не жила и растеряла там друзей и родных, а тут похороны мамы... Представьте мое удивление, когда в Новосибирске меня позвали на телефонную связь с Баку. Это был Гейдар Алиев. "Калерия, я звоню, чтобы выразить вам от своего имени и имени Зарифы Азизовны свои глубокие соболезнования. Скажите, чем я могу вам помочь? Не стесняйтесь, говорите, я знаю, вам сейчас очень тяжело и необходима помощь", - сказал Гейдар Алиевич. Я ответила: "Да что вы, Гейдар Алиевич! Спасибо вам большое". Это событие стало знаковым в самый тяжелый период моей жизни, потому что никто из моих московских руководителей, с которыми я дружила, и которые прекрасно знали, что я там, и в каком положении, мне не позвонил и не сказал этих слов, не оказал внимание и поддержку", - сказала Калерия Кислова.

Гейдар Алиев однажды фактически спас сына Калерии Венедиктовны от смерти. Ее сыну было 14 лет, и у него случился приступ аппендицита. Его увезли в институт Склифосовского, где поставили диагноз... "симуляция", и отправили домой. На следующий день у него лопнул аппендикс, и он без сознания был доставлен в больницу. Операция длилась шесть часов, и юноша был помещен в реанимацию. Все это время мать не могла найти себе места, металась из угла в угол, ведь все могло закончиться летальным исходом. А вечером ей позвонил начальник личной охраны Гейдара Алиева Александр Иванов, чтобы обсудить текущие дела. И Калерия Венедиктовна рассказала о своей беде.

"Утром, когда приехала в больницу, была удивлена большим количеством врачей, профессоров, вплоть до министра здравоохранения. Как выяснилось, Гейдар Алиевич был возмущен действиями врачей института Склифосовского, и было поручено, чтобы ему в приемную докладывали о состоянии здоровья моего сына несколько раз в день! Фактически благодаря усилиям Гейдара Алиевича мой сын был возвращен к жизни! И Зарифа Азизовна все время спрашивала о состоянии здоровья моего сына. А ведь они даже не знали моего сына, но какое участие в моей судьбе! " - сказала Калерия Кислова.

А однажды, узнав, что Калерия Венедиктовна серьезно больна, Гейдар Алиев отправил к ней своего личного врача, который вылечил ее всего за три дня. Более того, ей была выделена квартира.

"Он всегда приходил на помощь, никогда не спрашивал напрямую, но всегда знал, кому нужна помощь и какая. Было и такое в моей жизни, что он спас меня, когда я очень сильно болела. За такую заботу безмерно благодарю его до сих пор! А когда я вышла на работу, позвонили и сказали, что мне выделили квартиру. Я подумала, что это розыгрыш, ведь я же не писала никаких заявлений на квартиру. Оказалось, что доктор вернулся от меня и Гейдар Алиевич спросил: "В каких условиях она живет?" А он рассказал, что у меня старенькая жилплощадь в 39 квадратных метров. Вот таким он был человеком! Поэтому я просто боготворила человека, который спас моего ребенка, помог мне, когда я болела. Никогда и никто из всех представителей руководства, с которыми я работала, не сделал для меня так много, сколько сделал Гейдар Алиев. В нем поражали оптимизм, внимательное отношение к людям и безграничная любовь к родине, забота и внимание даже к совершенно незнакомым людям", - сказала Калерия Кислова.

Калерия Венедиктовна вспоминает о том, какие теплые отношения были в семье Гейдара Алиева.

" С Зарифой Азизовной я познакомилась в Алмате в Казахстане в конце 70-х, где она была вместе с Гейдаром Алиевичем. Он очень любил свою супругу, всем бы мужчинам такие чувства по отношению к близкому человеку! Даже в этом он отличался от всех! После того, как он представил меня своей супруге, мы побеседовали, и как оказалось, она очень много хорошего слышала обо мне от Гейдара Алиевича. Она сразу же обняла меня, и я почувствовала родственного мне по душе человека. После этого мы несколько раз встречались, и она всегда называла меня Калерией ханум, и мне это очень было приятно слышать. Зарифа Азизовна была потрясающей, очень образованной, отзывчивой и доброй женщиной. Она была для меня образцом умной, тонкой и мудрой женщины. Я по-человечески восхищалась этой семейной парой! ... 1985 год был очень трудным для Гейдара Алиевича. В это время его супруга Зарифа Азизовна уже сильно болела. Перед очередной командировкой Гейдара Алиевича на Алтай мы увиделись с нею в Большом театре, где он выступал на 8 марта с докладом. Она позвала меня и попросила: "У меня к вам большая просьба, Калерия. Следите, чтобы он не простудился. Он не любит надевать шапку и шарф, а ведь там холодно, а он человек южный". Так она о нем заботилась. 15 апреля 1985 года - этот день никогда не забуду. Скончалась Зарифа Азизовна. Утром, когда поехала в Кремль и вошла в кабинет, чтобы выразить свои соболезнования, увидела совершенно другого Гейдара Алиевича. Он только что приехал из больницы, где провел всю ночь, не спал, на него было больно смотреть. Тогда впервые увидела слезы Гейдара Алиевича... Я пыталась что-то сказать, как-то поддержать словами, а он ответил: "Я потерял не только жену, я потерял друга..."

Прошло много лет с тех пор, как Гейдар Алиев уехал из Москвы. Прошло много лет с тех пор, как его не стало. А его бывшая команда, те, кто остался, до сих пор встречаются и отмечают день памяти - 12 декабря и день его рождения - 10 мая.

Мы всегда говорим: "Мы - команда Гейдара Алиевича!"" - завершила беседу Калерия Венедиктовна.

Легенда советского телевидения, бессменный режиссер программы «Время» ЦТ Калерия Кислова успела поработать за свою долгую профессиональную жизнь с первыми лицами СССР и России Леонидом Брежневым, Юрием Андроповым, Михаилом Горбачевым, Борисом Ельциным и Гейдаром Алиевым. Но именно Гейдар Алиевич стал для Калерии Венедиктовны особенным начальником, а в последствии и добрым другом. "Моих воспоминаний об экс-президенте Азербайджана хватило бы на целую книгу", - призналась Калерия Кислова корреспонденту «Москва-Баку» .

Первое знакомство

Впервые я оказалась в Баку в 1987 году. Тогда Леонид Ильич Брежнев приехал в столицу Азербайджана с официальным визитом, а я работала в составе телевизионной группы Брежнева. У меня сложилось впечатление, что Леонида Ильича встречал весь город Баку и как положено очень гостеприимно. В первый же день я познакомилась с Гейдаром Алиевичем. Он сразу расположил к себе всю нашу делегацию. Никогда не забуду его приветливость и простоту. Хотя уже тогда он занимал высокий пост и был Первым секретарем Компартии Азербайджанской ССР. Я знала всех руководителей союзных республик, но Гейдар Алиевич был особенным. Во-первых, он прекрасно знал свое дело, настоящий профессионал, дипломат, а во-вторых, с ним по-человечески было легко и интересно работать. Казалось бы, человек необыкновенный и статусный, а вел себя очень просто. Позже мы с ним по работе объездили весь СССР и полмира: были на юге, западе и востоке, и я ни разу не видела, чтобы он на кого-то смотрел свысока.

Он всегда знал, кому нужна помощь

С первых минут знакомства Гейдар Алиев называл меня Калерией, а я его, конечно, Гейдар Алиевич. Он прекрасно владел русским языком, но иногда мог вот так, запросто, позвонить на работу в «Останкино», или домой и консультироваться со мной, как лучше построить то, или иное предложение. Он меня уважал и ценил за то, что я всегда пыталась ответить на его просьбу. Иногда даже приходилось приезжать в его Кремлевский кабинет, где мы подолгу обсуждали вопросы, много общались. Еще одно качество, за которое Гейдара Алиевича ценили все его сотрудники - это желание помочь. Он всегда приходил на помощь, никогда не спрашивал напрямую, но всегда знал, кому нужна помощь и какая. Было и такое в моей жизни, что он спас меня, когда я очень сильно болела. За такую заботу безмерно благодарю его до сих пор!

Зарифа Алиева – милосердная и отзывчивая

Так сложилось, что с супругой Гейдара Алиевича мы познакомились не сразу, а спустя какое-то время и не в Баку, а в Алма-ате. Когда я приезжала в Баку в первый раз, у Зарифы Азизовны были дела и много работы. Она почти никогда не появлялась вместе с мужем. Только украдкой мне удалось увидеть ее на приеме в честь отъезда Брежнева из Баку в 1978 году, но тогда я постеснялась подойти и познакомиться. В Алма-ате мы встретились случайно, но как оказалось, Зарифа Азизовна уже знала меня по имени, тепло обняла и даже сделала комплимент. Она сказала, что ей понравилось платье, в котором я тогда была на приеме. Позже Зарифа Азизовна всегда при встрече называла меня Калерия ханум. Первая леди никогда не ограничивалась формальным светским общением, она всегда была внимательна и добра, а также щедра. Никогда не отпускала из Баку без подарков и почти всегда лично провожала в аэропорту. В последний раз с Зарифой ханум мы виделись ровно за месяц до ее ухода из жизни. Я не знала, что она уже тяжело болеет и, что это наша последняя встреча. На ее похоронах все как могли поддерживали Гейдара Алиевича. У меня даже сохранились фотографии об этом грустном дне, и до сих пор стоят на полке. Вместе с Зарифой Азизовной ушла и часть Гейдара Алиевича, на нем лица не было. Но ему помогла семья – совсем молодые Ильхам и Мехрибан. Они стали для него опорой.

Посмотрите на Баку с верхней точки...

В первый раз я приехала в Баку в 1978 году, а крайняя поездка состоялась летом 2014, отдыхала на берегу моря почти месяц. Наверное, я люблю Баку за то, что он мне многое дал, так сложились звезды. Здесь я много работала, и отдыхала, сначала вместе с сыном, потом с внуком. Я знакома с разным Баку, но он всегда был хорошим и меня радовал. Когда приезжала во времена СССР и ехала из аэропорта, то видела только засохшую пустыню и «качалки» нефти. Но и этот пейзаж я очень любила. Теперь же этот город как оазис в пустыне: с прекрасными дорогами, инфраструктурой и небоскребами. Мне Баку нравился всегда. Могу сказать, что это один из самых прекрасных городов на земле, а я объездила полмира и поэтому могу судить. Могу посоветовать тем, кто только собирается туда поехать: обязательно посмотрите на Баку с верхней точки в светлое и темное время суток. Я уверенна, что это воспоминание останется с вами на всю жизнь.

Навечно в памяти людей

Уже 13 лет прошло с тех пор, как Гейдара Алиевича нет на этом свете. Но в моей памяти и в памяти людей он останется навсегда. Особенно хорошо его негласное присутствие ощущается в Баку. Когда я туда приезжаю, иду к нему на могилу поклониться и долго разговариваю…Нас связывала работа и дружба, очень большой отрезок времени, который невозможно забыть. Во многих интервью рассказываю о его характере, о том каким он был человеком и так далее. Возможно, воспоминаний хватит на целую книгу, и ее издадут мои дети. Тайн в нашей дружбе не было и мне хочется рассказать еще больше о нем, о его прекрасной семье и стране, которую он безмерно любил.

СПРАВКА: Калерия Венедиктовна Кислова родилась 20 апреля 1926 года в поселке Каргат Новосибирской области. Закончила школу-студию при театре "Красный факел" в Новосибирске и ГИТИС в Москве. Работала в театрах Новосибирска и Алма-Аты. С января 1961 г. - ассистент режиссера в Новосибирской студии телевидения. В этом же году перешла на работу в Молодежную редакцию ЦТ в Москве. Работала над созданием цикла передач "Наш современник", тележурнала "Молодость", телепередачи "А ну-ка,девушки!" и других. Много работала на передвижных телевизионных станциях (ПТС) во время трансляции парадов и демонстраций на Красной площади, фестивалей молодежи и студентов Болгарии и Финляндии, соревнований Олимпиады-80, телемостов, Ленинградского Всемирного форума молодежи. В 1974 году по приглашению Главного редактора перешла на работу в главную редакцию информации (программа "Время"). Режиссер, а потом главный режиссер руководила трансляцией всех самых ярких событий в жизни нашей страны. Лауреат Государственной премии СССР, Заслуженный деятель искусств РФ, награждена Орденом "Знак почета", медалью к ордену "За заслуги перед Отечеством" II степени, Благодарностью Президета РФ. Лауреат премии Телегранд-2011 г. С 2004 года работает в редакции программы «Время», но на другой должности. Говорит, что просто уйти на пенсию не может, а ее роман с телевидением не закончится никогда.